— Обратите внимание на карту Парижа, висящую на стене. На ней я обозначил места совершения убийств и покушений, имевших место двенадцать лет назад, а также нападения, произошедшего на прошлой неделе. Это значит, что мы работаем над всеми делами Фокусника сразу. Вы должны иметь в виду, что поведение этого типа, по-видимому, не имеет какой-либо привязки к местности, но он кладет глаз на мальчиков определенного типа. Подробности вы можете узнать прямо здесь.
Мистраль указывает собравшимся на стенд, представлявший (на закрепленных на нем карточках) четыре основных аспекта рассматриваемой проблемы: «Преступник», «Жертвы», «Место преступления», «Выводы». В комнате повисает тяжелая, напряженная тишина: собравшиеся внимательно изучают аналитические выкладки своего патрона. Только Дюмон остается совершенно индифферентным. Мистраль не показывает, что это заметил.
— На данный момент это все, чем мы располагаем. Замечания будут? Всем спасибо.
Дюмон, не проронив ни слова, уходит первым, подчеркнуто быстрым шагом. Мистраль столь же демонстративно игнорирует его демарш. После того как все расходятся по своим рабочим местам, в кабинете с Мистралем остается лишь Кальдрон.
— Думаю, у нас весьма ограничен выбор подходов к этому делу. Можно, конечно, мобилизовать все наши ресурсы, поднять старые дела, но проблема в том, что большинство оперативников не служили здесь, когда Фокусник начал свою игру. Нужно, чтобы они проявили все свои способности.
Кальдрон, взглянув на Мистраля, качает головой:
— Я с вами согласен. У нас действительно практически нет выбора. Мы занимались этой работой как безумные на протяжении двух лет и не нашли ни единой зацепки, совершенно ничего. Помню наши собрания с полицейскими из Управления общественной безопасности. Мы искали человека маленького роста, темноволосого и худого. Они приводили нам больших и толстых, блондинов и рыжих. Останавливали всех, кто попадался им в тех местах, где особенно часто бывают дети.
— Представляю себе, какие были склоки.
— Поначалу да. Парни из следственного не понимали, зачем они приводили нам всех этих типов. А потом, через некоторое время, все заметили, что активность всяких извращенцев и эксгибиционистов резко сократилась. Отдел, занимающийся несовершеннолетними, очень тесно сотрудничал с нами, и в результате было арестовано немало находившихся в розыске педофилов. Поэтому мы перестали возражать против тактики широкого охвата.
— Я ознакомился со всеми архивными материалами, и у меня возникло ощущение, что вы уже проработали все версии. Тем не менее я не удовлетворен тем, как велись поиски убийцы.
Кальдрон вопрошающе смотрит на Мистраля.
— Например, в досье ничего не говорится о его предполагаемых поведенческих особенностях, мотивах, нет намека на попытку смоделировать его личностную характеристику. Почему он выбирает именно мальчиков, а не девочек того же возраста? Что значит эта поза, в которой он оставляет всех своих жертв на месте преступления?
Мистраль понимает, что он своими словами поверг Кальдрона в смятение, и жестом пытается его успокоить.
— Венсан, я не говорю, что вы плохо проделали свою работу. Вовсе нет. Но я уверен, что за двенадцать лет эти вопросы больше не поднимались. Ведь так?
— Вы правы. Психологический портрет убийцы — об этом все тогда говорили, но никто толком не знал, как за что взяться, а еще в то время на подобных делах особо не зацикливались. Когда мы это обсуждали, то приходили к мнению, что такая задача в большей степени относится к компетенции следственных органов прокуратуры и учреждений, проводящих психиатрическую экспертизу, и не решается на стадии полицейского расследования.
— Венсан, а вот сейчас мы попытаемся сделать акцент именно на этом. В любом случае другого пути у нас нет. Завтра утром мы отправимся в Туке на встречу с Перреком.
— Перрек очень удивится, увидев нас. Надеюсь, он на меня не обидится за то, что я ему не все рассказал. А когда он узнает, что Фокусник вернулся…
Не договорив, Кальдрон мимикой достаточно красноречиво выражает то, какая реакция воспоследует от его бывшего коллеги.
Они покидают кабинет и отправляются к кофейному автомату.
— Не хочу затрагивать вопрос, меня непосредственно не касающийся, но все видели, что вы с Дюмоном не испытываете друг к другу большой симпатии.
Мистраль пожимает плечами:
— А чего вы, собственно, хотите? Когда полицейский отказывается признать, что, имея дело с серийными убийствами, нужно как можно оперативнее использовать все ресурсы в поисках преступника и быть в курсе дел других служб криминальной полиции, — это значит, что он ничего не понимает в происходящем. Венсан, вы не хуже моего знаете, что Дюмон уязвлен и недоволен, что он хотел бы в одиночку взять за воротник Фокусника. Он, несомненно, спит и видит, чтоб его фотографии появились на страницах газет.
Кальдрон кивает в знак согласия.
— Будем надеяться, его поведение не причинит вреда расследованию.
Допив кофе, Кальдрон возвращается в свой кабинет, а Мистраль отправляется к Франсуазе Геран, чтобы изложить ей свой план действий.
Рассвет Арно Лекюийе встречает в еще более угнетенном и разбитом состоянии. В его снах присутствует так много смятения и насилия, что он всякий раз, проснувшись, удивляется тому, что еще жив. От испытанного ужаса он весь взмок и лежит на постели неподвижно. Он не осмеливается пошевелиться и даже не поворачивает голову, опасаясь, что снова начнется этот кошмар, уже наяву. Через некоторое время после пристального созерцания потолка пятно на штукатурке помогает ему осознать, что он находится в своей комнате. Не в тюрьме, не в аду. Тогда он медленно встает, обливаясь потом и испытывая боль в сведенных судорогой мышцах, и отправляется в ванную. За последнее время ему удалось воспитать в себе привычку бриться и умываться, причем оказалось, что этот ритуал приносит окончательное избавление от его ночных преследователей. По окончании туалета он брызгает на себя несколько капель семейной реликвии — туалетной воды из флакона отца.
Более-менее уверенный в себе, он выходит из дома, чтобы выпить кофе с круассаном в привычном баре, возле книжного магазина на улице Бют-о-Кай. Усаживаясь на диванчик из красного молескина, он с презрением оглядывает присутствующих и еле удерживается от того, чтобы воскликнуть: «Вы скоро обо мне услышите, и я тогда посмотрю на вашу реакцию». Официант и завсегдатаи уже включили этого маленького, незначительного человека, сидящего на диванчике и высыпающего себе в рот сахар, прежде чем выпить кофе, в свою картину мира. Никто из них не испытывает желания заговорить с ним.
Арно Лекюийе твердым шагом направляется к своему фургончику, припаркованному на бульваре Бланки, и еще издалека примечает его. Он успокаивает своей непорочной белизной и отсутствием задних окон. Это фургончик для работы, мини-вэн. Стекло — только в кабине водителя. Задняя часть, где хранятся различные инструменты и приспособления, совершенно не просматривается снаружи. Вот почему Лекюийе не видит ничего предосудительного в том, чтобы воспользоваться этой уединенной и умиротворяющей обстановкой для осуществления своих, пусть кому-то и кажущихся несколько спорными, замыслов.
Сегодня утром ему предстоит заехать к Да Сильве за списком клиентов. По-прежнему строжайшим образом соблюдая правила дорожного движения, Лекюийе приезжает в мастерскую на полчаса позже, чем следовало. Он выходит из машины, видимо, слишком поспешно и уверенно, потому как демоны тут же одергивают его: «Осторожно! Не торопись так! ОСТОРОЖНО. Не обращай на себя внимания, погаси свой взгляд!» Лекюийе, конечно же, молча выражает демонам свою признательность и через полсекунды снова превращается в маленького, незначительного человека.
В кабинете находятся оба Да Сильвы, отец и сын. Лекюийе инстинктивно замечает, что сын рассматривает его как-то слишком пристально. Вероятно, отец прямо так и сказал ему: «Мне нужно твое мнение».
Арно Лекюийе чувствует, что демоны взяли бразды правления в свои руки, и не препятствует им.
