Подземный рейд

прислонился к стене и уже собрался картинно сползти на пол. Надо наглядно показать другу, что есть вещи, которыми шутить не стоит.

Но тут его агонию прервали на пике кульминации. Сердечко у лифтера «прихватило» неподалеку от зала Славы. Из-за неплотно закрытой двери донесся слаженный гром мужских голосов, вещавший от первого лица:

– Я клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным и бдительным сотрудником Коммунальной Службы Спасения, выказывать вышестоящим начальникам беспрекословное повиновение, исполнять приказы со всей решительностью и всегда строго хранить служебные тайны, которые мне доверены.

Я клянусь сознательно осваивать новые знания, всегда поддерживать честь нашей Службы. Если потребуется, я клянусь не пощадить ни своей крови, ни своей жизни ради общего блага и во имя долга. Настоящим клянусь своей честью, что в мире и в час испытаний, на земле, под землей, на море и в небе, всегда и везде я буду честно служить. Я буду подчиняться установленным правилам и своим начальникам. Я буду дорожить честью Службы больше, чем собственным существованием. Я буду повсюду и в любых условиях. Я до последних сил буду выполнять то задание, которое поручено. Я обещаю вести себя честно и открыто. Я буду держаться ровно с моими товарищами и всегда и во всем им помогать. Я никогда не преступлю свой служебный долг, будь то из-за родственных связей, по дружбе, зависти, из-за вражды или по любой другой причине. Если же меня поставят на руководящую должность, я обязуюсь быть справедливым по отношению к подчиненным, заботиться об их благополучии, быть их советчиком и руководителем, а также буду стремиться к тому, чтобы быть для них вдохновляющим примером. Я буду исполнять все это, следуя своей чести и совести. И да обрушится на меня самое ужасное наказание Службы и презрение товарищей, если я нарушу свою торжественную клятву! Я принимаю на себя эти обязательства свободно, понимаю их буквально и не имею цели их нарушить. Я хорошо и добросовестно буду исполнять обязанности, налагаемые на меня. Клянусь предавать своих мертвых земле. Смерть не властна надо мной. Мое тело – тлен. Душа моя вечна. Да поможет мне Бог! Я приношу эту священную клятву перед лицом товарищей. Я готов как настоящий каэсэсовец в любое время положить свою жизнь за принесенную клятву. Клянусь!

Слова присяги доносились в коридор то тише, то громче. Гром голосов накатывал волнами, становясь все мощнее. Последнее слово присяги-клятвы кандидаты в каэсэсовцы, а теперь уже полноправные сотрудники Службы дружно произнесли на выдохе. После этого слаженный грохот мощных голосов смолк. Порхающее эхо отразило последнее слово от высоких стен конференц-зала и рикошетом ворвалось в коридор из-за неплотно прикрытой двери: «Клянусь! Кля-я-нусь!..»

Шаржуков уперся взглядом в проем и громким шепотом продолжил за эхом:

– Клянусь!

– Ты веришь в совпадение? – Алексей облизнул враз пересохшие губы. Слова текста присяги вызывали ощущение колоссальной мощи, всколыхнув в душах прожженных циников давно позабытые чувства. Он передумал сползать на пол с закрытыми глазами, вопросительно глядя на друга. – Так веришь или нет?

– А сам-то как думаешь? – Олег никогда не любил людей, отвечающих вопросом на вопрос, но сейчас ничего более умного в голову не приходило.

Внезапно занедужившему каэсэсовцу стремительно полегчало. Из-за дверей донесся монотонный визгливый фальцет, многократно усиленный динамиками. Разительный контраст голосов неприятно резанул по ушам.

Из зала продолжало доноситься раздражающее «бу-бу-бу». Лифтеры переглянулись. Ошибиться было невозможно. На приведение к присяге молодого пополнения каэсэсовцев всегда должен присутствовать кто-то из руководства Службы. Нормальные люди всеми правдами и неправдами старались отвертеться от участия в торжественном мероприятии, давно превратившемся для ветеранов в занудную рутину. В таких делах был незаменим один человек – заместитель начальника КСС по воспитательной работе с личным составом старший инспектор Шишканов. Он расцветал на таких торжествах, чувствуя свою значимость и незаменимость. Всегда приятно сознавать, что ты нужен, особенно когда ничего не умеешь делать, а только громко и складно талдычить одно и то же, взгромоздившись на трибуну. Шишканов не пропускал ни одного приведения к присяге. Когда еще можно поучить уму-разуму молодежь, которая быстро заматереет, и тогда уже появится шанс нарваться на грубость.

Не сговариваясь, лифтеры подошли к дверям. Если среди молодежи есть пополнение, то сегодня они будут по старому обычаю проставляться в отделах, куда их распределят кадровики. В воздухе на глазах стал материализовываться призрак дармовых посиделок в «Хоттабыче». Приятели были атеистами, но любую халяву считали даром богов, от которого не смели отказываться.

Друзья заглянули в щелочку между створок. Прямо напротив входа красовался в полстены официальный герб Коммунальной Службы Спасения, вышитый золотом щит со скрещенными стрелами на фиолетовом полотнище штандарта. По старой традиции на стенах зала Славы висели портреты в полный рост всех начальников, начиная с основателя и первого патрона Службы. Картины были заключены в рамы с резным орнаментом в виде дубовых листьев. Традиция неукоснительно соблюдалась. Пока висели всего три холста, но места на стене предусмотрительно оставили на несколько десятилетий вперед. В стеклянных витринах разложены трофеи и чучела мутантов, которых каэсэсовцы прикончили во время несения дежурств, зачастую с немалым риском для жизни. Под всеми экспонатами прикреплены металлические пластинки с выгравированной информацией о том, где и как были добыты трофеи. Каждый прозрачный пенал-гробик повествовал о суровых буднях коммунальщиков.

Ничего лишнего в интерьере зала не было. Все подчеркнуто по-спартански аскетично и функционально. Слева и справа от сцены на стенах висели пластины из темно-серого мрамора с выбитыми на них фамилиями каэсэсовцев, погибших во время выполнения задания. Людям всегда нужны герои, на которых они будут равняться.

Когда первый раз попадаешь в зал Славы, то окунаешься в атмосферу гордости за Коммунальную Службу Спасения.

Главный воспитатель ораторствовал с трибуны, где неподвижными изваяниями застыли две шеренги новоиспеченных каэсэсовцев, внимающих каждому его слову.

С затуманившимся взглядом Шишканов вещал:

– Мощь Коммунальной Службы Спасения и безопасность горожан являются личным вкладом каждого каэсэсовца и свидетельством нашей общей готовности взаимодействовать ради решения тех специфических задач, которые на нас возложены. Значимость вашего будущего вклада в поддержание спокойствия сограждан всеми знаниями и навыками, которые вы приобрели в период пребывания в учебном центре, и ваша воля достичь поставленных перед собой целей неоценимы. Мы должны сознательно и не щадя своих сил решать стоящие перед нами задачи и соблюдать установленный порядок, помноженный…

Что еще хотел знаток человеческих душ умножить или сложить, осталось за кадром.

– Фальшивит, – покривился Олег. Он обладал тонким музыкальным слухом, над развитием которого в босоногом детстве славно потрудилась его бабушка.

– Я бы даже сказал, немного пришептывает, – поддержал друга Бормотов. У него слух напрочь отсутствовал. Но несостоявшийся лингвист интуитивно чувствовал малейшее искажение произношения, незаметное для других людей. – И не обрыдло Шишку клекотать каждый раз одно и то же, – Леша жарко зашептал другу в затылок.

Он неосторожно надавил на створку двери, не рассчитав сил. Дверь распахнулась настежь, оглушительно хлопнув о стену, и друзья ввалились в зал. Атмосфера торжественной обстановки мгновенно смазалась и исчезла.

Воспитатель, ответственный за высокий моральный дух, запнулся и сбился с мысли. Он обвел тяжелым взглядом зал.

– Дорогие коллеги! Друзья… – спохватившись, Шишканов глянул в сторону друзей, замерших в дверном проеме. – А вас, мои тупоголовые подчиненные, я попрошу закрыть дверь с той стороны.

– Вместо оскорблений лучше бы поощрили как-нибудь или чем-нибудь, – оскорбился Бормотов, пятясь в коридор. – У нас, между прочим, лучшие показатели в отделе за прошлый месяц.

– Как-нибудь, чем-нибудь, – передразнил лифтера главный воспитатель, сорвавшись с официального