шла война, нельзя сравнить с ужасом при мысли о том, что тайная полиция схватила Фей и Али. Никто ей так и не ответил. Ухмыльнувшись, седовласый мужчина жестом показал, чтобы она уходила.
Майаде пришлось во второй раз пройти мимо заключенных, которые на корточках сидели в коридоре. Она немного успокоилась при мысли о том, что ее, по крайней мере, нет среди них. Самое ужасное, что никто за пределами тюрьмы Баладият не знает, где она находится.
Двое охранников достали из карманов брюк одинаковые солнцезащитные очки и надели их. Они окружили ее с боков и потащили вперед. Надзиратели с непроницаемыми лицами толкали ее в плечо, чтобы понудить идти быстрее. Они вышли из здания, и ее повели по территории тюрьмы.
Майада никогда не бывала здесь раньше и теперь сравнивала новый комплекс со старой штаб- квартирой тайной полиции, которую несколько раз посещала в 1980-х годах, когда ею руководил друг семьи и наставник доктор Фадиль аль-Баррак. В то время она понятия не имела о том, что место, куда она приходила, таило в себе столько ужасов. Майада знала, что доктор Фадиль, как она его называла, отвечает за безопасность Ирака: он защищал страну от опасных оппозиционеров и террористов. Когда она приходила к нему в штаб-квартиру тайной полиции, они обсуждали его книги или говорили о ее журналистской карьере.
Теперь Майаду переполнял стыд, оттого что благодаря знакомству с доктором Фадилем она занимала привилегированное положение. Сейчас она понимала, что он заведовал местом, где были замучены до смерти тысячи иракцев. Она обманывала себя, не желая видеть постыдных действий правительства; юношеская наивность не позволяла ей видеть правду. Она сравнивала то, что видела в старой штаб- квартире, с тем, что окружало ее в новой тюрьме. Все было по-другому, и новые здания отражали эти изменения.
Когда доктор Фадиль был начальником — или, как его называли все сотрудники тайной полиции, «генералом» (аль-саид аль-аам) — штаб-квартира располагалась в Аль-Масба, недалеко от парка Аль- Садун, района в Багдаде, который населяли иудеи и христиане. Дома в этом районе строились в старом багдадском стиле — с украшенными орнаментом ставнями, большими балконами и красивыми садами, где смеющиеся дети играли в прятки и классики.
В одно прекрасное утро правительство неожиданно конфисковало прекрасные дома у старых владельцев, а затем возвело вокруг района высокий забор и превратило его в лабиринт зданий и улиц с потайными камерами.
Доктор Фадиль, управлявший отделом и подчиняющийся непосредственно Саддаму, построил современный офис между старыми домами. На нижнем этаже находился гараж, заставленный новыми японскими автомобилями. Майада знала, что их подарил Саддам Хусейн. В кабинете доктора Фадиля стоял огромный стол из красного дерева и стеклянные кофейные столики. Потолок был отделан маленькими металлическими квадратиками: Майаде казалось, что столь необычный потолок в стиле поп-арта скорее подошел бы дискотеке. Просторный офис снабдили современной техникой, в том числе многочисленными мониторами, на которых доктор Фадиль видел все точки тюрьмы, а также роскошествами вроде видеомагнитофонов, которых в то время в Ираке почти ни у кого не было, и небольшим видеоэкраном — хозяин часто приглашал близких друзей посмотреть последние голливудские фильмы. Был там и большой плавательный бассейн.
Весной 1984 года доктора Фадиля повысили и перевели на работу в иракскую разведку. Новый офис располагался в Сахат Аль-Носур, в районе Аль-Мансур. В 1990 году Майада несколько раз приходила туда. В этом же году Саддам приказал арестовать Фадиля. Если бы он по-прежнему занимал свой пост, то в Баладият она была бы дорогим гостем, а не испуганной пленницей.
Майада и двое охранников приблизились к блоку бетонных зданий. Она прошла в дверь, и ее отвели в кабинет сферической формы справа от входа. За круглым столом сидел сухопарый мужчина с морщинистым лицом. Она внимательно посмотрела на него, Его лицо было морщинистым от тревог, а не от старости. Она не знала, почему решила, что он состарился из-за того, что видел, а не из-за того, сколько лет прожил, но была уверена в этом.
Чиновник приказан ей сдать вещи и спокойно записал: кольцо, часы, кошелек с 20 000 иракских динаров (около 10 американских долларов), ежедневник с информацией о заказах на печать и дизайн, записная книжка с телефонами, обязательное удостоверение личности, и, наконец, записка от дочери. Фей напоминала Майаде о том, что они договорились встретиться за обедом.
Вдруг откуда ни возьмись появился еще один мужчина. Он схватил ее правую руку и с силой опустил палец на чернильную подушечку. Затем поставил отпечаток ее пальца на список вещей. В комнату вошел еще один человек, и двое охранников повели ее в камеру.
Майада прошла через двойную дверь и оказалась в длинном коридоре с дверями, ведущими в камеры. Мужчины остановились у третьей двери справа. Майада нервно переминалась с ноги на ногу, а толстый охранник открыл тяжелый замок и жестом показал ей, чтобы она входила. И тут она увидела. Номер 52. В ужасе она крикнула:
— Не-е-е-е-ет!
Подходя к камере, Майада дрожала, не веря тому, что видела. Они собирались запереть ее в камере 52. У нее защипало в глазах, ее охватил озноб. Номер 52 парализовал ее: 52 было несчастливым числом, преследовавшим ее семью много поколений. Ее дорогой отец умер в возрасте 52 лет в палате номер 52. Его отца, Джафара Пашу Аль-Аскари, убили, когда ему исполнилось 52 года. А теперь ее заключили в камеру 52! Майаде казалось, что ее арест ничем не лучше смертной казни. Нет! Она
— Входи! — заорал рябой охранник.
Майада отрывисто, едва слышно прошептала:
— Я не могу. Я не могу.
Охранник поджал губы.
— Входи, я сказал!
Второй мужчина с силой толкнул ее.
Майада ничком влетела в камеру 52. Она схватилась рукой за стену, чтобы не упасть. Когда она коснулась холодной поверхности, ее взор затуманился.
Она услышала, как захлопнулась дверь, с лязгом закрылся замок. Она попала в ловушку. Прижимая ладони к стене, Майада медленно поднялась. Она находилась в маленькой прямоугольной камере.
Раскрасневшаяся, задыхающаяся, ослепленная флуоресцентными лампами на потолке и танцующими вокруг нее тенями, она расплакалась, поняв, что на самом деле это вовсе не тени. Бесплотные силуэты оказались женщинами, и одна из них подошла к ней.
— Почему ты здесь? — мягко спросила она.
Женщина, подошедшая к Майаде, стояла молча, не повторяя вопроса, и ждала, когда Майада придет в себя, а та попыталась ответить, но не смогла произнести ни звука. Она только размахивала руками. Майада забеспокоилась о том, что подумают ее сокамерницы. Она испугалась, что женщины позовут охранников, чтобы те отвели ее в сумасшедший дом. Чтобы избежать этой участи, она с огромным усилием откашлялась. Легкие заболели от напряжения. Майада пыталась смочить слюной опухший язык и иссохший рот — она не пила с тех пор, как ее арестовали утром; несколько раз моргнула, чтобы привыкнуть к свету. В камере было слишком темно, и Майада с трудом подсчитала силуэты сокамерниц; ей показалось, что там находится не менее дюжины женщин-теней. Почему-то их присутствие немного утешило Майаду.
Затем она узнала, что в камере, предназначенной для восьми заключенных, сидело восемнадцать арестанток. Но когда она оглядывала заполненную женщинами прямоугольную камеру, ей чудилось, что их не меньше восьмидесяти. Туалет специально разместили в направлении Каабы в Мекке, той точки, глядя на которую они должны были молиться пять раз в день. Это было явное оскорбление каждому мусульманину, потому что в исламской архитектуре туалеты принято располагать как можно дальше от точки направления на Каабу.
Мысли о молитве сменились ощущением омерзительной вони. Она никогда не чувствовала такого отвратительного запаха, даже во время войны, когда спасатели вытаскивали обгоревшие тела, несколько дней пролежавшие под руинами. Вонь в камере была такой сильной, что Майада решила, что она исходит от рвотных масс на полу. Уверенная, что стоит в мерзкой луже, Майада посмотрела на подошвы сандалий,
