стране и за рубежом, неотвратимо и стремительно приближались, не требовалось особых источников информации, дня этого достаточно было сведений, почерпнутых из испанской и иностранной прессы.
«Франкизм сплотил против себя двух главных социальных антагонистов: крупный капитал и трудящихся. Те и другие считают, что режим стал основным препятствием на пути экономического прогресса и что его должна сменить новая форма политической власти, более современная, более соответствующая условиям нынешней Испании и ее положению среди европейских стран»[542] , — к этому выводу пришел профессор Мадридского и Калифорнийского университетов X. Видаль Бейнето.
И отдавать явное предпочтение только тем, кто представлял крупный капитал, игнорируя тех, кого Видаль Бейнето называл трудящимися, было по крайней мере недальновидно. И могло сорвать все планы мирного перехода к демократии. Среди тех, кто отдавал себе в этом отчет, был Хуан Карлос.
Труднее всего было установить контакт с генеральным секретарем Коммунистической партии Сантьяго Каррильо. Рассказывает король: «Когда я был приглашен шахом Ирана на празднества, посвященные 2000-летию персидской монархии, я был представлен Чаушеску. Чаушеску (совершенный безумец) сказал, что знает очень хорошо Сантьяго Каррильо». Тайно от правительства и даже многих своих сподвижников Хуан Карлос, тогда еще Принц Испании, направил в Бухарест своего друга М. Прадо-и-Колон де Карвахаля с посланием, в котором просил Чаушеску передать Каррильо, что «Дон Хуан Карлос де Бурбон, будущий король Испании, намерен признать, когда взойдет на трон, Коммунистическую партию Испании, так же как и другие политические партии».
Прошло несколько дней, и в Мадрид инкогнито прибыл румынский дипломат. Ответ гласил: «Каррильо не пошевелит пальцем, пока не станете королем. Затем не должно пройти много времени для осуществления Вашего обещания легализовать партию». По признанию Хуана Карлоса, он «свободно вздохнул за долгое время»[543]. Он верил, что Каррильо выполнит свое обещание и не выведет массы на улицу, если Хуан Карлос будет верен своему слову. Это был компромисс, нелегкий для обеих сторон — убежденного республиканца С. Каррильо и не испытывавшего ни малейших симпатий к коммунистам Хуана Карлоса, но этот компромисс мог избавить Испанию от пролития крови в период перехода от авторитаризма к демократии.
Контакты с социалистами установить оказалось еще труднее. Новое руководство ИСРП, избранное на конгрессе в октябре 1974 г., заняло непреклонную негативную позицию по отношению к восстановлению монархии, неустанно повторяя, что в Испании невозможно не идентифицировать монархию с авторитаризмом. Тем не менее будущий король не терял надежды, не избегая личных контактов с социалистами. Известно, что среди тех, кто посещал Сарсуэлу, резиденцию принца, был Луис Солана.
Хуан Карлос не ограничивался лишь контактами: когда видный социалист Луис Яньеса-Барнуэва был арестован за критику режима во время посещения Швеции в октябре 1975 г., он добился его освобождения. По просьбе Вилли Брандта принц потребовал, чтобы Фелипе Гонсалесу полиция вернула паспорт, чтобы он мог присутствовать на конгрессе немецких социалистов. И это не единственные примеры, когда принц оказывал реальную помощь наследникам тех, кто сказал «нет» монархии 14 апреля 1931 г.
Но это было уже в 1975 г. А за год до этого произошло еще одно событие, которое подтвердило еще раз, что Франко все еще «держал под контролем ситуацию вокруг власти».
Много лет спустя после его смерти, отвечая на вопрос, когда же тот действительно заболел, Хуан Карлос ответил: «В июле 1974 г. 10 или 11 июля, не помню точно. (9 июля Франко был помещен в клинику, носившую его имя. Палата № 609. — С. П.). Франко был человеком, созданным, чтобы прожить 100 лет. Не курил, не пил и не был большим гастрономом. Вел совершенно размеренную жизнь и проводил много времени на воздухе, охотясь или ловя рыбу с борта «Асор»»[544].
Болезнь стала большой неожиданностью для него. Он был очень подавлен: «Это начало конца». Франко дал поручение Ариасу Наварро подготовить возможно быстро декрет о передаче власти Принцу Испании. Когда Хуан Карлос посетил Франко в госпитале, он попытался убедить больного, что его болезнь не так уж тяжела, чтобы передача власти была оправдана. «Среди моего окружения, — вспоминал король, — было немало лиц, советовавших мне не превращаться во временного главу правительства»[545]. Эти советы отвечали и собственной позиции принца: ему больше импонировало стать настоящим, полноправным королем, королем со свободными руками. Но Франко был непреклонен: он всего лишь во второй раз в жизни, 11 июля, не участвовал в заседании кабинета, и его тревожило, что будет со страной в отсутствие главы государства. Франко попытался убедить Хуана Карлоса, что такая ситуация очень опасна: создается вакуум власти, который возможно попытаются заполнить другие. Между тем состояние его продолжало ухудшаться, и все труднее становилось это скрыть. 18 июля, которое традиционно отмечалось как главный праздник страны, на экранах телевизоров, демонстрировавших прием, на котором присутствовали дипломатический корпус и отечественные власть имущие, испанцы заметили отсутствие каудильо.
И Хуан Карлос сдался: «Я позвал Ариаса и сказал ему, что принимаю назначение»[546]. В тот день, 19 июля, Ариас Наварро и председатель кортесов представили Франко положенные в соответствии со статьей 11 Органического закона бумаги, которые Франко подписал: Хуан Карлос принял пост временного главы государства.
Донья Кармен была разгневана: она-то надеялась, что «вакуум» власти будет заполнен персоной ее зятя, Альфонсо Дампьера. Но Франко еще раз показал, что он контролирует ситуацию и никому не позволит поступать вопреки его воле. А даже предположение, что будущим королем может стать Альфонсо, укрепило бы надежды ветеранов «Движения» на рефалангизацию страны в будущем, чего Франко не желал допускать.
Но верил ли он в то, что трон Хуана Карлоса сохранит режим? В последние годы жизни — сомнительно. Как сказал король в беседе с Вильялонгой: «Франко очень редко говорил со мной о политике и никогда не давал мне советов. Иногда, когда я спрашивал его, как надо будет поступать в той или иной ситуации, он отвечал: «Не знаю, Ваше высочество. Во всяком случае, Вы не сможете поступать, как это делаю я. Когда Вы станете королем, времена сильно изменятся и люди не будут такими, как сегодня»»[547].
31 июля состоялся консилиум, в котором приняли участие звезды испанской медицины. Пациенту было официально объявлено, что у него болезнь Паркинсона.
Доктора Хиля уже не было подле Франко. Его место занял Посуело. Маркиз Вильяверде прямо обвинил Хиля в том, что он способствовал тому, что диктатор предпочел передать власть «Хуанито». Кармен поддержала зятя. У Франко не хватило сил, чтобы протестовать. Посуело составил весьма своеобразную программу реабилитации Франко: лечебная гимнастика и дозированная ходьба под звуки военных маршей времен юности Франко. Чаще других звучал гимн Испанского легиона «Я храбрый и верный легионер». Воздействие этих маршей превзошло все ожидания: глаза тяжелобольного ожили, губы зашевелились, повторяя слова, которые воодушевляли когда-то молодого офицера Франко.
Как бы то ни было, 16 августа Франко стал настолько транспортабельным, что был перевезен в свою резиденцию Пасо Меирас, что в Галисии, где он обычно спасался летом от зноя Мадрида. И здесь до его сведения спецслужба довела информацию, что Хуан Карлос ведет тайные переговоры с доном Хуаном, что вызвало недовольство Франко.
Впоследствии, отвечая на вопрос об истоках ненависти диктатора к дону Хуану, Хуан Карлос сказал: «Думаю, что Франко видел в моем отце единственного, кто мог оспаривать законность его власти… Он должен был видеть в нем мятежного либерала, угрожавшего уничтожить целиком его дело. Мятежного либерала, который склонялся на сторону «красных». Когда мой отец говорил: «Хочу быть королем всех испанцев», Франко, вероятно, переводил: «Хочу быть королем победителей и побежденных»». На вопрос, разве это неправда, Хуан Карлос отвечал: «Да, естественно, но для Франко это, вне сомнений, было невыносимо»[548].
Услужливая пресса вела беспрерывную кампанию против графа Барселонского, называя его масоном и напоминая о его службе в британском флоте, что тогда было криминалом. Но кампания дискредитации против Бурбонов задевала не только дона Хуана, но даже Альфонса XIII, обливая грязью того, кто так много сделал для Франко: ведь благодаря благосклонности короля будущий диктатор стал самым молодым генералом в Европе.
Опасаясь за свое будущее, Вильяверде через преданных ему лиц в окружении Франко усилил нажим
