— Вот как. А коллекция?
— Только глупость беспредельна, профессор. Всякое же упрямство имеет предел.
— Сентенции, подобные этим, легко произносить. Хотел бы я видеть, как вы попытаетесь их реализовать.
— Очень просто. Я спалю дом вместе с вами и вашей коллекцией.
— Подойдите ближе, — сказал Сковородников. — Я посмотрю в ваши глаза.
Долинский знал, что если смотреть напарнику в переносицу, то можно выдержать любой встречный взгляд, сколь бы долгим и эмоционально заполненным он ни был.
— Вы жуткий человек, способный на любую мерзость, — вывел Сковородников.
— К сожалению, совершенно верно, профессор. Жизнь сделала меня таким. Но еще я и душевный человек. И очень жалостливый. Мне будет горько, очень горько, что бесценные памятники старины погибнут в огне только потому, что два интеллигентных человека не нашли общего языка... Подарите мне иконы, и я назову свой отель вашим именем. Отель «Святой Михаил». Звучит!
— Назовите свой отель лучше именем дьявола.
— Нет, нет. Я благородный человек. Я все помню. И не бросаю слов на ветер. Ну!!! Где коллекция?
Тяжело вздохнув и сморщившись, профессор поднялся с кресла, тихо сказал:
— Коллекция в печи. Отодвиньте заслонку. И нажмите третью плитку. Вверху справа...
Печь, покрытая синей керамикой, поехала в сторону без всяких посторонних усилий. Пружину грек Костя совсем недавно поставил новую, а болты хорошо смазал маслом...
20. Как быть? (продолжение записок Кравца)
Связь, связь, связь...
В разведке — она как воздух. Боишься сделать лишнее: вдруг подведешь кого-то, сорвешь чей-то замысел... Грек Костя долгое время имел связь «цепочкой». Я смутно представлял, что это такое. Видимо, один человек приходит по определенному адресу, передает сообщение. И так далее...
Но вот 9 апреля наши взяли Туапсе. Линия фронта сместилась южнее города. И что-то нарушилось в «цепочке». И мы остались без связи. Последнее сообщение, которое Каиров передал Косте, было о моем предполагаемом прибытии.
Костя заверил меня, что коллекция в надежном месте, что эвакуироваться профессор Сковородников не собирается. Вот почему я был спокоен за эту часть задания. Ежедневно появлялся на рынке на тот случай, если кто-то придет от Каирова.
Падение Лазаревского можно было ожидать со дня на день. И я полагал, задание мое завершится без всяких осложнений. Просто и буднично. Как это случается чаще всего.
Однако 10 апреля произошли два события, озаботившие нас, поставившие под угрозу выполнение задания.
Рано утром ко мне на Александровскую, 17, пришел Костя, злой, взволнованный.
— Сковородникова ограбили, — сказал он.
— Кто? — мне показалось, что я ослышался.
— Долинский. Вчера вечером он вывез всю коллекцию.
— Куда?
Костя пожал плечами.
— Надо узнать, — сказал я. — Он не мог это сделать один.
— С ним были казаки, — хмуро ответил Костя. Поскреб ногтем небритый подбородок. — Боюсь, коллекции уже нет в Лазаревской. Он мог отправить ее в Сочи.
В раскрытую дверь врывался запах сирени. И сама она, белая, у порога играла солнцем радостно и хорошо.
— Он интересовался фелюгой вашего брата. Значит, коллекция еще здесь.
— Можно думать и так, — нехотя согласился Костя. Но тут же возразил: — А можно и по-другому... С фелюгой многое еще неясно. Я не давал твердой гарантии. А фронт приближается... В Сочи порт. И там больше возможности договориться с капитанами. Если же сюда заглянет фелюга моего брата Захария, то она может зайти и в Сочи.
— Возможно вы и правы... Тогда нужно ехать в Сочи. А если коллекция все-таки здесь... Постарайтесь узнать наверное...
По выражению лица Андриадиса было ясно, что он не очень уверен, удастся ли ему это сделать. Однако Костя не стал больше возражать. Он просто сказал:
— Я приду на рынок.
И ушел.
...Работы на рынке хватало. Людей в поселке не уменьшилось. Потому что с транспортом было худо. Обыкновенная телега до Сочи стоила баснословные деньги. Я часа два не расправлял плеч, согнувшись над лапкой, как вдруг услышал знакомый женский голос:
— Вы сможете починить модельные туфли французской работы?
Ответ произнес как-то механически:
— Я чиню все, кроме лаптей.
Передо мной стояла Клавдия Ивановна. В светло-зеленом платье, в модной шляпке, замшевых ботинках, она, честное слово, точно сошла с раскрашенной картинки.
— Куда их можно принести? — спросила она капризно.
— На Александровскую, семнадцать. Вам срочно?
— Чем скорее, тем лучше, — ответила она высокомерно. Повернулась и ушла, не удостоив меня даже кивком...
...Через час она сидела в моей комнате. В той самой, надежной, которую подготовил для меня Костя. Море шумело рядом. Огород бугристыми грядками выходил к самому берегу. Грядки были взрыхленные. Две или три зеленели луком, петрушкой.
— Есть что-нибудь для Перепелки? — спросила Клавдия Ивановна.
— Перепелка — это ты?
Она чуть заметно кивнула.
— Мы четвертые сутки сидим без связи, — признался я.
— Это плохо, — вздохнула она. И рассказала мне про сборы под кодовым названием «Семинар». Передала списки.
Я сказал, что ценность списков относительная. Скорее всего, диверсанты будут заброшены под другими фамилиями по фальшивым документам. Она ответила, что об этом ничего не знает. Я спросил, уезжал ли вчера капитан Долинский в Сочи.
Она сказала твердо:
— Нет.
Мы условились встретиться завтра. Потому что у Перепелки была возможность завтра появиться в поселке. Она собиралась забрать свои вещи из интендантского склада, подлежащего эвакуации.
21. Решение
Они сидели в лесу километра за три от поселка.
Склон горы был не очень крутой, правильно сказать, пологий склон. Деревьям на нем жилось вольготно. Они вымахали огромные-огромные. Их вершины позаботились о тени. Она устилала землю с отменной щедростью. Солнце проникало сквозь листву. И прогалины эти были как окна — яркими и светлыми.
