Некоторые из сотен скелетов, выбеленных солнцем и дождями, лежали обнявшись. Рядом с костяками взрослых покоились детские тела. Их положили таким образом, что родители как бы и после смерти приглядывают за своими чадами.
Танкисты прошли по краю площади. В одном месте наткнулись на две аккуратные пирамидки из черепов, высотой по пояс. Черепа скалились ровными крепкими зубами. Люди, встретившие здесь свой последний момент бытия, явно были молоды. Кто-то словно развлекался, играя черепами в кубики.
С лейтенантом разведчиков в двойке был старшина, его личный телохранитель и вторая тень. Когда они проходили мимо магазинчика, где, судя по выцветшим от времени и солнца костюмам на манекенах, раньше торговали одеждой, со скрипом настежь распахнулась дверь на ржавых петлях, словно приглашая зайти. Ветру или разгулявшемуся сквозняку такое было не по силам. Разведчики переглянулись. За время, проведенное в разведрейдах, они давно научились понимать друг друга без слов.
Старшина ткнул себя в грудь и показал командиру разведгруппы один палец – «Я иду первый». Лейтенант кивнул и качнул стволом «ППШ» вверх-вниз – «Понял, я тебя прикрываю». Оба хорошо понимали, что тот, кто пойдет первым, будет приманкой для врага и вызовет огонь на себя, если внутри засада. Бурят, пригибаясь, прокрался внутрь магазина. Лейтенант, выждав положенное время, так и не дождался условного сигнала. Секундная стрелка успела пробежать на циферблате часов лишних два круга. Пора и ему. Офицер бесшумно прошмыгнул в раскрытую дверь. Не успела человеческая фигура скрыться в дверном проеме, как тишину вспорола очередь в полмагазина. Расколотая срикошетившей пулей витрина осыпалась стеклянным дождем осколков. Внутри, в глубине магазина, куда не дотягивались солнечные лучи, кто-то дернулся в полумраке, раздался крик, перешедший в глухое сипение. Вновь воцарилась тишина: ни звуков, ни выстрелов…
– Господи, что же здесь сотворили, – вырвалось у Степана. – Нелюди.
На душе у Шаржукова сделалось гадко. Захотелось бежать отсюда, куда глаза глядят, быстро и подальше. Капитан тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Из оцепенения танкистов вывел орудийный выстрел. Снаряд прошелестел над головами и разорвался на противоположной от входа окраине города. Опознать калибр и марку орудия они могли бы на слух и с закрытыми глазами. Стреляли из 85-миллиметровой пушки «тридцатьчетверки». Причем били вслепую. Наугад. Второго выстрела не последовало. Зачем стреляли? Случайность? Хотели подать сигнал? Надо возвращаться. Узнать, что случилось. Но они договорились встретиться с разведчиками на центральной площади, превратившейся в городское кладбище. Несвязный бред, который нес пленный, уже не казался чем-то ирреальным, обретая реальные черты.
«Подождем еще десять минут, – прикинул в уме Шаржуков. – Дальше будем действовать по обстановке».
Долго пребывать в томительном ожидании не пришлось. Минут через пять-шесть тишину нарушила длинная автоматная очередь из «ППШ». Звуки выстрелов трескучим горохом рассыпались по безлюдным улицам, рикошетом эха отразились от стен и стихли. Больше ни звука. Надо было разобраться, в чем дело.
– За мной, – приказал капитан. – Глянем, в кого это наши стреляют.
Два раза команду повторять не пришлось. Излишне аргументировать почему. Ни у кого не было желания задерживаться у площади, превращенной в погост. Неупокоенные человеческие останки нагоняли жуть и тоску.
С автоматами на изготовку танкисты скорым шагом двинулись в сторону, откуда раздалась длинная очередь.
На двойку разведчиков они наткнулись через два квартала. Улыбчивый бурят сидел, прислонившись спиной к стене. У него было перерезано горло от уха до уха. Зрачки закатились, глаза взирали на белый свет пятнами белков. Убийца вытащил из раны язык. Но этого видно ему показалось мало. Он сделал на щеках дугообразные надрезы, казалось, старшина чему-то радуется, расплывшись в широкой улыбке. Дом манил танкистов призывно распахнутой дверью. В центре комнаты лежал огромный кусок сырого мяса. Рядом на полу аккуратной стопкой была сложена форма. Сверху находилась гимнастерка с лейтенантскими погонами. На груди двумя красными кляксами отсвечивали эмалью два ордена Красной Звезды. С командира разведгруппы сняли кожу. Из-за спины раздались захлебывающиеся булькающие звуки. Мехвода рвало, выворачивая от того, что он увидел.
В глубине дома раздался скрип половиц. Захлопнулась полуоткрытая дверь, ведущая в соседнюю комнату.
«Врешь, не уйдешь. За все ответишь, сука!»
Шаржуков твердо усвоил: в скоротечном городском бою не думают. Не медли, стреляй или бросай гранату. Времени на раздумье не было. Тело само знает, что делать. Автоматически повинуйся рефлексам.
Капитан в один миг преодолел расстояние до двери. Удар ногой в дверь, внутрь летит ребристый шар гранаты. Взрыв. Он врывается в дверной проем и от живота простреливает комнату, осыпая ее пулями в виде буквы «Z», чтобы никто не остался в живых. «Бей, не думай, не то пулю в ответ схлопочешь!»
Пусто. Никого. Только открытое настежь окно. Краешком сознания он уловил мимолетное смазанное движение на улице.
Выскакивая в окно, капитан от души приложился головой о верх рамы. «Эх, не было бы танкошлема, заработал бы сотрясение», – подумал танкист. Он опоздал. Не успел. Заряжающий, оставшийся их прикрывать со стороны улицы, булькал разорванным горлом. Степану «перехватили» шею от уха до уха. В открытую рану были видны белые шейные позвонки. Семенов был мертв, а тело еще продолжало жить. Ноги в сапогах мелко подергивались в предсмертной агонии.
Олег физически ощутил на спине чей-то холодный оценивающий взгляд, словно мазнули мокрой половой тряпкой между лопаток. Он вздрогнул, крутанулся на каблуках. Боковым зрением кпитан увидел на коньке черепичной крыши смазанный в движении силуэт. Стремительный и ловкий, как гигантская ласка. «Может, здесь пытались дрессировать неизвестных животных-людоедов? Не похоже. Все равно никому не переплюнуть человека в кровожадности. Сколько их? Проклятый японец больше плакал, как девчонка, чем говорил».
Примерно в таком порядке сменялись мысли в голове танкиста. В той стороне, где скрылась неизвестная тварь, раздалась короткая автоматная очередь. За ней хлопнул одиночный пистолетный выстрел, и опять навалилась тишина. Быстрее туда. Догнать врага. Пощады не будет. Заряжающему уже ничем не помочь. Потом вернемся за ним и телами разведчиков. Все потом.
Пока командир и мехвод добежали до дома, на крыше которого сидело существо, пока обошли его по переулку, прошло не больше двух минут. Шаржуков увидел то, что так боялся увидеть. Еще двое разведчиков лежали посреди улицы, заросшей травой. Над трупами уже жужжали маленькими бомбовозами мухи, вездесущие спутницы смерти. Одна, с жирным зеленым брюшком, бесцеремонно уселась на лоб убитому и деловито переползла на нос, по-хозяйски перебирая лапками.
Их убили не из засады. Спрятаться здесь было негде. Двоих профессионалов, не раз хаживавших через нейтралку в тыл врага за «языком», зарезали средь бела дня. Такое просто не укладывалось в голове. Все, что успели сделать военные охотники на людей, так это выстрелить каждый по одному разу. Рядом с телами в траве валялся автомат и… отрубленная кисть руки, продолжавшая сжимать вороненый «ТТ». Разведчики лежали в неестественных позах. Тела изломаны, словно игрушечные солдатики, побывавшие в руках злого ребенка. У одного из разведчиков была снята кожа с шеи и с головы вместе с волосами. Лицо превратилось в чудовищную маску, багровеющую мимическими мышцами. Кожу сняли, как перчатку с руки, не оставив ни одного кусочка. В кулаке убитого был зажат пучок травы, вырванной с корнем. На разведчике со снятой кожей не было формы и сапог. На теле осталось лишь нижнее белье и полуразмотанные портянки на ногах. Незагоревшее тело белело на примятой траве, будто снулая рыба, выброшенная на берег прибоем.
«Мародерствуют по мелочи. Выгоревшей до белизны формой в соляных разводах пота на спине и под мышками не побрезговали. А вот оружие не взяли. Картинка что-то не складывается».
Враги оказались не только коварнее и сильнее, но и намного быстрее. Сначала уничтожили спецов,
