майский путч 1937 г. в Барселоне и братоубийственная борьба в Мадриде в последние дни Республики в марте 1939 г. На взаимное недоверие обращал внимание и Манфред Штерн (генерал Клебер) в своем отчете Исполкому Коминтерна 14 декабря 1937 г.[100]
И все же, несмотря на все издержки «революционного процесса» в республиканском тылу, тенденция к консолидации сил возобладала: почти до самого завершения войны не была потеряна вера в победу, хотя успехи не раз сменялись поражениями. И даже когда чаша весов клонилась в сторону франкистов, защитники Республики находили силы к сопротивлению.
Даже через два года после начала мятежа, 25 июля 1938 г., орудийные залпы возвестили о начале самой крупной операции гражданской войны — 113-дневной битве на р. Эбро. И хотя исход этой битвы был трагическим для защитников Республики, ее продолжительность, несмотря на большие потери, свидетельствовала о высоком уровне боеспособности республиканской армии, а на выдающиеся качества ее командования обращал внимание даже посол Германии Э. Шторер.
Сражение под Гуадалахарой в марте 1937 г., в котором был практически разгромлен итальянский экспедиционный корпус, стало последней попыткой франкистов овладеть Мадридом с северо-востока. По словам французского историка Ж. Сориа, «коварный каудильо не мешал высмеивать своих фашистских союзников на страницах газет и в кабаре»[101]. Но важнее было то, что анализ причин неудач под Мадридом побудил Франко изменить саму концепцию войны.
Как отметит много лет спустя генерал Н. Н. Нестеренко, главный военный советник Генерального военного комиссариата республиканской армии, в эволюции стратегии Франко можно различить три этапа: «Первый — когда операции планировались как колониальные карательные экспедиции. Второй — когда после провала этих операций началась позиционная война на подступах к Мадриду. И, наконец, когда перешли к маневренной войне, которая закончилась весной 1938 г. прорывом в направлении Винареса. В Каталонской битве 1938–1939 гг. франкисты одержали победу, имея огромное количество военной техники, которой они располагали»[102]
Военные победы способствовали укреплению «националистической Испании» на дипломатической арене. По сведениям министерства иностранных дел в Бургосе, резиденции «национального» правительства Франко в течение 1937–1938 гг., т. е. до окончания войны, оно было признано де-юре девятью странами. Среди них — Германия, Италия, Ватикан, Япония, Португалия, Венгрия. Признавших де-факто было еще больше — 16, среди них — Англия (неофициальный представитель Р. Ходжсон), Югославия, Греция, Швеция, Голландия, Норвегия, Дания, Финляндия, Польша, Чехословакия, Эстония. 24 июля 1938 г. получил назначение при «правительстве» в Бургосе нунций Его Святейшества монсеньор Гаэтано Чичоньяни[103].
Бомбежки мирных городов, варварское разрушение священного города басков Герники 26 апреля 1937 г. германскими самолетами «Легиона Кондор», исход гражданского населения во Францию не оказывали влияния на поток дипломатических признаний националистов. Между тем гражданская война приближалась к своей трагической развязке. В победе Франко уже почти никто не сомневался.
В разгар битвы на р. Эбро 29–30 сентября состоялась мюнхенская конференция. И хотя до завершения этого грандиозного сражения оставалось еще почти полтора месяца, исход войны, как представлялось лидерам Запада, был предрешен.
Мюнхенская конференция 1938 г. была использована Чемберленом для того, чтобы попытаться достичь соглашения с Гитлером и Даладье и по испанскому вопросу. Он предложил, чтобы ее участники — правительства Англии, Франции, Германии и Италии — потребовали от воюющих сторон в Испании прекращения огня, а вслед за этим на новой конференции окончательно «разрешить» дело. Муссолини обещал «обдумать» английские предложения, Гитлер наотрез отказался обсуждать их. Вместо этого он прочитал лекцию Чемберлену о том, что германская интервенция в Испании преследует одну цель — уничтожение «опасности коммунизма».
Мотивы гитлеровского руководства, отвергнувшего план Чемберлена, видны из меморандума, составленного чиновниками МИД Германии 5 октября 1938 г.: «Мы заинтересованы в создании сильной Испании, тяготеющей к оси Берлин — Рим… Ясно, что наше положение в случае европейского конфликта будет намного благоприятнее, если на нашей стороне окажется сильная в военном отношении Испания. Однако Испания, возникшая из компромиссного мира между белыми и красными, не была бы сильной… Поэтому мы заинтересованы в полной победе Франко. Италия, по всей вероятности, также в этом заинтересована. Ось Берлин — Рим должна стремиться к быстрому и победоносному завершению гражданской войны в Испании в максимально короткие сроки»[104].
6 декабря 1938 г. в Париже между фашистским министром иностранных дел Риббентропом и его французским коллегой Боннэ состоялась примечательная беседа. Риббентроп распинался о том, что Германия-де оказывает услугу Франции, избавляя ее «от большевистского соседа». Боннэ согласился с Риббентропом, присовокупив, что французское правительство «не имеет ни малейших возражений против победы Франко». Он сослался и на заслуги Франции — закрытие франко-испанской границы[105]. Оба собеседника в секретных переговорах квалифицировали Испанскую республику «большевистской» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Публичное подписание франко- германской декларации 6 декабря 1938 г. было равносильно подписанию между этими державами пакта о ненападении.
В разгар битвы за Каталонию дипломатический агент Франко в Париже Киньонес де Леон сообщил Хордане 14 января 1939 г., что накануне ему позвонил сам Боннэ, хотя и с предосторожностью, что граница по-прежнему закрыта, несмотря на слухи, дошедшие, возможно, до него[106] .
27 января Каньонес де Леон сообщил Хордане на другой день после падения Барселоны, т. е. 26 января: в Париже состоялось совещание под председательством Марселина Доминго, на котором присутствовали известные деятели Республики. Цель собравшихся — анализ последствий падения Барселоны (в донесении сказано: «освобождение» —
27 февраля правительства Англии и Франции объявили о разрыве дипломатических отношений с республиканским правительством Негрина и признании правительства Франко.
В ночь на 5 марта Сегизмундо Касадо, возведенный 25 февраля 1939 г. в чин генерала, объявил по радио, что правительство Негрина низложено. Франко отказался обсуждать любые предложения об условиях мира. «Националисты победили, и их противники теперь должны безоговорочно капитулировать». Как вспоминал Р. Канталупо, посол Италии, на вопрос, возможны ли переговоры с красными, Франко ответил: «Красные никогда не сдадутся. Они не примут моих условий, т. к. государство, которое я хочу создать, — антитеза для них. Мы пойдем до конца»[108].
1 апреля 1939 г. Франко тожественно объявил, что война закончена. Но уже 3 апреля он призвал испанцев к бдительности: «Испания продолжает оставаться в состоянии войны против всех врагов, внутренних и внешних, оставаясь на веки верной своим павшим»[109] .
В тот же день правительство США признало правительство Франко.
18 мая 1939 г. состоялся парад победителей, в котором приняли участие 120 000 его участников, среди них — итальянский корпус, представители «Легиона Кондор», 500 португальских добровольцев.
В этот день Николас Франко, незадолго до этого возвратившийся из Португалии, сказал брату: «Сегодня твой день. Великий день, который ты ждал с детских лет, который твои тщеславные черные глаза всегда предвидели в будущем». Но его Великий день еще не закончился. Все еще стоял вопрос: «После победы — что?»
2 марта 1939 г. посол Испании Франко в Риме П. Гарсиа Конде сообщил Хордане, что накануне Его Величество дон Альфонсо поставил в известность о том, что получил приглашение от короля Румынии посетить его страну вместе с Его Высочеством доном Хуаном и принять участие в охоте 25 мая. У посла
