Ты должен к нему приноровиться, привыкнуть. Ты кладешь на него руки тысячу раз, день за днем, чтобы потом, только один-единственный раз, когда эти руки будут трястись, когда и губы будут трястись, с них слетели бы те самые нужные слова, а руки бы чтоб все-все сделали сами.
Тело же помнит. Оно все помнит и все запоминает. И оно действует. Оно заставляет тебя сделать то, ради чего ты и появился на этот свет, оно заставляет тебя броситься и закрыть, например клапан.
А потом ты начинаешь все чувствовать заранее, и через много-много лет, когда ты идешь по улице, вдруг тебе приходит на ум: «Опасность! Через пятнадцать метров – опасность!» – а дальше идет отсчет: «Опасность через десять метров! Опасность через пять метров!» – и ты видишь, видишь этот поворот, и на пешеходном переходе какой-то лихач заворачивает на большой скорости, и ты ловишь его движение затылком, подпрыгиваешь вверх и – как в замедленном кино – ты падаешь на капот, а потом перекатываешься и летишь дальше на асфальт.
Секунда – и ты уже на ногах. На тебе ни царапины. А все потому, что ты тысячу раз ловил вот так, затылком, чужое движение, бросался вниз, слетал по трапу и перекрывал по тревоге нужное отверстие.
Потом еще очень долго-долго не теряешь эту способность действовать быстро и все ловить на лету – то ли падающую хрустальную вазу, то ли человека, споткнувшегося на лестнице.
Все началось с 1982 года. Умер Брежнев, и напряжение спало. А до этого к нам приезжал маршал Ахромеев и говорил:
– Ребята, вы себе не представляете, как мы близко от войны!
И мы начинали себе представлять: ни сна, ни отдыха, и командиры от всех этих дел в обморок падают, не говоря уже обо всех остальных.
С 1977 года по 1982 количество походов увеличилось вдвое. Мы стали ходить в море по 240–260 суток годовых, а некоторым удавалось сходить и 280–300. А как вам понравится ав-тономка на дизельных лодках в 14 месяцев? Правда, они всплывали, они заходили в порты Югославии на ремонт, но это все равно не дом, это все равно вода и вонь отсеков.
Не хватало кораблей – штамповали подводные лодки. У нас было в два раза больше лодок, чем у американцев, а потом их стало еще больше.
Не хватает экипажей – не отпускать экипажи в отпуск.
Не хватает командиров, помощников, старпомов – набрать их из кого попало.
И набирали.
Мой бывший командир роты еще в 1977 году говорил мне:
– Флот идет к катастрофам. У нас будут жуткие катастрофы, вот увидишь!
– Почему вы так думаете? – спрашивал я.
– Потому что нельзя так относиться к человеку!
Да, нельзя так относиться к человеку. Потому что потом, когда-то, наступает «все», потом наступает апатия. Ничего и никому не надо. И привычка к апатии – ничего и никому вообще и никогда – становится нормой.
В последнюю автономку я сходил уже в 1990 году. Было видно, что люди теряют то, что называлось у нас профессионализмом. Я ходил от 1-го ЦНИИ ВМФ. Мы искали на лодках озон. Померещилось, что он там есть и что от него лодки наши и горят, вот мы и искали. Озон мы не нашли, хоть и замеряли его каждый день и каждый час на каждой палубе в каждом из отсеков. Так вот, с первых же часов под водой я заметил, что некоторые углекислотные регенераторы в третьем отсеке выключены. Спрашиваю у начхима:
– Почему?
– Экономия, – говорит, – моторесурса!
– Какая экономия, у тебя же люди дышат! Вот такие дела. И всех это устраивало. В
нарушение всего не включаются в работу механизмы, и это не беспокоит ни командира БЧ-5, ни командование корабля.
А что было с флотом дальше, когда начали продавать все подряд, – это, ребята, дела страшные.
Но вернемся к «Комсомольцу».
С 12.00 до 13.30 ГКП выяснял обстановку в кормовых отсеках. Там находились двенадцать человек. Громкоговорящая связь с кормовыми отсеками вышла из строя. По безбатарейному телефону они тоже не выходили на связь.
Эх, связь, связь! И почему она пропадает тогда, когда она нужнее всего? Конструкторы, создатели уникальных подводных лодок, может быть, вы знаете ответ на этот вопрос?
В 12.06 ГКП направляет в кормовые отсеки двух офицеров – капитана третьего ранга Юдина и лейтенанта Третьякова. В шестом отсеке они нашли и вывели из него лейтенанта Махоту и мичмана Валявина. Махота и Валявин отдышались и отправились на помощь людям в пятый отсек. Дверь тамбур- шлюза они выбили ногами, вошли и обнаружили перед ней восемь человек. Шестеро были включены в ИДА, двое – в ШДА. Шестеро вышли из отсека сами, двоих, включенных в ШДА, спасти не удалось – угарный газ.
Угарный газ пришел и в третий отсек.
Он пришел не только от питающего ШДА коллектора ВВД, заполненного после стравливания воздуха продуктами горения.
Угарный газ пришел и по воздушным трубопроводам дифферентовочной системы.
Они имели запорные клапаны в кормовой части третьего отсека, но перекрыты эти клапаны не были.
Можно ли винить в этом людей? Можно. Конечно можно. А кого еще винить? Кого еще у нас можно винить? Поставлены люди, которым вменено в обязанность в любом состоянии и даже безо всякого состояния перекрыть клапаны в корму, а они, глотнув угарного газа, ничего не перекрыли – вот ведь беда.
Когда гибнет все вокруг, то, наверное, надо быть железным человеком, чтобы все помнить и все предусмотреть.
Или тренироваться надо. Годами.
Тренируешься годами, а придет беда – и заметался по отсеку.
Надо только спокойно метаться. Успокоиться надо. Сердце унять.
А в отсеке все рушится, все горит, люди руками рвут на себе маски ИДА-59.
Можно, конечно, подключиться к аппарату и без масок, и пока ты все это проделываешь, то хорошо бы еще и клапаны в корму перекрыть.
Кто-то может это сделать после того, как у него в руках рвется маска, а кто-то не может.
Нет у нас команды «Спасайся, кто может!»
Решение на оставление корабля экипажем принимает командир, командир, командир.
А командиры у нас обычно идут под суд, так что они сражаются до последнего. То есть – падаем в воду в нижнем белье.
Дифферент на корму стремительно нарастал. В 16.45 – 3.5 градуса, в 17.00 – уже 6.3. В 17.03–17.05 корабль начал опрокидываться на корму и затонул, имея неизрасходованный запас ВВД (25 %), исправные компрессоры и главный осушительный насос (ГОН), так ни разу и не включившийся в работу. А дизель- генератор, обслуживаемый командиром электротехнического дивизиона капитаном третьего ранга Анатолием Испенковым, работал до конца. Он и ушел с ним под воду.
Анатолий Испенков так и не узнал, что экипаж покинул тонущий корабль.
Мог ли ГКП сделать что-либо для того, чтобы поддержать лодку на плаву? Мог.
Сделав вывод о том, что в корму поступает вода, потому что избыточное давление с кормы стравливается, осадка меняется и нарастает дифферент, надо было прежде всего использовать ГОН для осушения отсека, а затем, когда отсеки окончательно остынут, можно было послать туда аварийную партию для заделки разгерметизированных отверстий. И потом надо было бы подключить весь оставшийся запас ВВД к системе продувания кормовых ЦГБ и поддувать их до последнего. И еще – компрессоры же исправны, дизель-генератор работает, аккумуляторная батарея в строю, так что можно было пополнять запасы ВВД.
