Поэтесса шла следом за лифтером, дисциплинированно выдерживая дистанцию, не наступая на пятки, но и не отставала. Сначала движение проходило под редкими тусклыми лампами, скрывающимися за решетками и открывающими отрезки пути в кромешной тьме. На неосвещенных участках автоматически включались «пээнвэшки», превращая окружающий мир в призрачный, и отключались, переходя в режим ожидания в миг приближения к очередному источнику света.
На стенах и потолке гнездились колонии белого лишайника. Пол покрывал толстый слой трухи, образовавшийся из отмерших частичек растений. Спутница неосторожно шаркнула по полу ногами, подняв облачко невесомой пыли.
За спиной лифтера раздалось громкое: «Апчхи-и!»
– Тихо, – цыкнул Олег. – Вот появится попрыгунчик, он твой насморк быстро вылечит.
– А что он ест? – спросила она, шмыгая носом.
– Поэтесс, – ответил, не задумываясь, каэсэсовец. – Но ты не бойся, тебе ничего не грозит.
– Тебе не понравились мои стихи?
– Наоборот, они восхитительны. Сразу берут за сердце, – покривил душой лифтер. Немного подумав, он внес уточнение: – Попрыгунчик предпочитает графоманов-рифмоплетов.
– Здорово! Жаль, что прыгунов нет на поверхности. Навел бы порядок в поэтических кругах. И критики не будут нужны. Нам не помешала бы тотальная… – женщина прищелкнула пальцами, подбирая нужное слово.
– Зачистка, – подсказал каэсэсовец.
– Вот-вот, – обрадовалась служительница музы. – Зачистка. А плохих критиков он жрет или, как все, брезгует?
– Тихо, – пресек словесный поток Олег.
Они шагали и шагали. В какой-то момент перед ними оказался не очередной поворот, а прямой отрезок пути, заканчивающийся вдалеке глухой стеной.
Лифтер не зря свернул в старый заброшенный тоннель. Это была часть экскурсии. Проход заканчивался тупиком, освещаемым единственной тусклой лампой, установленной предприимчивыми каэсэсовцами.
На пыльном полу отчетливо виднелись многочисленные отпечатки ботинок. Несмотря на внешнюю заброшенность, проходом, похоже, не так давно пользовались. Впереди зажегся синий светлячок. Завидев свет рукотворного маячка, лифтер ускорил шаг. Свет автоматически включался от датчика, реагирующего на движение. Не лишняя предусмотрительность, рассчитанная на экономию энергии.
Они свернули в очередной проход. На этом отрезке широкого тоннеля еще светили через одну тусклые лампы. Вокруг лишь сумрак и тишина. Если не считать звука шагов. Ада невольно прислушалась. Легкий стук подошв ботинок о бетон заглушился, перейдя в поскрипывание. Поэтесса посмотрела вниз. Под ногами следы проводника чернели на белой поверхности. Она сначала решила, что это снег. Любой бы так решил, тем более новичок. Неожиданно захотелось слепить снежок и засветить им меж лопаток лифтеру. Вернуть должок за то, что заставил ждать ее в полном одиночестве. Ишь ты, устроил экзамен на «нештатную ситуацию». Повинуясь накатившему детскому желанию, Ада на ходу зачерпнула ладонью белую субстанцию. «Снег» оказался невесомой пылью. Она тоненькими струйками просочилась между пальцами женщины.
Олег неожиданно остановился и повернулся к ней. Как будто угадал ее нереализованное желание влепить ему что-нибудь в спину?
– Здесь раньше стояла первая модель «Контролера»… недоработанная. Сначала действовала по программе, пока что-то не замкнуло в позитронных мозгах. Это чудо техники столько тут натворило, начало распылять всех подряд. Когда сели аккумуляторы, увезли на доработку и отладку… Так что мы сейчас идем по кладбищу.
Сбой в программе случился неожиданно. Боевой излучатель «Контролер М» перестал отличать своих от чужих и, засекая любую движущуюся цель, облучал ее особыми частотами, вызывающими распад органических соединений в белках живых существ.
…Белая пыль стекла между пальцами. Прах к праху. На ладони осталась лежать маленькая полевая четырехлучевая эмблемка с каплей зеленой эмали в центре. Такие носят военнослужащие спецподразделений Сухопутных войск. Как раз из них формировались патрульные группы.
– Это лучше оставить здесь. – Лифтер аккуратно взял эмблему двумя пальцами с ладони, затянутой в перчатку, и бережно положил на пол. Белый прах жадно проглотил кусочек металла. Олег вздохнул: – Не убереглись парни. А ученым хоть бы что. Устроили тут у нас испытательный полигон. Все новинки здесь обкатывают.
– Тут только солдаты полегли?
– Нет, здесь и наши где-то лежат. Пока разобрались, в чем дело, слетевшая с катушек железяка косила всех подряд. Не стоит лишний раз беспокоить прах погибших.
Ада начала поспешно отряхивать ладони.
Пошли дальше, невольно ускорив шаг. Хотелось побыстрее уйти с погоста.
Лифтер не забывал шарить взглядом по полу. Ему не улыбалось угодить в выемку, заполненную бетонной пылью и крошевом. Такие отметины оставляют после себя бетоноройки. Сами по себе они безобидны для человека, но в такой «луже» мог под слоем серой взвеси затаиться электроскат, поджидающий добычу. Тряхнет – мама, не горюй. Бетоноройки напоминали собой полуметровый обрезок шланга. Они предпочитали необычное меню, обкусывая кусочки бетона вместе с плесенью и лишайниками, особенно бурно разросшимися там, где проходят трубы теплоцентралей. У бетонороек есть наружные резцы, которыми они дробят пол и стены в поисках пропитания. В глубине рта у них находятся глоточные зубы в виде пластин, с помощью которых они перемалывают прочный строительный материал в мелкую труху. Ну, а отработанный бетон выходит ясно откуда. Бетоноройки выгрызают себе убежища в виде извивающихся ходов, куда всегда могут скрыться при опасности. Когда приходит время спячки, они начинают обильно выделять слизь и этой быстро затвердевающей на воздухе желеобразной массой, как пробкой, запечатывают вход в свой дом. Там бетоноройки спокойно отдыхают, переваривая пищу: ни один враг не учует. Когда же приходит время выбираться наружу, они просто прогрызают «дверь».
Проход начал сужаться, открывая синеватую мерцающую перспективу. Освещение было довольно сносным, особенно если учесть, что источник света установили Шаржуков и Бормотов собственными руками. Их личная задумка для подобных экскурсантов.
Синий цвет лампочки они специально выбирали для соответствующего антуража, в мертвячьем свете все выглядит особенно эффектно. А посмотреть было на что.
У стены лежал пустой панцирь высотой в половину человеческого роста, утыканный костяными метровыми иглами. Поодаль лежали останки хитиновых конечностей, перекрученные огнем. Головогрудь панциря зияла пустыми провалами глазниц, выеденных пламенем. Армейцы с огнеметами в руках преследовали прыгуна, пока не загнали в тупик. Здесь мутант встретил последние мгновения бытия. Запах гари со временем выветрился, но следы копоти отчетливо виднелись на шипастых боках. Когда еще не были забетонированы все проходы на нижние уровни, такие твари прорывались снизу, стараясь выбраться на поверхность. На первом уровне они не успевали вырасти до огромных размеров. За этим следили сотрудники Службы и военные. Разумеется, по мере своих сил.
– Обожрался графоманчиками, – серьезно проговорила Ада, обозревая колюче-костяные останки. – Обожрался, бедненький, и сдох.
Вместо того чтобы охать и ахать, поэтесса решительно шагнула вперед и, цепко ухватившись за костяной шип, с силой дернула на себя.
Такая реакция не понравилась лифтеру.
– Э-э-э, стой! – каэсэсовец протестующе замахал руками.
– Сувенирчик, – ответила женщина, не выпуская костяную иглу из рук. – На память.
– Не трожь экспонат. – Олег чуть не проговорился. Он тут же поправился: – На шипах может оставаться яд. Поаккуратнее, красавица.
Неизвестно, что больше подействовало: «яд» или «красавица». Но Ада перестала корежить корпус прыгуна, выламывая памятный сувенир. Осквернение декорации прекратилось.
На место последнего приюта прыгуна приятели наткнулись во время очередной вылазки за раковинами сухопутных моллюсков. Друзья сразу же решили включить устрашающую находку в маршрут
