наплечниками. Броню при помощи ординарца примерил и сразу снял — ноги пока что держали меня неуверенно.
Заботливый Акинф отобрал для меня несколько рубах, две смены белья, носки и вместе с парадным мундиром перепоручил хабар Редди — упаковать в дорогу. Порванные и испачканные кровью и землей бриджи после бритья сменил на запасные, как назло, светлые. Теперь же с удовольствием переоделся в прочные и удобные кожаные брюки. Наряд дополнил головной убор — что-то вроде треугольной шляпы. Ральф подтвердил мою догадку, что в умах здешних простолюдинов треуголка имеет статус офицерского аксессуара. Поэтому все-таки уломал себя попарить макушку. В бою бестолковую шляпу решил заменять на стальной шлем, как у Буяна, благо мастер-стрелок и о моей голове позаботился.
Затем в соответствии с иерархией прибарахлился Белов. Мы договорились пользоваться услугами Редди сообща к взаимному удобству. Буян с Акинфом поменяли свою обувь на офицерские сапоги да накинули добротные кафтаны, что сразу же выделило их из солдатской среды. Тряпья оставалось в достатке и пришлось ставить обоих мастеров на раздачу вещей нуждающимся солдатам. Естественно, те распределили барахло в первую очередь среди своих подчиненных.
Ни на минуту я не забывал, ради чего полез копаться в вещах покойных. Искомое обнаружилось в самом крупном сундуке, снятом с офицерской брички. В резной деревянной конторке находились бумаги и увесистая кожаная папка с тоненьким ремешком. При виде ее Ральф встрепенулся. Внутри оказалась «дощечка» из того же магического материала, что и патенты, размером чуть больше стандартного листа бумаги. Белая поверхность была разбита на квадраты, покрытые цветными линиями, значками и сокращениями. По команде Ральфа я перевернул планшет, ибо держал его вверх ногами.
С правой стороны в специальном держателе покоился стилос. В правом верхнем углу «дощечки», утопленный прямо в дивный материал, вращался почти привычного вида компас. Чуть ниже сверкал небольшой гамион. Еще ниже — небольшой экран, площадью примерно с две визитки.
Присел в сторонке и прислушался к мудрому совету подселенца о том, как совладать с магическим девайсом. Доселе невиданным, но необходимым командиру.
С первого же взгляда карта проясняла текущее географическое положение моего отряда. Красный треугольник замер в двенадцати километрах от Каменной Длани и тракта Висельников, оставшихся на юго-востоке вместе с оседлавшим тракт вольным городом Грымом. Протянувшаяся на запад сквозь Грымскую пущу вдоль непроходимой каменной гряды тропа после безымянного ручья начинала ветвиться и петлять между скалами, обозначенными как Столпы. Все обозначенные пути — воровская тропа, по которой двигались мы, и проселочная дорога вдоль западной гряды — вели на северо-запад в узкое бутылочное горлышко ущелья Рока, которое начиналось сразу, как заканчивался лес. Две скальные гряды обнимали лес с севера и лесисто-болотистую местность с запада, оставляя нам один-единственный путь.
Я не в первый раз обратил внимание, что здесь используется метрическая система. Подселенец было буркнул, что «не видит в этом ничего удивительного» и «в империи всегда так было: расстояния в километрах и метрах, а ружейные стволы в миллиметрах». Мол, я это вместе с частицей Ральфовой мудрости усвоил. Но на половине рассуждений, обещающих быть не менее пространными, чем обычно, маг осекся и пообещал прояснить историю вопроса.
— Проясни, проясни, голуба. Мне самому интересно, откуда у вашей Империи наша метрическая система. — Судя по заинтересованному лицу Акинфа, я опять думал вслух.
По команде Ральфа коснулся указательным пальцем гамиона. Я не понял, что произошло, но обозначений на карте внезапно прибавилось. Похожее на отпечаток большого пальца болото змейкой пересекла еще одна линия. Потыкал в нее стилосом — на экране появились загадочные каракули, принятые мной поначалу за тайнопись. Почерк у бывшего владельца, как у врача с похмелюги! Заботливые и находчивые аборигены проложили с островка на островок приличную гать, а некий исследователь занес ее местоположение и описание в свой «навигатор».
— Акинф, глянь вот сюда, что видишь? — ткнул стилом в Столпы, затем в гать.
Ординарец пригляделся к карте и взял несколько секунд на размышление.
— Ждут они нас там, на Столпах-то, ваше благородие.
Бывший гайдук подтвердил мои соображения. Местные отморозки обожали устраивать засады на Столпах — скальных образованиях, самой природой предназначенных на роль наблюдательных башен и стрелковых позиций. Иногда их выбивали граничары, эдакие казаки на здешний лад, которые, в общем-то, тоже не промах собрать с купцов чрезвычайный налог, а то и вовсе разграбить якобы дружественный сквернавцам караван. Наличие потайной гати представлялось ему здравой идеей еще и потому, что проселочная дорога, протянувшаяся от ущелья между болотом и западным скальным образованием, дублировала тракт Висельников, но предоставляла караванам большую свободу маневра. Никто не любит отчислять налоги, еще меньше дураков платить не только бандитам, но и властям.
— Как мыслишь, фургоны пройдут?
— Навряд ли, — ответил Акинф — До начала гати, может, да только муторное дело с ними по лесу таскаться.
Чем больше я смотрел на карту, тем сильнее убеждался в правоте своего замысла, промелькнувшего искрой в тот момент, как увидел путь через болото. Нас ждут на кораблях, а мы с горы на лыжах. Оставил идею дозревать и созвал военный совет.
Помимо троих десятников и лекаря Фомы приглашения на совет получили начальник вооружений Прохор и… повар Никодим. Последнего с подачи Акинфа я назначил главой обоза, о чем предстояло сообщить ему самому и прочим. Раз уж он «и к людям и к тяглу подход знает, и при нем никогда не голодали», даже при лютом воровстве покойных офицеров. Помимо обязанностей «шеф-повара» батальона Никодим, не будучи строевым солдатом, «тянул лямку» артельного старшины первой роты. Следовательно, стрелки доверяли ему свои скудные «пайковые» деньги и муку, выдаваемую в счет жалованья для организации «приварка». Задумай я провести в отряде конкурс на соответствие внешности слову «хозяйственность», повар бы занял первое место. Что немаловажно, он умел читать и писать. Поэтому Никодим был обречен разгребать в моем подразделении логистические вопросы.
Расселись по ящикам. Белов рядышком со мной приземлился, десятники же на некотором отдалении. Вроде как дистанцию соблюли.
Для затравки разговора я предъявил собравшимся свой лейтенантский патент. После личного обращения покойной княжны Белояровой и эпического разгрома сквернавцев у Длани эффект, конечно, получился уже не тот. И маленький, но тщеславный шоумен во мне от всеобщего молчания слегка сконфузился. Отреагировали мои соратники сдержанно, словно ожидали чего-то подобного.
После краткой паузы озвучил им свою «настоящую» легенду: мол, на деле я офицер для особых поручений генштаба русинского корпуса Армии Освобождения, приданный батальону для усиления. Узкое место, каким таким чудом я оказался на дороге в голове разгромленной колонны, пришлось проскочить. Уцелел же в засаде просто: сбили с ног в толчее да по голове «прилетело неслабо». Испугался. Все-таки первый бой как-никак. Притворился мертвым. Потом перестрелял мародерствующих сквернавцев и бросился в лес, где и плутал, отстреливаясь, пока не набрел на Буяна. Признаваться в своей трусости было непросто, но, увы, необходимо, чтобы придать рассказу какую-то видимость правды.
Честно говоря, больше всего переживал за этот момент: аборигены в слово «честь» вкладывали непривычно много смысла, раздувая его до глыбы, которую нельзя ни перепрыгнуть, ни обойти, не запятнав репутацию. А ее, как одежду по поговорке, следовало беречь смолоду. И, что характерно, в первую голову это касалось особ благородного происхождения. Да уж, порядки…
Евгений Белов — единственный, кто имел право упрекнуть меня в «недостойном офицера поведении», — предпочел отвести глаза. Похоже, юноша понимал, что не время и не место выяснять, кто достоин, а кто здесь «погулять вышел». На мое счастье, разум парня слишком чист, чтобы изводить себя ревностью и домыслами. Если посмотреть на ситуацию объективно, то Фома отдал Слезу Асеня с душой княжны какому-то приблудному авантюристу, а не влюбленному в нее юному рыцарю. Не похоже, что без страха и упрека. Не потому ли он так взялся геройствовать, что тоже растерялся под огнем? Так или иначе, окажись на месте Евгения более эгоистичный и ограниченный субъект, мне бы не удалось избежать конфликта, — к гадалке не ходи.
Также никто не заявил, что не видел меня во время предшествующих стоянок, на марше и затем в
