Заводи!
До «Фиалки» было рукой подать, но и на этом ничтожном отрезке пути Миша дважды едва не разбил машину.
Колян сердито шипел:
— Какого хрена ты дергаешься? Завалишь дело — прикончу, засранец!
Охранник, увидев в глазок знакомый джип, за лобовым стеклом — двух парней в белых халатах и громоздящиеся на заднем сиденье и в багажнике коробки с мясом, без колебаний открыл ворота. Джип въехал во двор и остановился у заднего хода, через который попадали в подвал с холодильными камерами и на кухню. Закрыв ворота, охранник обернулся посмотреть, что привезли с рынка, и обомлел: на него смотрело дуло автомата Калашникова.
— К стене! — раздалась команда. — Руки за голову!
— Братцы, это ж Колян! — ахнул кто-то, но его грубо оборвали:
— К стене, сука, или убью!
Через минуту все, кто находился во дворе, в подвале и в кухне, выстроились у дальней стены двора напротив ворот под прицелом автоматов. Ворота вновь распахнулись, и во двор въехал автомобиль Рекса. Сам Рекс и трое его бойцов выскочили наружу с автоматами наизготовку. Оружие было из тех тайных складов, которые Колян имел обыкновение создавать везде, где работал.
— Вперед, за мной, быстро! — торопил с крыльца Колян. Бойцы ринулись следом за ним во внутренние помещения кафе, оставив одного для охраны выстроившихся у стены пленников. Колян широко шагал по знакомым коридорам, направляясь к залу, где уже с полчаса шло очередное совещание криминальной верхушки города Таежного, как вдруг из какой-то подсобки выскочил толстяк в белом халате и, обгоняя Коляна, тоже ринулся ко входу в зал.
— Стой, стрелять буду! — приглушенно рыкнул Колян, но повар и ухом не повел. Колян настиг его уже на пороге и отвесил ему такого пинка, что толстяк всей своей тушей с треском распахнул дверь, вывернув с мясом замок, вылетел на середину зала и распластался там, словно подстреленный охотником морж.
Служба полковника Чижевского в последние месяцы стремительно разрослась, как и положено общественным структурам, на которые не жалеют денег. Все новые и новые соратники полковника, на какое-то время оставшиеся не у дел, пополняли ряды как неофициальной личной охраны Варяга, так и официальной службы безопасности концерна «Госснабвооружение». Кроме того, Варяг создал также частное охранное предприятие для легализации некоторых видов разведывательной деятельности. Полковник Чижевский руководил всеми этими тремя структурами, хотя по документам числился неработающим. Надо сказать, что на новой работе его бывшие коллеги по КГБ и ГРУ деньги получали недаром — новых людей брали только при реальном расширении круга задач, выполняемых этой личной разведкой Варяга, и бывшие офицеры, едва дав согласие на предложение Чижевского, тут же входили в колею привычных тайных операций.
Сейчас перед службой Чижевского стояла основная задача — полностью исключить всякую возможность новых покушений на Владислава Игнатова и проследить связь алкаша Патрикеева через фирму «Графика-Т» с Колей Радченко.
Николай Валерьянович прекрасно понимал, что проверка местности вдоль дороги на дачу Варяга является лишь вспомогательным мероприятием и подлинную безопасность может обеспечить лишь уничтожение врага. Действия, направленные к этой цели, шли своим чередом. Главный противник, Заботин, по- прежнему был опасен, хотя пока никак себя не проявлял. Колян — тот вообще куда-то сгинул. Но хитрый полковник все же добился важного успеха: ниточка, которую невольно дал ему Патрикеев, привела его к многопрофильной фирме «Стикс», чей офис располагался в офисной высотке на Новом Арбате. Тройка бывших военных разведчиков ни на час не прекращала свою работу. Никто из них не вызвался произвести «дальний выстрел», но, учитывая важность акции, зачистку исходной позиции и прилегающей территории Чижевский возложил именно на них.
Абрамов свернул в тенистый переулок, подошел к подъезду огромного семиэтажного жилого дома, построенного еще до революции, огляделся и вошел в подъезд. В противоположном конце переулка он успел заметить знакомую фигуру Лебедева, гуляющей походкой приближавшегося к тому же подъезду. Карманы Абрамова оттягивали связка отмычек и кастет. Майор был готов к нежелательной встрече, поскольку и облюбованная разведчиками площадка на крыше, и чердак носили следы чьих-то регулярных посещений. Накануне Усманов подошел к подметавшей переулок дворничихе и, представившись милиционером, сообщил, что расследует несколько случаев грабежей, совершенных явно одной шайкой. В ходе разговора капитан по легкому акценту и по внешности определил, что дворничиха — татарка, и тут же перешел на не совсем еще забытый язык предков. Женщина, недавно переехавшая в столицу из Казани и скучавшая по родной речи, тут же оживилась и затрещала как пулемет.
Капитан уже и сам был не рад, что применил такой способ вхождения в доверие, так как добрую половину того, что говорила дворничиха, он не понимал.
— Тут, в Центре, в коммуналках, кто только не живет, — рассказывала женщина. — Коренные-то москвичи либо вымерли, либо выехали на окраины в отдельные квартиры, а в коммуналки заселилась всякая лимита…
Капитан усмехнулся — слово «лимита» в массиве татарской речи прозвучало довольно забавно.
А женщина продолжала:
— Жильцы верхних этажей видели, что какие-то люди проходят на чердак, но участковый пришел, а там замок висит. Он его подергал, сказал, что все в порядке, и ушел. А они, может, к этому замку давно ключи подобрали…
— Ладно, апа, спасибо, я все понял, — улыбнувшись, поблагодарил женщину Усманов и поспешно ретировался.
Абрамов, выслушав его доклад, крякнул и сказал с досадой:
— Расплодилось же при демократах всякой погани — куда ни плюнь, все в нее попадешь. Да, каков поп, таков и приход. Что ж, придется делать зачистку.
Усманов проторчал два следующих дня на лестничной клетке дома напротив, откуда интересующий их подъезд был виден как на ладони. В результате наблюдения капитан мог с уверенностью сказать, что подъездом пользуются не только его жильцы — время от времени туда входили, выходили и вновь входили, уверенно набирая код замка, бритоголовые накачанные молодые люди. Когда к подъезду приближались его обитатели, молодые качки предпочитали проходить мимо и возвращаться через некоторое время, когда уже было мало шансов столкнуться с кем-нибудь в дверях или на лестнице. Было очевидно, что парни стараются не мозолить глаза законным обитателям подъезда, большинство которых Усманов уже знал в лицо. На третий день Усманов выждал, когда большая часть молодых людей проследует в подъезд, и по рации сообщил об этом Абрамову.
Майор набрал продиктованный ему Усмановым по рации код и вошел в прохладный гулкий полумрак подъезда. По широкой лестнице с деревянными перилами он поднялся к лифту. Тихоходная кабина со стонами и взвизгами довезла его до шестого этажа, а оттуда он бесшумно поднялся пешком до седьмого и выше, к чердаку — сначала на один лестничный марш до глухой пыльной площадки, где за железной дверцей слышалось гудение лифтовых механизмов, а затем по винтовой лестнице к той совсем крохотной площадке, загаженной голубями, на которую выходили две двери: одна вела на смотровую площадку, а вторая — на чердак. На обеих дверях висели внушительных размеров замки. Майор потрогал их — оба были заперты. Однако, приглядевшись к дверям, он понимающе ухмыльнулся: обе двери неплотно прилегали к косякам, так что изнутри можно было просунуть руку, навесить снаружи замок, запереть его и создать тем самым впечатление, будто за дверью никого нет. Пока майор осматривал замки и двери, до него донеслись обрывки негромкого разговора. Говорили на смотровой площадке:
— Этот лох пьяный был, шел из кабака… рыжий стал с ним базарить, а я подошел незаметно сбоку и как дал — челюсть свернул на хер… Рублей две штуки, сто баксов, цепочка, кольцо, браслет, часы японские,
