не поморщился и не закусил.
Тертый калач, небось дома втихаря часто прикладывается, подумал Серый и вслух напомнил:
– У тебя дело какое-то было ко мне или ты просто выпить приходил?
– Дело, – кивнул Томыспаев, придвигаясь к нему ближе, – я вчера силки в лесу проверял и услышал голоса в ущелье… Мне стало интересно. Я стал тихо подходить… Думаю, мало ли кто. Вдруг красные или просто лихие люди… Потом услышал ржание коней…
– Короче, – процедил Серый, ощутивший внезапно, что его повело. В глазах все заволокло багровым туманом. Лишь в центре оставалось как бы маленькое светлое пятно, в котором он видел лицо собеседника. С каждой секундой это пятно отдалялось, и голос шамана звучал, как из длинного тоннеля.
– Ну, я подкрался и смотрю, это парень эсем хыр малощлаты, и они совсем голые, а потом он тай хатей, то есть взял ее, по-вашему, или как там это еще называется, – сообщил ему Томыспаев, заговорщицки подмигнув.
– Если честно, то мне плевать, за кем ты там подглядываешь в свободное от плясок и песнопений время, – отрезал Серый и посмотрел на свой стакан с удивлением. Как его так быстро развезло? И ощущения какие-то странные. Надо завязывать с дубовой настойкой и переходить на можжевеловую. Стакан в его руке начал тоже удлиняться, превращаясь в трубу, и Серый решил, что у него точно белая горячка. Другого объяснения странностям не было.
– Тебе не будет плевать, когда ты узнаешь, кто это был, – заверил Томыспаев с хитрым прищуром, – это была Евдокия.
– Что? – воскликнул Серый, с усилием выныривая из засасывавшего его омута. Стакан в его руке лопнул, осколки впились в руку, но боли не было. Он словно больше не владел своим телом. Оно стало чужим и ватным.
– Да, это была она со своим телохранителем Емелькой, – усмехнулся Томыспаев, – выбрала большого дурня, у него, наверное, и «соха» большая. Ей нравится – посар-ими.
– Нет, какова… – прошептал Серый онемевшими губами, – меня послала и сразу с ним.
– Не волнуйся, ты себе можешь много жен купить, она тебе не нужна, – заверил его Томыспаев, придвигаясь еще ближе, – но ты должен ее наказать. Она тебя унизила. Убей их обоих, а остальным скажешь, что это красные сделали, кто там разберется.
Голос шамана становился все более монотонным и певучим. Слова были незнакомыми. Серый плыл, а потом его поглотил мрак. Голова безвольно упала на стол. Томыспаев улыбнулся. Жертва не заметила, как он все провернул, подсыпал в спиртное наркотик из небольшого кожаного мешочка, зажатого между пальцами и незаметного из-за обилия всяких украшений. Теперь он в его власти.
Внезапно Серый вскочил и посмотрел на шамана дикими глазами, будто видел в первый раз:
– Ты чего здесь делаешь! Тебя не приглашали!
– Ухожу уже, – Томыспаев поклонился, скрывая улыбку, и вышел.
– Эй, хватит водку жрать, – рявкнул Серый на остальных, – а ну трезвеем по-шустрому и на выход. У нас сегодня дело будет.
– Ты че, Серый, какие дела? – загудел возмущенный народ со всех сторон, приходя в себя.
– Я сказал – все на выход, – взревел Серый и выстрелил в потолок.
Им очень повезло, что ночь была лунная, иначе неизвестно, каким образом пришлось бы добираться до скита. Ехали молча. Люди Серого, все еще пьяные и злые, смотрели на нее волками. Рядом ехал Емельян. С ним Евдокия не чувствовала себя такой одинокой. Когда она вышла из дома, телохранитель попытался обнять ее, но Евдокия быстро пресекла это. Втюрился, верно. Но это даже хорошо для дела. Будет лучше защищать. Евдокия улыбнулась Емельяну и подмигнула украдкой от Серого. Тот ехал впереди, мрачный, как туча. То ли это было похмелье, то ли так сильно подействовал ее отказ. Емельян глупо улыбался в ответ, и Евдокия, нахмурившись, показала глазами, чтобы он взял себя в руки. Телохранитель мигом стал серьезным. Так-то лучше. А потом Евдокия подумала об Анисье, может, у сестры было что-то с этим олухом, вот он и пытается руки распускать. Она улыбнулась этой догадке и пробормотала себе под нос: «Ай да тихоня».
Старый тракт, по которому они ехали, сменила лесная тропинка, а место вековых берез по сторонам дороги заняли ели. Колючие ветки хлестали по бокам коней и всадников. Приходилось все время уклоняться или пригибаться. Здесь света вообще практически не было. Скорость движения упала, а после того, как Серый налетел на ветку и свалился с лошади, все спешились и повели коней под уздцы. Потом дремучие хвойные леса на склонах невысоких гор закончились, бор расступился, и сразу посветлело. Луна серебрила слегка всхолмленную равнину, поросшую низкими березками и ольхой. Ехать стало значительно лучше. Все вновь оседлали коней. Евдокия подъехала к Серому и поинтересовалась:
– Ты чего такой злой, обижаешься, что ли?
– Все нормально, – процедил он в ответ и покосился на ехавшего неподалеку Емельяна.
– Вот закончим дело, и все будет по-старому, – заверила Евдокия.
– Посмотрим, – уклончиво буркнул Серый, не намеренный больше разговаривать.
Дальше опять ехали в тишине. Слышался лишь топот коней да позвякиванье металла.
Когда подъехали к скиту, Серый собрал всех и еще раз объяснил план действий. Лошадей оставили на небольшой поляне под присмотром двух человек. Дальше скрытно вошли в село. Дом крестного стоял на окраине. Перед ним дежурили часовые. Серый взял самых трезвых, и они пошли вперед. Остальные под командованием Евдокии пошли следом, прикрывая передовой отряд. Часовых сняли быстро, без малейшего шума. Ворвавшись в дом, Серый столкнулся нос к носу с двумя чекистами. Он был готов к этому, а они нет. Выстрелы из трех стволов прозвучали одновременно. Чекистов отбросило на стену, и они осели на пол с остановившимся взглядом.
– Вот черт, – воскликнул Серый, досадуя, что пришлось стрелять. Теперь переполошится весь скит. Не успел он додумать эту мысль, как вокруг разверзся настоящий ад. Маленькое окошко разлетелось на осколки. Сутулый, намеревавшийся выглянуть на двор, упал ничком на пол. Лицо его напоминало кровавое месиво с осколками костей. Пули насквозь прошивали хлипкие стены. Крест, жилистый каторжник, получил пулю в плечо и упал рядом с ним на пол.
Ночь озарилась огнем винтовочных залпов и росчерками пулеметных очередей. По ним стреляли отовсюду: из домов, из сарая, от насыпи у дороги, со стороны стогов сена. Евдокия почувствовала, как сначала с одной стороны ее головы, а затем с другой подуло теплым ветерком. Пули прошли совсем рядом. Она бросилась на землю, прикрылась телом убитого и с ходу выстрелила в окно ближайшего сарая, откуда вели огонь. Стрелок замолчал, но ненадолго. Его, очевидно, сменил другой. Евдокия сняла и этого. А затем почувствовала, как несколько пуль вонзились в тело убитого. Рядом хлестнула пулеметная очередь, скосившая сразу троих. Емельян был все еще на ногах. Было чудом, что его еще не убили, так как стоявшие вокруг уже лежали мертвые. Две пули пробили ему ногу, еще одна руку, но он пока не замечал ран. Выхватив две гранаты, он выдернул чеки и зашвырнул их в стога сена, где укрылись пулеметные расчеты, затем подхватил Евдокию и буквально внес ее в сарай, из которого по ним до этого стреляли, ногой распахнул дверь, опустил ее на ноги и тут же закрыл дверь на засов, преодолевая взрывную волну. Снаружи в это время полыхали стога сена. Часть из них просто разметало взрывами.
Вышедшие из укрытий красные добивали людей Серого почти в упор.
– Влипли, – прошипела сквозь сжатые зубы Евдокия, – как же они нас так подловили! Ведь подошли совсем незаметно.
Емельян ей, понятное дело, не ответил. Зажимая рукой рану на груди, он пытался перезарядить свой «маузер». Второй пистолет лежал у него на коленях. Евдокия быстро выглянула в окно, передернула затвор винтовки и, выглянув второй раз, первым же выстрелом поразила противника.
Когда огонь ослаб, Серый осторожно выглянул в окно, превратившееся просто в дымящуюся дыру в стене. В свете горевших стогов он видел подходивших врагов, видел тела убитых и понял, что его люди мертвы.
– Что там? – прохрипел Крест, доставая из-за пазухи гранату.
– Полный трындец, – прошептал в ответ Серый, соображая, что делать. Незаметно выбраться из дома не представлялось возможным. И окно, и дверь выходили на ту сторону, откуда наступали красные. Да и если выберешься, то окажешься как на ладони.
