Злопамятный Франко не мог простить Лондону, что он отказал в агремане Кастиэлье, в то время послу Испании в Перу, так как тот был добровольцем «голубой дивизии», принимал присягу верности гитлеровской Германии, был удостоен ордена «Железный крест». Припомнили на Британских островах и его соавторство с X. Ареильсой: в разгар войны они издали книгу «Испания — восстановление своего места», где обосновали империалистические притязания Мадрида[336].
Получив отказ принять Кастиэлью, Франко предложил Лондону в качестве посла плейбоя Мигеля Примо де Риверу, брата основателя фаланги, в прошлом министра сельского хозяйства, а в рассматриваемое время — алькальда Хереса.
Коварный диктатор, заметил П. Престон, предположил, что Лондон не откажет дважды дать агреман, и тем самым обяжет Великобританию принять в качестве посла живого символа фаланги, из-за которой Испания была приговорена к изоляции на протяжении пяти лет[337].
Не забыл Франко и выступление парламентского субсекретаря Э. Дэвиса, который заявил на сессии британского парламента, когда консерваторы добивались восстановления дипломатических отношений с Испанией, что режим Франко остался таким же отталкивающим сейчас, как и раньше.
Франко отплатил той же монетой в интервью корреспонденту итальянской газеты «Roma»: по мнению испанского диктатора, «нет никакой разницы между социалистическим империализмом Лондона и коммунистическим империализмом Москвы»[338]. Он был убежден, что враждебность Великобритании и США — это все еще продолжающийся заговор масонства. В демократические устремления Вашингтона и Лондона он не верил.
Несмотря на продолжающуюся изоляцию Испании, Франко не смягчил своего нрава. Сульцбергер, удостоившийся чести присутствовать 6 марта 1951 г. на завтраке в Париже у Эйзенхауэра, записал в своем дневнике, опубликованном много лет спустя, что генерал, ссылаясь на одного европейского деятеля, сказал, что ему известно о желании Франко получить приглашение вступить в НАТО с тем, чтобы иметь удовольствие с презрением его отвергнуть[339].
Франко было известно, что Трумэн в конце марта 1950 г. заявил, что не видит никакого различия между СССР, Германией Гитлера и Испанией Франко, т. к. все они — полицейские государства. Но Трумэн не всегда следовал своим симпатиям и антипатиям.
Направляя Ф. Шермана в Испанию, он напутствовал адмирала: «Франко мне не нравится и никогда не понравится, но я не позволю, чтобы мои личные пристрастия взяли верх над вашими, военных»[340].
16 июля адмирал Шерман прибыл в Мадрид и был принят Франко. Во время переговоров в Эль Пардо, длившихся почти два часа, речь шла, по словам Фицпатрика, адъютанта и зятя адмирала, «о необходимости улучшения отношений между Соединенными Штатами и Испанией в свете международного положения». Собеседники пришли к взаимопониманию, но отложили вопросы о базах и о военной и экономической помощи до последующих переговоров[341].
18 июля Шерман и сопровождавшие его лица присутствовали на традиционном приеме в честь очередной годовщины мятежа, который Франко давал в королевской резиденции Ла Гранха. На другой день адмирал вылетел в Париж для встречи с Эйзенхауэром. Покидая столицу Испании, Шерман заявил, что вернется в Мадрид перед возвращением в Вашингтон. Однако 22-го, в Неаполе, адмирал умер от сердечного приступа.
Многие авторы, как испанские, так и американские, обнаружили явную склонность к переоценке последствий этой смерти для развития отношений между Вашингтоном и Мадридом.
Но переговоры продолжались, хотя для достижения соглашения понадобилось еще два года: не сразу удалось преодолеть несовпадение, вернее неполное совпадение побудительных мотивов договаривающихся сторон. Для Франко, как заметил Р. Гаррига, предстоящее соглашение было чем-то большим, «нежели операция обмена кое-каких баз на вооружение и экономическую помощь, он жаждал союза с американцами, т. е. того, на что Трумэн и Ачесон не могли взирать благосклонно, несмотря на давление Пентагона, поскольку роль борцов за мировую демократию нельзя было примирить с ролью союзника последнего фашистского режима, пережившего разгром Гитлера и Муссолини»[342]. Но были и весьма влиятельные в Европе и мире сторонники предстоящего соглашения. Черчилль, которого Сульцбергер посетил в его доме 19 июля, заметил, что Соединенные Штаты вправе вести переговоры о заключении негласного двухстороннего соглашения с Испанией[343]. Именно негласного, если доверять записи Сульцбергера. Даже Черчилль тогда не допускал гласного соглашения.
Были и противники соглашения с США не только в Европе и за океаном, но и в Испании. Уайтекер справедливо замечает, что в полной мере нельзя судить о сопротивлении в стране заключению испано- американского соглашения из-за отсутствия свободы прессы и публичных выступлений, однако, такое сопротивление вне всякого сомнения было, и к тому же, по его мнению, достаточно внушительное и широко распространенное. Сопротивление оказывали не только враги режима, но даже кое-кто из его сторонников.
О позиции первых известно широко: весь спектр эмигрантской оппозиции — от коммунистической партии Испании до либералов, особенно тех, кто считал своим идейным лидером С. Мадариагу, — неоднократно публично высказывал-свое резко негативное отношение к предстоящему военному союзу с США. О сопротивлении этому союзу со стороны тех, кто поддерживал режим, известно меньше.
Возможности для выражения своей точки зрения, отличной от Франко, у последних были относительно невелики, но все же имелись, поэтому и об их аргументах можно составить некоторое представление. Политологи обычно делят такого рода противников соглашения с США на три группы: националистов, традиционалистов и католиков. Националисты были против предоставления баз любой иностранной державе и присутствия иностранных войск на испанской земле; традиционалисты ссылались «на исконный испанский нейтралитет» и изоляцию; католики опасались контактов с протестантским миром, неизбежных при союзе с Соединенными Штатами[344].
Эти группы с явным недоверием взирали на намерение Франко «заманить на католическую землю Испании англосаксонские протестантские орды с их сомнительными манерами и с еще более сомнительной моралью». Деление на эти группы было весьма условным. Особенно слабо различима была грань между националистами и традиционалистами, т. к. и традиционалисты все еще руководствовались заветами Менендеса-и-Пелайо, согласно которым «единственным путем спасения Испании является искоренение в стране всех остатков иностранной скверны; страна должна черпать силы из своих собственных источников; лишь при выполнении этого условия в Испании может возродиться католическая культура, призванная в конце концов освободить мир»[345]. К тому же далеко не все католики боялись контактов с США.
Напротив, члены группы «Католическое действие», и особенно те из них, кто входил в «Национальную католическую ассоциацию пропагандистов», всеми доступными им способами оказывали воздействие на своих единоверцев в Соединенных Штатах, побуждая их к решительным шагам, направленным на вывод Испании из международной изоляции любым способом, в том числе и на путях заключения военного соглашения.
Сопротивление установлению более тесных связей с США проявляли преимущественно сторонники кардинала Педро Сегуры — архиепископа Севильи, духовного пастыря консервативной оппозиции Франко, который открыто протестовал против обмена «католической совести» Испании на «еретический доллар». Воинственный престарелый прелат неоднократно выражал свое неудовольствие Франко за его отказ уступить трон «законным» владельцам. Когда Франко посетил Севилью в 1953 г. во время весенней ярмарки, Сегура отказался предоставить ему духовника, и диктатору пришлось вызвать своего из Мадрида. А несколькими месяцами позже архиепископ демонстративно отказался присутствовать на церковном собрании, т. к. там находился Франко[346].
Однако Франко не страшился фронды своего разрешенного режимом усеченного «гражданского общества». К тому же он надеялся, что предстоящий конкордат с Ватиканом, к необходимости заключения которого он, наконец, склонился, поможет дисциплинировать несговорчивых «ультракатоликов», сторонников Сегуры.
Ватикан в свое время неоднократно предлагал Испании возобновить конкордат 1851 г., расторгнутый Республикой в 1931 г. Франко не желал поступиться установленным им самим правом назначать высших
