Судьба сводила старшего инспектора из отдела дознания с лифтером лицом к лицу не в первый раз. Следователю особенно не хотелось вспоминать об их первой встрече.
Это было несколько лет назад, он пытался прищучить Шаржукова и его приятеля Бормотова за нелегальную торговлю раковинами, но ничего, кроме зря потраченного времени и полного разочарования, не вышло. Сначала все шло как по маслу. Каэсэсовцы пришли на встречу с подставным покупателем. Партитура, любовно написанная следователем, начала разыгрываться акт за актом. Тогда Олег и Алексей были еще зелеными салагами, в самом начале своей карьеры. Это сейчас они так заматерели. Но, что ни говори, а уже тогда чутье у каэсэсовцев было звериное. В тот раз, почуяв неладное, приятели избежали ловушки, скрывшись в вентиляционной шахте. Искать беглецов под землей было бессмысленно и небезопасно. Городские катакомбы – это их вотчина. Здесь они чувствовали себя как рыбы в воде. Видеосъемка зафиксировала две фигуры в форменных комбинезонах с накинутыми на голову капюшонами. Лица закрывали темные защитные щитки. При увеличении поставленная на стоп-кадр запись показала, что идентифицированные нашивки на груди заклеены обычным медицинским пластырем для мозолей. Пришли из уличного подземного перехода и канули под землю. Кстати сказать, место встречи с покупателем они определили сами. Не нравятся условия, сделки не будет. Тогда на это полицейские не обратили внимания, а зря. Аванс, гаденыши, взяли немаленький. Заметьте, казенных денег. Стоя у распахнутой настежь решетчатой дверцы шахты, за которой темнела многометровая глубина вертикального провала, следователь, а тогда еще младший инспектор, до боли сжал кулаки. В голове пульсировала одна мысль: «Развели, как неопытного стажера. Поди попробуй найди их в запутанном лабиринте тоннелей. Затаились в темноте и хихикают над ними, втихаря потешаясь. Чтоб им провалиться!»
Профессиональная гордость была уязвлена. Младшего инспектора Федотова душила детская обида. Горечь поражения выплеснулась громким ругательством. Эхо, живущее в широкой трубе шахты, весело отозвалось, и из черной овальной дыры донеслось: «Ля! Ля-а!.. Ля-а-а!..» Плюнув от избытка чувств в темноту, горе-сыщик отправился в отдел писать отчет и готовиться к ежемесячным вычетам из зарплаты. О летнем отпуске на берегу ласкового моря можно было забыть…
В наказание за бездарный провал операции младшего инспектора перевели с оперативной работы в спецотдел. Не хватает сноровки ловить каэсэсовцев, займись профилактикой в среде потенциальных правонарушителей.
На следующий день десяток свидетелей обеспечили Олегу и Алексею непоколебимое алиби. Каэсэсовцы в один голос подтвердили, что они в этот день и как раз в это время обедали в служебной столовой. Сотрудники Службы были из разных отделов, но круговую поруку никто не собирался нарушать. Каэсэсовское братство стояло выше закона и, тем более, – службы собственной безопасности. Сделать подлянку синим мундирам считалось хорошим тоном в среде каэсэсовцев…
Вторым в кабинет следователя вошел Бормотов. Алеша справедливо опасался, что его попытаются использовать не по назначению, а в качестве громоотвода или козла отпущения за то, что тоже был не в ладах с Плевком и хуже того – дружил с Олегом.
Но ни тем, ни другим лифтер становиться категорически не желал. Он привычно сделал оловянные глаза и начал играть роль услужливого болвана, готового во всем сотрудничать со следствием. Любой вопрос он переспрашивал одной и той же фразой: «В смысле?» В лучшем случае отвечал невпопад: «да» или «нет». Посторонний человек справедливо решил бы, что ай-кью у Бормотова ниже железного табурета, привинченного к полу, на котором тот сидел. Но бывший младший, а теперь старший инспектор справедливо не считал себя посторонним. Он уже имел печальный опыт общения с каэсэсовцем.
– Что за чушь вы несете? – тоскливо вопрошал старший инспектор.
– В смысле? – пучил глаза Алексей. Для разнообразия он периодически сводил их к переносице.
– Отвечайте на конкретно поставленный вопрос.
– Да, да, нет, да, – четко отбарабанил Бормотов с мудрой улыбкой имбецила на лице.
Иногда он замолкал, закатывая глаза к потолку, чтобы потом разродиться очередным: «В смысле?» Менялась лишь интонация и тембр голоса, но никакой ясности это не прибавляло.
Старшему инспектору по службе было положено хранить спокойствие. Но уже через полчаса хваленая выдержка профессионала дала трещину. Федотов жахнул рукой по столешнице. С сухим треском сломалась ручка, зажатая в кулаке. Вторая за сегодняшний день.
Следователь больше не шипел, он сорвался, заорав на Бормотова, который преданно улыбался ему в лицо: «Хватит тупить! Пошел вон отсюда!» – и повелительным жестом указал на дверь.
Лицо Алексея приобрело нормальное выражение. Он на глазах превращался в дееспособного человека. Лифтер ужом выскользнул в коридор, не забыв мстительно хлопнуть дверью. Последнее слово осталось за ним.
Следователь достал из стола очередную ручку и пробурчал вслед Алексею: «Надо бы с вами пожестче разбираться. Пожестче!» В последнее время у него стало входить в привычку разговаривать с закрытой дверью.
Как будто специально, но события в жизни Олега, выпавшие на его долю в октябре, явно не радовали. Загадочная и непонятная смерть Плевка, последующие беседы в спецотделе. К чести следователя, вешать на Шаржукова всех собак он не собирался, а круг недоброжелателей у Плевка был слишком широк. При жизни тот мало с кем ладил и даже после своей кончины сумел многим испортить настроение. Безопасники долго и нудно мотали нервы не только двум лифтерам, но и другим каэсэсовцам похожими вопросами: «Что делали?», «Где были в тот день?», «Как относились к безвременно почившему?» Шаржуков в разговорах лишь пожимал плечами и отвечал односложно, стараясь не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Загвоздка у дознавателей заключалась еще в одном. Точное время кончины Плевка установить было трудно. На труп наткнулись, когда он пролежал в одном из многочисленных закоулков много дней. Требовать поминутного алиби в течение недели у каэсэсовцев, бывших с покойным в плохих отношениях, было делом бессмысленным и муторным. Обе стороны, следователи и допрашиваемые, это прекрасно понимали.
В журнале записи нарядов у Плевка не числилась разнарядка в тот район города, где нашли его обезображенное тело. Вывод лежал на поверхности: каэсэсовец был на халтуре. Что или кого он искал, осталось невыясненным. На трупе отсутствовал форменный комбинезон, а стандартный набор амуниции был аккуратно сложен у стены. Больше ничего. Кто это сделал, зачем сняли форму с тела? Зачем? Почему? Вопросов больше, чем ответов. Дело о смерти сотрудника Службы еще не было закрыто, но мало кто сомневался, что тоненькая пластиковая папка уголовного дела по факту насильственной смерти с несколькими фотографиями трупа, листами протоколов допросов подозреваемых и осмотра места преступления рано или поздно окажется в архиве. Скорее раньше, чем позже.
Невозмутимый Шаржуков и взъерошенный Бормотов шли по коридору главного здания Службы. Лешина личина идиотика быстро спала с лица, с таким трудом сдерживаемые на допросе эмоции требовали выхода. Он яростно жестикулировал и, как заводной, повторял одно и то же:
– Чудом ушли! Чудом! Слышь, Олежек, чего молчишь. Ведь чудом ушли! А? Чудом.
Похоже, его слегка подзаклинило. За друзьями числилось немало грешков, мелких и не очень.
– Из тебя в прошлом вышел бы хороший семафорщик. Цены тебе на корабле не было, – непрошибаемый Олег к посещению следователя отнесся философски. – Хватит махать, уже перед глазами рябит. В этот раз мы не при делах. Ничего следователь на нас не повесит. Мы ему не по зубам… руки коротки.
– Это ты его грохнул? – неожиданно спросил Алексей. – Только честно. Я – могила! – Бормотов сложил большой и указательный пальцы вместе и сделал жест, будто застегивает рот на «молнию». – Ну ты крут! Но, по-моему, это перебор даже для тебя.
– Я тебе сейчас по башке грохну! – Олег на всякий случай оглянулся. Никто не слышит Алешкин треп. Второй раз общаться с дознавателем не хотелось. – Клянусь, не я!
– Чем клянешься? Ну-ка, ну-ка!
– Самым дорогим на свете, клянусь… – Шаржуков выдержал паузу и мстительно добавил: – Твоим здоровьем, трепло!
Леша замолк на полуслове. Было видно, что такая клятва ему не по душе. Он хотел что-то сказать, но вдруг схватился за сердце обеими руками.
– Ну ты и зараза, – только и успел произнести Бормотов. Он закатил глаза, захрипел… Алексей
