обезвредил: в ночь с 24 на 25 апреля Эдилья и 20 ведущих фалангистов, его сторонников, были арестованы и по обвинению в заговоре предстали перед военным судом. Эдилью и еще троих фалангистов осудили на смертную казнь, которую затем заменили на длительное тюремное заключение [83]. Остальных Франко и его окружение рассчитывали «подкупить», включив их в бюрократическую иерархию создаваемого «нового» фашистского государства. Раньше, чем с другими, удалось найти «общий язык» с Арресе, пользовавшимся большим влиянием в фалангистских организациях Андалусии. Со временем он был щедро награжден Франко за сговорчивость.
Определяя основную «миссию» фаланги как прочное соединение («агглютинация») всех политических сил «нового государства», Франко в выступлении, опубликованном 19 июля на страницах «ABC», обратил особое внимание на существование в Испании громадной нейтральной массы, не испытывавшей до того времени привязанности к какой-либо партии, как на основной резерв фаланги. Но приходилось до поры до времени считаться и со «старыми» фалангистами, которых активно поддерживала Германия.
Дом сестры основателя фаланги Пилар Примо де Ривера в Саламанке стал своего рода штаб- квартирой «старой фаланги». Именно здесь состоялись переговоры между посланцем Франко Серрано Суньером и представителем фалангистов Д. Ридруехо. Фалангистам были обещаны партийные посты и «теплые» места в административном аппарате «нового» государства, а также сохранение принципов фалангистского движения, которые были «священными» для Примо де Риверы. Взамен фалангисты обещали свою поддержку. 4 августа 1937 г. был опубликован декрет о структуре руководящих органов фаланги. По статуту новой фаланги в целом сохранялась ее прежняя структура за одним весьма существенным исключением: вновь было подтверждено положение декрета 19 апреля, что принцип выборности «национального шефа» отменяется. Пост «каудильо» — вождя Франко, который уже был и главнокомандующим, и «главой» государства, предпочел оставить за собой [84].
Молы уже не было в мире живых: как и многие другие, стоявшие на пути Франко, он погиб в авиационной катастрофе 3 июня 1937 г. Единственным, кто косвенно оказал ему сопротивление, был Д. Ридруехо, который при обсуждении нового статута фаланги предложил проект статьи, в которой шла речь о том, что каудильо мог быть отстранен от должности в случае предательства.
27-й пункт прежней программы фаланги, в котором отразилось отрицательное отношение их авторов к объединению с другими силами, практически упразднялся; вся консервативная иерархия прежних времен обязана была считать себя членами «Испанской традиционалистской фаланги и ХОНС».
Новая фаланга не была прочным блоком. Мадридский корреспондент берлинской газеты «National Zeitung» даже в июле 1940 г. обращал внимание на то, что «монархо-теократическая программа рекете находится в резком противоречии с идеалами фашистов». Генерал А. Аранда в беседе с полковником германского генерального штаба Крамером в июне 1939 г. заметил: «Проведенное объединение национальных партий не дало желаемых результатов, так как здесь столкнулись друг с другом огонь и вода, получилось объединение, в целом представляющее компромисс бесспорно плохого свойства». В январе 1939 г. правительственным декретом была введена обязательная форма для новой фаланги — голубые рубашки, которые носили «старые» фалангисты, и красные береты — принадлежность официальной формы рекете. Аранда, смеясь, рассказывал Крамеру, «как одни ходят с поднятым воротником пиджака, дабы спрятать форменную рубашку другой партии, а другие, наоборот, выставляют напоказ рубашку, но зато носят под мышкой красный берет, чтобы его не заметили. Уже по этим внешним мелочам убеждаешься, что о каком бы то ни было единстве не может быть и речи»[85].
Но Франко это не тревожило: фаланга была не единственным компонентом его идеологического комплекса. Еще в тот день, когда была учреждена «Хунта национальной обороны», архиепископ Бургоса отдал распоряжение звонить в колокола. Секретарь Молы Хосе Мария Ирибаррен вспоминал позднее: «Архиепископ прошел между двумя рядами каноников, облаченных в красные и золотистые ризы. Папамоскас (скульптурное украшение колокольни собора в Бургосе. — С. 77.) созерцал со своей высоты две центурии фаланги, которые слушали мессу в одной из часовен. Как странно видеть ружья, красные береты и голубые рубашки в храме»[86].
30 сентября епископ Саламанки Энрике Пла-и-Даниэль, тот самый, кто уступил свой дворец для штаб-квартиры Франко, опубликовал пространное пасторское послание «Два города», в котором уверял верующих, что «светская Испания уже не есть Испания». Именно там и была предложена «Концепция крусады», иначе «крестового похода», вошедшая позднее в идеологический арсенал франкизма.
«Внешне она (то есть война) носит характер гражданской войны, — внушал его преосвященство, — но в действительности это крестовый поход. Это был мятеж, но его целью было не нарушение, а восстановление порядка, сторонницей которого всегда являлась испанская церковная олигархия»[87].
1 июля 1937 г. было опубликовано коллективное письмо испанских епископов, составленное кардиналом Гомa и подписанное почти всеми прелатами Испании за исключением епископа Витории Мухики и кардинала Таррагоны Видаля-и-Барракера, в котором церковь подтвердила свое согласие с «Концепцией крусады».
Эта концепция встретила одобрение у Франко, убежденного католика. 19 января 1937 г. в одной из первых своих речей, произнесенных перед массовой аудиторией, он внушал внимавшим ему слушателям, что Испания всегда страдала из-за заблуждений интеллектуализма и подражания иностранному. Испания должна стать католическим государством[88].
16 ноября 1937 г. «l'Eco de Paris» опубликовала фрагменты его выступления, в котором он уже официально идентифицировался с концепцией крусады: «Наша война — это война религиозная».
Но в то же время трезвый политик Франко не мог не отдавать себе отчет, что среди фалангистов было немало антиклерикалов. А фалангу поддерживали Германия и Италия. И человек консервативных убеждений и ревностный католик Франко при выборе основополагающей доктрины не ограничился «концепцией крусады», во всяком случае, во время гражданской войны.
К этому его побуждали не только Берлин и Рим, без помощи которых ему было не обойтись, но и внутренние обстоятельства: в эпоху «массового общества», анатомированного еще X. Ортегой-и-Гассетом в его «Восстании масс», даже диктатор не мог обойтись без массовых организаций с их агглютинирующей функцией.
19 марта 1938 г. декретом была утверждена «Хартия труда», подготовленная фалангистом Гонсалесом Буэно: корпоративизм был возведен в степень государственной политики. Учреждавшиеся вертикальные синдикаты, объединявшие рабочих и предпринимателей по отраслям производства, наделялись правами государственных организаций. Рабочие теряли право на забастовку, а все вопросы, связанные с регулированием трудовых отношений, объявлялись прерогативой государства[89].
12 октября 1937 г. на официальной церемонии в честь дня «Испанской расы» Франко в первый раз появился в фалангистской форме — в голубой рубашке и красном берете. Его речь была посвящена масонам и интернационалистам, которые, по его убеждению, «не являются сынами родины»: «Наша война — это не гражданская война, не война партий, не война пронунсиаменто. Это — крусада, крестовый поход тех, кто верит в Бога. Все мы, которые участвуют в этой борьбе, христиане и мусульмане, мы все — солдаты Бога и боремся не против других людей, но против атеизма и материализма»[90]. Казалось, он развивал идеи X. Мата, изложенные в книге «Испания! Историко-критические заметки о патриотическом восстании против масоно-большевистской экспансии», увидевшей свет уже в ноябре 1936 г. Мата утверждал, что коммунистическая революция должна была совершиться 20 июля (Мола относит дату на 29 июля) и даже сообщал такие подробности: «В Вальядолиде в Народном Доме установлена гильотина и подготовлен список, куда внесены 10 000 человек, обреченных на смерть».
Одним из элементов «черной» легенды была версия о том, что своим рождением республика была обязана заговору масонов, контролируемому силами «Интернационала масонов». Масонами были, как утверждалось, крупнейшие деятели республики — М. Асанья, М. Альварес, М. Портела Вальядарес, М. Барриос, М. Доминго, Л. Кампанис, А. Леррус; социалисты — Л. Хименес де Асуа, Ф. де лос Риос; военные — Л. Очоа, С. Посас; и даже коммунист Каэтано Боливар, «доктор бедных», единственный депутат-коммунист в кортесах 1933 г. Эта легенда, по замыслу ее создателей, должна была уязвить чувства католиков[91].
