пыли и пепла этой войны. Она хотела, чтобы ее ребенок, ребенок Коула, жил, не зная ужасов кровавой междуусобицы.
– Проклятая! – заорал Зик. Он с яростью заломил руку Кристин за спину, и она закричала от боли. Он толкнул ее к двери, затем в дом. Он толкал ее к лестнице, но боль в руке стала такой нестерпимой, что Кристин споткнулась на ступеньках.
– Может, у нас есть немного времени. Кто знает, вдруг возня затянется… Так что я не против поиметь тебя прямо на кровати Коула Слейтера, а потом посмотрю, как он захлебнется собственной кровью.
Внезапно входная дверь открылась, и в проеме показался Коул. Зик развернулся, выставив Кристин впереди себя как прикрытие.
Коул не двигался. В левой руке он держал кавалерийскую саблю, правой целился из кольта.
– Положи оружие, Слейтер, но только медленно, – проговорил Зик. Он мертвой хваткой вцепился в Кристин, а она едва не задохнулась от вони его немытого тела и дыхания, отдающего перегаром.
– Убери грязные лапы от моей жены, Зик.
– Ты знаешь, Слейтер, я поздно пришел к Куонтриллу. Вот почему не вспомнил тебя, когда мы встретились в первый раз. Но теперь-то все вспомнил. И мечтал увидеть тебя снова. Поверь, я много думал об этом. Так что опусти пистолет. Хочешь посмотреть, как я разряжу это серебристое дуло прямо ей в горло? Подумай, как потечет кровь, ее кровь, Слейтер.
И вдруг они услышали плач. Плакал Гейб. Далила, наверное, с ним где-то поблизости, подумала Кристин.
У нее засосало под ложечкой. Она увидела, как побледнел Коул. Зик ухмыльнулся.
– У тебя славный парень, Слейтер, – растягивая слова, проговорил Зик. Он приставил дуло пистолета к щеке Кристин. – В самом деле, славная жена и славный сын. Если хочешь видеть их живыми, опусти пистолет тихо и спокойно. Никаких резких движений.
– Никаких резких движений, – эхом повторил Коул.
Малыш, продолжал плакать. Кристин закусила губу; как только Коул опустит пистолет, Зик убьет его, а она так много должна ему сказать. Гейб теперь уже ходит, даже лепечет что-то. Она научила его говорить слово «папа». У него самый звонкий в мире смех, и глаза у него так похожи на глаза его отца…
– Коул, нет! – вырвалось у нее.
Он улыбнулся ей.
– Я должен сделать это, Кристин.
Зик захохотал.
– Да, он должен сделать это!
Коул посмотрел на Кристин и улыбнулся.
– Я никогда не говорил тебе, что люблю тебя. Знай же, я люблю тебя всем сердцем.
– О Господи, Коул!
– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Пригни голову, Кристин.
– Что? – выдохнула она.
Он не бросил свой кольт. Он целился поверх ее головы. Она вскрикнула, и весь мир взорвался.
Глава пятнадцатая
Кристин упала, ноги отказывались ее держать. Единственное, что отпечаталось в ее сознании, – выстрел. Единственный выстрел, который сделал Коул. Ответного выстрела не последовало.
Тело Зика рухнуло на нее. Кристин мгновенно пришла в себя. Краем глаза увидела голову Зика – невидящий взгляд уставился в стену, на лбу чудовищная рана. Она попыталась сбросить его, но тщетно. И тут сильные руки обвились вокруг нее и вытянули из-под Зика. Кристин не могла оторвать от него глаз – ужасающее зрелище, от которого стынет кровь и жилах.
– Кристин! – Коул обнял ее.
Она подняла глаза. В его взгляде светилась тревога.
– Ты не ранена?
Кристин покачала головой. Говорить она не могла. Она посмотрела на него и уронила голову ему на грудь, заплакав. Он гладил ее по волосам, бормотал что-то ласковое, утешая ее.
– Как ты узнал, что мы в беде? Они убили всех солдат, что охраняли ранчо. Хотя нет, некоторые, может быть, еще живы. Надо помочь им! Один из них спас меня. – Слезы с новой силой хлынули у нее из глаз, как Кристин ни старалась сдержаться. – Коул! Он убил Мэтью! Он разыскал моего брата и убил его.
– Тише, милая, успокойся, – шептал Коул, прижав ее к себе и гладя по волосам. Подняв ее голову за подбородок, он посмотрел ей в глаза. Хотел убедиться в том, что она в состоянии понять, что он говорит. – Кристин, с Мэтью все в порядке. То есть, прости, не совсем в порядке. Он ранен, но он жив. Я бы никогда не узнал… – Внезапно Коул замолчал, словно потерял дар речи. Он держал ее в объятиях, и руки его дрожали. Все самое плохое было позади, и теперь напряжение дало себя знать. – Отряд Мэтью атаковали. Зик решил, что твой брат умер, но он был лишь ранен и ночью бежал. Слава Богу, янки было известно, где мы находимся, и Мэтью хорошо знал местность, так что он быстро добрался до меня.
В глазах Кристин вспыхнула радость, которой она еще не смела поверить.
– Коул! Пожалуйста… ты так говоришь, чтобы меня…
– Это правда, Кристин, клянусь тебе.
– Но они не придут за тобой? Янки позволят тебе…
– Мои друзья караулят в нужных местах, – ответил Коул с грустной улыбкой. – Так что я надеюсь… Может, когда все кончится, ненависть и злоба исчезнут. Что-то останется навсегда в памяти… Но, Господи, как я хочу, чтобы все это кончилось. Хочу, чтобы весь этот кошмар остался позади!
Он снова прижал ее к себе, и она услышала, как сильно бьется его сердце. Грубая шерсть его мундира колола ей щеку, и Кристин казалось, что она никогда не была так счастлива, как сейчас. Ей захотелось посмотреть на него и снова увидеть, как он улыбается, как блестят его глаза, когда он обнимает ее, а более всего ей хотелось, чтобы он снова заговорил. Вдруг скажет, что любит ее.
Конечно, время для этого было неподходящее. У нее в ногах лежал труп, и, хотя вы стрелы на дворе стихли, там тоже на земле были трупы. И, слава Богу, оставались живые, которые нуждались в помощи. Ей надо было бежать в амбар к тому молодому янки, что спас ей жизнь, и… она должна найти своего сына.
– Кристин… – начал было Коул, но его прервал душераздирающий крик.
– Миз Кристин! Мистер Коул! О Господи… Хвала Всевышнему… – это появилась Далила с Гейбом на руках. Мальчик отчаянно вырывался. Коул смотрел на сына с трепетом отца, не видевшего своего ребенка долгое-долгое время. Смотрел и не узнавал, так вырос его мальчик.
У Кристин заблестели глаза.
– Он уже ходит! И говорит! И я его научила говорить слово «папа».
Далила, увидев тело Зика, плюнула на него и переступила, чтобы подойти к Коулу, затем опустила Гейба на пол. В первый момент мальчик пошатнулся, Коул опустился на колени и протянул к нему руки. Гейб сделал несколько неуклюжих шажков, с опаской поглядывая на незнакомца.
– Скажи «папа», – попросила его Кристин.
Но Гейбриэл, похоже, не собирался ничего говорить. Он отвернулся от незнакомого мужчины, стоявшего на коленях, и зарылся лицом в юбки матери. Кристин засмеялась и подняла его на руки. Она так сильно прижала его к себе, что мальчик громко запротестовал.
– О, Гейб! – лепетала Кристин, гладя его. Коул поднялся с колен и взял у нее своего плачущего сына. Он поднял Гейбриэла на вытянутых руках и смотрел своими серыми с серебристым блеском глазами в его тоже серые глаза.
– Я твой папа, маленький ты мой человечек! – засмеялся Коул. – Тебе лучше начинать привыкать к этому.
Конечно, Гейбриэл не мог понять, что говорил ему Коул, но засмеялся в ответ, будто решил принять этого незнакомца. Коул улыбнулся Кристин.
Внезапно в дверях послышалась какая-то возня.
– Отпустите меня, подлец!
Малакай втащил Шеннон в дом. Лицо его потемнело от злости.
– Я готов сражаться с бушхокерами, с проклятыми янки, но, Коул, будь я проклят, уволь, не могу
