на обочине дороги в 10.17 — «целых два часа после того, как в 8.16 из них вытряхнули мусор». Это нарушение, напомнили мне, которое грозит штрафом в 100 фунтов.
— И более того, — угрюмо сказала женщина, — крышка одного из баков была приоткрыта на пятнадцать сантиметров.
Когда я объяснил, что слишком слаб, чтобы затащить баки обратно во двор, а моя жена, видимо, запамятовала о том, что баки нельзя переполнять, парочка обменялась скептическими взглядами профессионалов.
— Каких только отговорок мы не наслушались, мистер Моул, — скривилась дамочка. — В общем, вы официально предупреждены. Помните, вы обязаны выставлять баки на улицу не ранее семи тридцати утра и забирать их обратно не позднее половины девятого. Вам ясно?
Не знаю, долго ли мы еще препирались, но, когда в прихожую вышел Бернард узнать, «из-за чего сыр-бор», парочка поспешила ретироваться.
— Они напомнили мне о послевоенном Восточном Берлине, когда соседи доносили в Штази о каждом твоем чихе.
Утром не смог вылезти из постели. Георгина взялась отвести дочку в школу. Они опаздывали, потому что Грейси повела себя возмутительно. Все было хорошо, пока она не увидела содержимое коробки для завтраков.
— Фу! — завопила она. — Противный черный хлеб с какими-то семечками, противный виноград с косточками и противная вода с пузырьками. Почему мне не дают шоколадный батончик, чипсы и кока- колу?
Боюсь, девочка унаследовала плохие гены моего отца, отвечающие за пищевые пристрастия. Однажды отец чуть не уморил себя голодом в отпуске на пустынном греческом острове, когда по ошибке заказал проживание в отеле, где придерживались политики сыроедения, по схеме «все включено». Иных заведений, где его могли бы накормить, на острове не обнаружилось.
В 9.35 утра зазвонил телефон. Я, едва держась на ногах, встал ответить.
Голос, как у робота, произнес:
— Если вы являетесь родителем, либо опекуном, либо лицом, ответственным за Грейси Моул, нажмите один.
Нажал один.
— С вами говорят из службы оповещения о пропусках занятий начальной школы Мангольд-Парвы. Вашего ребенка, Грейси Моул, нет в школе. Если ребенок болен, нажмите два. Если ребенок отсутствует по объяснительной записке, нажмите три. Если ребенок ушел в школу, но не появился там, нажмите четыре. Если вышеперечисленное не подходит, нажмите пять. Если вы желаете побеседовать с представителем педсостава, не звоните в промежутках после… — И тут, дневник, робот застрекотал: — Восьми тридцати и до девяти десяти; после одиннадцати десяти и до одиннадцати тридцати пяти; после двенадцати пятнадцати и до часа тридцати; после трех пятнадцати и до трех тридцати пяти. Просьба учесть, что школа закрывается в четыре часа дня. Запросы о потерянном имуществе следует подавать в промежутках между указанными выше временными сроками.
Я нажал шесть — посмотреть, что из этого выйдет.
— Начальная школа Мангольд-Парвы, — гаркнул робот, — не несет ответственности за несчастные случаи либо инциденты, произошедшие с ребенком вне территории школы.
Попытался дозвониться до Георгины, но опять нарвался на робота — ее автоответчик. Позвонил на мобильный, однако номер был занят. Ничего не оставалось, как отправиться в школу и выяснить, что же случилось с моей дочерью. Уж не бросила ли ее Георгина на проезжей части после того, как Грейси своим ужасным поведением довела мать до ручки?
Бернард вызвался пойти вместо меня, но, когда человек с такой неконвенциональной наружностью объявится на игровой площадке и спросит о Грейси, все полицейские машины Англии с воем ринутся к школе — тем более если мой жилец наденет старомодный плащ, купленный на деревенской распродаже ношеной одежды.
С Георгиной мы столкнулись у запертых школьных ворот. Оба задыхались и не могли говорить. Давненько я не бегал, и стоило остановиться, как у меня подкосились ноги. Георгина подхватила меня, подвела к автобусной остановке и усадила на деревянную скамью, исчерканную вырезанными инициалами. Затем она принялась жать на кнопку переговорного устройства, выкрикивая свое имя, и, когда ее впустили на территорию школы, я попытался прийти в себя.
Я сидел, обхватив голову руками, и вдруг кто-то поставил на скамью пакет из «Спара». Это был Саймон, наш викарий.
— Адриан, гоните прочь отчаяние. — Викарий уселся рядом, положил руку мне на плечи. Я с отвращением увидел, что его глаза полны сочувствия. — Пока есть жизнь, есть надежда, — мямлил он, — и, если вы разделите свое бремя с Господом, Он вас услышит.
Словно рекомендовал обратиться в клиентскую службу Британских телефонных линий.
Воспользовавшись случаем, я поинтересовался у Саймона, не осталось ли на кладбище незанятых семейных участков.
— Я бы предпочел удаленное место, чтобы из школы не было видно, — уточнил я. — И по возможности такой участок, чтобы на него падали лучи заходящего солнца.
Саймон сказал, что восхищается моей прагматичностью, но, увы, на захоронение существует длинный список ожидания. Однако, в случае моей прискорбной кончины, при условии, что я выберу кремацию, моим родственникам разрешат развеять меня у церковного крыльца над клумбой с розами.
Из школы вышла Георгина, она громко и гневно поносила службу оповещения о пропусках занятий за дезинформацию. Викарий поднялся ей навстречу:
— Миссис Моул, вам сейчас, вероятно, трудно приходится.
— Еще бы! Попробуйте найти человека, который будет ухаживать за жирафом по минимальной ставке.
Пока они разговаривали, я, вопреки моим правилам не лезть в чужую душу, изучал содержимое пакета Саймона: баночка вазелина, консервированные абрикосы, головка чеснока и пакет ваты.
Когда викарий удалился, жена сказала:
— Ужасно выглядишь, Ади. Давай я позвоню твоей маме, пусть она приедет и заберет тебя.
Не стыжусь признаться, дневник, я позволил моей матери доставить меня домой и уложить в постель с чашкой чая и двумя зефиринами.
Бернард, только что вернувшийся из «Медведя», предложил открыть банку супа. Когда они оба ушли, я дал волю слезам. Плакал я две минуты и тридцать одну секунду.
Химия.
Решил полноценно использовать те шесть часов, что я каждый день провожу в больнице. С этой целью я откопал в сарае старый лингафонный курс русского языка. Надеюсь, к концу терапии я уже смогу бойко произнести: «Извините, не подскажете, как пройти к могиле Достоевского?»
