сумка кожаная классная, пейджер…
— На кой тебе сумка и пейджер?.. Стоят ерунду, а вещи приметные. Солидные барыги их не возьмут, а на барахолке продавать — мигом спалишься. Выкинь их, а ружье мне отдай, я его пристрою… Комиссионные возьму, конечно…
Разговор временами заглушался шумом работающего лифта, но и того, что майор смог расслышать, вполне хватало, чтобы составить представление о роде занятий компании, собравшейся на смотровой площадке. «Да, права была дворничиха, нехорошие тут дела творятся, — подумал Абрамов. — Ну и козел этот здешний участковый… Хотя как знать — может, они ему платят? Им ведь какая-то блатхата нужна, где можно собраться, побазарить, вещички награбленные поделить, да и просто покайфовать. В коммуналке-то не очень соберешься — мигом настучат. В этих коммуналках каждый третий имеет судимость и каждый четвертый — агент ментуры. А квартиру за доллары пацанам снимать неохота. Да и вряд ли им ее сдадут, по малолетству-то…»
Размышляя таким образом, Абрамов одновременно и действовал, подбирая отмычку к замку. Он замирал, когда лифт останавливался и в подъезде воцарялась тишина, и вновь принимался за дело, когда гудение механизмов заглушало производимые им негромкие звуки. Когда очередная отмычка наконец подошла и замок открылся, майор аккуратно положил его на пол в темный угол, открыл шаткую дверь, в два шага преодолел четыре железные ступеньки и оказался на обширной смотровой площадке, обнесенной металлическим ограждением, напоминающим ограждение на кораблях. Глазам его предстала идиллическая картина: на площадке на надувных матрасах, сложенных наподобие шезлонгов, восседали четверо совсем молодых ребят — лет по семнадцати, не больше, но уже до того накачанных, что становилось ясно: майор недооценил противника. Пятым членом компании был голый по пояс и сплошь татуированный худощавый субъект лет сорока пяти. По татуировкам, из-за которых его тело имело общий синеватый оттенок, нетрудно было определить и срок, проведенный им на зоне, и его зоновский статус. Субъект явно меньше ценил комфорт, чем его молодые приятели: он сидел не на матрасе, а просто на корточках, и, орудуя языком, сворачивал сигарету. На бетонном полу рядом с ним стояла спиртовка, на которой в жестяной банке кипел чифир. Самокрутками дымили и все молодые качки: Абрамов, покрутив носом, уловил знакомый ему по Афганистану запах индийской конопли. «Ребята не бедные — настоящий гашиш курят», — подумал майор. Его появление стало для всей компании полной неожиданностью: пять пар глаз ошалело уставились на него, словно впервые видя живого человека. Вскоре, однако, выражение недоумения в этих глазах сменилось тем выражением бессмысленной злобы, которое можно видеть во взгляде крупных хищников. Первым, как и следовало ожидать, опомнился и подал голос татуированный субъект.
— Ты кто такой? Ты как сюда попал? — поднимаясь, спросил он.
— Хрен в кожаном пальто, — нахально ухмыльнулся Абрамов. — Много вопросов задаешь. Вот что, ребята, давайте по-хорошему: мне это место нравится, и я вам предлагаю в темпе вальса слинять отсюда. Всем вместе нам тут будет тесно. И попрошу без лишних вопросов.
Пока майор говорил, татуированный субъект напряженно прислушивался к звукам на лестнице и вглядывался в темный дверной проем за спиной незваного гостя. Однако пришелец явно был один. Придя к такому выводу, субъект растянул в торжествующей ухмылке щербатый рот и произнес, обращаясь к своим молодым друзьям:
— Этот фраер думает, что может вот так, запросто, шугать молодежь. Он думает, пацаны, что вы не люди. Надо научить его правильно базарить.
И, обращаясь к Абрамову, синий человек с угрозой прорычал:
— Говори, кто тебя послал? Как ты сюда пролез, козел?
Синий сделал шаг, заходя справа и норовя отрезать Абрамова от лестницы. Все четверо бритоголовых уже поднялись на ноги и медленно надвигались на майора — один заходил слева, а трое наступали в лоб.
— Ты давно с параши слез, гнида лагерная? — не повышая голоса, обратился Абрамов к синему субъекту. — Пора тебя обратно в петушиный угол отправить, чтоб тебе там геморрой подлечили…
— Ах ты падло! — заскрипел зубами синий. — За базар ответишь!
И он выбросил в сторону майора руку с заточенной отверткой, однако майор перехватил его руку в воздухе и мощным броском швырнул тщедушное тело уголовника под ноги трем парням, двинувшимся вперед. Те на мгновение замешкались, а майор шагнул навстречу четвертому, заходившему слева, легко ушел от его выпада и нанес ответный удар кастетом по ребрам. От боли тот присел и застонал, но следующий удар раздробил ему челюсть и свалил его на бетонное покрытие площадки. Трое качков бросились на Абрамова, но помешали друг другу, а он, сделав вид, будто отступает, вдруг шагнул вперед и ловким пинком разбил переднему коленную чашечку опорной ноги. Потеряв равновесие, тот со всего размаху грохнулся на бетон и на миг лишился чувств. Такое развитие событий сбило с парней первоначальный задор, и они в нерешительности затоптались перед Абрамовым, застывшим в расслабленной позе. Внезапно майор сделал выпад, и качки шарахнулись назад. При этом один чуть не затоптал синего, который как раз в этот момент начал подниматься на ноги. Майор тут же воспользовался этим и мощной подсечкой сбил с ног потерявшего равновесие противника — тому показалось, будто его ударили по ногам бревном. Падая, парень ударился боком о железное ограждение площадки и закорчился на бетоне от боли. Последний качок с криком отчаяния очертя голову бросился в атаку, но майор почти не смотрел на него — он больше опасался татуированного уголовника, который, пригибаясь, крался вперед с заточкой в руке. Абрамов увернулся и отскочил назад в самый последний момент — кулак молодого бандита по касательной весьма болезненно проехался по его скуле, зато тело качка прикрыло майора от смертоносной заточки. Слегка отстранившись, Абрамов нанес парню удар кастетом под ложечку, и тот согнулся, ловя ртом воздух — даже развитой брюшной пресс не помог ему сдержать удар. Апперкот левой заставил юного бандита на миг распрямиться и затем плашмя грохнуться наземь. Синий сделал выпад заточкой, но майор отклонил назад корпус, словно тореадор, уходящий от атаки быка, схватил как клещами повисшую на миг в пространстве руку противника и одним коротким движением безжалостно сломал ее, словно сухую палку. Раздался громкий хруст, и Абрамов выпустил противника из объятий. Тот остался стоять, слегка ссутулившись и баюкая сломанную руку здоровой рукой. При этом из глаз его катились слезы, а изо рта непрерывно сыпались грязные ругательства вперемешку с угрозами.
— Печень проколю, сука, глаза вырву… — бормотал бандит. В это время в дверном проеме появился майор Лебедев, поигрывавший своей любимой дубинкой. Взбежав по ступенькам на площадку, он некоторое время с любопытством прислушивался к словоизвержению бандита, а потом нанес ему неожиданный удар дубинкой по голове. Синий осекся на полуслове, с недоумением посмотрел на Лебедева и, неловко повернувшись, повалился на тело своего юного дружка, нокаутированного Абрамовым.
— Что ж ты меня не дождался? — упрекнул друга Лебедев.
— Надоело ждать — уж больно долго ты шел, — ответил упреком Абрамов.
— Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается, — расхаживая по площадке, сказал Лебедев и вдруг пнул в голову парня с разбитым коленом, который попытался было встать на четвереньки. Тот мгновенно плюхнулся на живот, разбросав руки и ноги, и затих.
— Ты потише, еще убьешь, — предупредил его Абрамов. — Куда его девать потом?
— Да не переживай, — ответил Лебедев, — я осторожно. А неплохо бы их всех тут кончить. У, мразь, ненавижу!
— Н-да… А ведь совсем пацаны еще, — произнес удрученно Абрамов.
— Ты моли бога, чтобы твои дети этим пацанам не попались на узенькой дорожке, — оборвал его Лебедев. — Ладно, что с ними делать будем?
— Ну не валить же, — невесело усмехнулся Абрамов. — Подождем, пока очухаются, ввалим еще, чтоб месяца два лечились, и отпустим на все четыре стороны. А потом будем сидеть здесь и прикрывать позицию.
Лебедев подошел к ограждению и всмотрелся вдаль. Среди моря раскаленных солнцем крыш между уступами зданий имелся проем, в конце которого виднелся уже хорошо знакомый майору особняк, ухоженный, как игрушка, возле которого на стоянке блестели разноцветной эмалью ряды дорогих иномарок. У ворот, через которые автомобили въезжали на огороженный участок, и у дверей особняка виднелись фигуры охранников. Пока Лебедев наблюдал за будущим «объектом», к крыльцу особняка подали автомобиль. Двери открылись, и какой-то человек в окружении охраны спустился по ступенькам и, не
