же сажается в тюрьму на десять лет.
– Без суда?
– Почему без суда?
– А если он скажет: «Нет! Я не вор!»?
– Ну, тогда он опустится среди воров. Так нельзя. Вор должен сказать, что он вор.
– И вот он выходит из тюрьмы, и его еще раз спрашивают и опять сажают?
– Да. И воры в законе у нас сидят в отдельной тюрьме. Не со всеми. И еще у нас ГАИ взяток не берет.
– Как это?
– А у нас нет ГАИ. Есть патрульные машины. Город разбит на квадраты, и каждая машина патрулирует свой квадрат. Все знают телефон. Если что случилось – позвонил, и они через минуту подъедут.
– А как же происшествия на дороге?
– Все стали очень вежливыми. Сами регулируем движение. А если что случится, то патруль сразу подъедет.
– И он взяток не берет?
– Нет. Их все время проверяют. У нас безработица сорок процентов – сразу на улицу.
Через десять минут меня довезли до гостиницы. Это три звезды, и сутки здесь стоят девяносто долларов. Огромный номер, три кровати.
Через два часа за мной заехали и повезли на ужин. На ужин были приглашены еще два бывших полковника, Александр и Георгий, и два грузинских бизнесмена – Гизо и еще один Георгий.
Мы сидели в ресторанчике, в неотапливаемом домике. Там был камин, и над ним был приспособлен самогонный аппарат. Зажигаешь камин – идет чача.
Принесут и вино: «А какое вы будете вино? Есть немножко мутное, есть крепкое…»
Вина будет море. А еще – маринованный сом, хачапури, сыр, зелень, шашлыки.
Тосты. Грузия – это тосты. Это непрерывные тосты. Сначала обо всех присутствующих. Начинают с самого старшего и не забывают никого. Всем посвящается несколько слов. Какие это слова? «Сначала я хочу выпить за Бога (пауза). за Бога, пославшего нам такого человека, как Гизо.»
Потом все пьют за отсутствующих, потом за Грузию и так далее, пока не наступит вечер. Вечер наступает в одиннадцать ночи.
Потом все ищут вход в гостиницу.
В два часа ночи я вскочил с кровати. Меня поднял с нее женский крик: «А-а-а-а-а!!!»
Кричат, кажется, за стенкой, требуется помощь!
А потом закричал мужик, только потише: «А. а. а.»
Я сел на кровати. Помощь не требовалась.
Я должен выступить на Лейпцигской книжной ярмарке. Организаторы ярмарки попросили текст выступления написать и представить им заранее, чтоб с ним ознакомился переводчик. Я сел и написал текст. Вот он:
«В 862 году от рождества Христова мой родственник по отцовской линии Урм Медноголовым вместе с Эриком Ужасным (позже – Рюриком Прекрасным) навестил Ладогу, где и остался наводить порядок среди славянских племен. Позже в местечке под названием Киев он основал перевалочную базу для ежегодных походов на Царьград (Константинополь). Родной внук Урма Медноголового Торни Железнорукий князем Владимиром, поспешно принявшим христианство, был подарен Византийскому владыке в качестве личного телохранителя. Его потомки возвратились на Русь только перед Куликовской битвой, в которой они незамедлительно приняли участие. Далее следы их теряются, но доподлинно известно, что одним из моих родственников по линии отца был Петр Андреевич Вяземский – поэт и гражданин.
О родственниках со стороны моей матери известно только то, что Осман-паша в битве при Плевне в 1877 году потерял весь свой обоз, в котором в походном гареме у него томилась армянская красавица Зейнаб. Красавица немедленно влюбилась в русского поручика Трифонова, ворвавшегося к ней в шатер, и плодом этой любви стала девочка по имени Аглая. Позже мать и дитя оказались в Шемахе, откуда и ведет начало славный род Бабахановых, к коему и принадлежит моя мать, названная Тамарой в честь царицы, приютившей одного моего пращура, славившегося умением слагать вирши по любому поводу. Некоторые отголоски его усилий на ниве полночных песнопений отозвались в другом моем родственнике по линии матери – великом армянском поэте и писателе Ширванзаде.
Так что, имея среди своих родичей воинов и поэтов, я не мог получить от Провидения иной судьбы. Двадцать лет я провел в Военно-морском флоте, из которых десять – на подводных лодках.
В 1983 году во мне проснулась муза, которая с тех пор не смыкает глаз.
Мной написаны четырнадцать книг, из которых ни одна не переведена ни на один европейский язык. Справедливости ради следует отметить, что они также не переведены на китайский, арабский, японский, хинди и суахили.
Причина – я пишу на русском военно-морском сленге, полном разных идиоматических выражений. Придумал я их, в общем-то, сам, так что и пенять не на кого.
Это все, что я хотел сказать, представляя свои книги на Лейпцигской книжной ярмарке».
– Сегодня у нас будет культурная программа, – сказал мне Георгий. – Что ты в Тбилиси хочешь посмотреть?
Вообще-то, я хотел бы посмотреть на Каху Бендукидзе, поскольку приехал брать у него интервью, о чем я и сказал Георгию.
– Каха потом, а сейчас поедем посмотрим Тбилиси.
– А Каха мне даст интервью? – спросил я с некоторым сомнением в голосе. Я уже второй день в Тбилиси, и интервью с Кахой мне пока только обещают.
– А куда он денется, – был мне ответ. После этого мы поехали в ту церковь, где похоронены Грибоедов и его Нина. Это небольшая церковь на горе. В Тбилиси все на горе или же под горой.
Храм пятнадцатого века.
– Или семнадцатого, – говорит Георгий.
На стенах темные деревянные панели, расписанные ликами святых и сценами из их жизни. Тихий храм. В углу, рядом с печкой, три девушки из хора поют.
В Грузии давно нет центрального отопления. Все отапливается такими вот печурками.
От них гибкая металлическая труба идет в окно. Топятся или газом из баллонов, или дровами.
Дров здесь много. Сейчас на улице около восьми градусов, так что в церкви можно замерзнуть.
Девушки хорошо поют. В Грузии вообще хорошо поют.
Рядом с храмом небольшое кладбище. Тут и могилы Нины и Грибоедова. Они самые роскошные.
Здесь же и памятник матери Сталина.
– У нас есть и музей Сталина. Грузия страна маленькая. А Сталин все-таки был частью и нашей истории. Так что есть у нас и его музей, – говорит Георгий.
Памятник датирован 1937 годом. Черно-белый мрамор. Все очень скромно.
– Сталин приезжал хоронить свою мать?
– Нет. Он здесь многих посадил, поэтому не приезжал. Здесь на кладбище похоронены разные выдающиеся люди. Вот могила математика. Он на космос работал. Вот могила актера. Он «Отца солдата» играл. Вот могила матери Софико Чиаурели.
Все очень скромно. Плита – надпись. Иногда – театральная маска.
– Хорошее у нас тут кладбище, правда? – говорит Георгий. – Вот они здесь лежат. И отсюда виден весь Тбилиси, посмотри.
Тбилиси действительно виден – горы, скалы, сосны и дома, дома, дома, много церквей, Кура, Авлабар.
Тишина. На душе становится неторопливо, спокойно. Восток– куда спешить?
– В Тбилиси все возвращаются, – говорит Георгий. – Нас же мало. Все друг друга знают. Вот если говорят «Эдик» – значит, говорят о Шеварднадзе. Он сейчас на даче живет. И охрану ему оставили. Его у нас так называют. Он тоже часть нашей истории, и когда про него говорят без уважения, то мне неприятно. Мы же тут все друг друга знаем.
У нас на визитке у человека может быть написано: «Тбилиси. Спросите Гиви».
