Они же очень умные животные. У них сильна социальная организация.
Как только устав чуть ослабел – волки начинают грызню.
Они все время выясняют, кто из них старший.
И на корабле все время выясняют, кто ты, как ты себя ведешь.
Слабых не любит никто. Слабых давят. Давят и смотрят – не сломался еще? Можно еще надавить?
На корабле, в море ты не имеешь права быть слабым.
И это относится не только к матросам, а прежде всего к офицерам. Самые сильные унижения человеческого достоинства случаются именно среди офицеров. Унижают молодых. Унижают всячески – обрывают, оскорбляют при подчиненных.
И ты должен выстоять.
Ты не должен позволить себя унижать, потому что если позволишь, то потом будет сложно что-то менять. Начальство должно знать, что ты хоть и лейтенант, но у тебя есть чувство собственного достоинства и ты никому не позволишь себя унижать.
И твои подчиненные от тебя этого ждут, потому что тогда ты и их защитишь от нападок начальства.
Это не сразу. Не сразу, конечно, ты встаешь на защиту своего лица, но вставать надо.
Как-то я, молодой лейтенант, привез на пирс фильтры в ящиках.
Я их еле допер – мы тогда стояли в заводе, в доке – привез уже под вечер, разгрузил, распределил между отсеками, доложил старпому, а тот приказал: отсекам начать загрузку фильтров в лодку.
И тут на пирсе командир БЧ-2, капитан третьего ранга, начинает говорить, что вот я придумал для него работу, что я – лейтенант, что я сам должен взять и загрузить, чтоб мне служба медом не казалось.
Но по корабельному уставу я все сделал правильно – привез и распределил между отсеками, и старпом сказал: загружать – так чего не ясно?
Я это и сказал товарищу капитану третьего ранга.
А он пнул при мне мой фильтр ногой, и тот полетел с пирса в воду.
Вот тут я его и схватил за грудки, и мы, сцепившись, завозились на пирсе.
Разняли нас тогда. Растащили в разные стороны.
А назавтра старпом сказал мне: «Ну что, химик, все нормально? – а потом он усмехнулся и добавил: – А ты парень-гвоздь!»
Так я и начал служить.
Крысы – бич человечества.
И в славном городе Санкт-Петербурге их очень много.
Конечно, где-то, в Африке, например, или отсталой Азии их, наверное, тоже немало, но те места никто не называет «культурной столицей».
То есть я хотел сказать, что для культуры их многовато.
С ними борются. Да. Очень. Я видел. Очень. Борются. Да. С ними.
Методом разбрасывания отравленного зерна.
Да. Очень здорово. Да. Пришли, съели и все-все попередохли.
Неужели все?
А вы как думали?
А мы думали, что не все.
Это очень опасно – разбрасывать всюду отравленное зерно.
Почему?
Потому что его найдут не только крысы.
Отлично! Умрут и голуби с воронами – эти тоже разносчики заразы.
Не только голуби и вороны, но и всякие такие маленькие и очень полезные птички – назовем их синичками, так привычнее.
И потом, не все крысы с упоением едят отраву. Они же умные.
Едят специально выделенные из сообщества крысы-пробовальщицы.
Умерла такая крыса – никто из сообщества не притронется к зерну.
Вот такой у них интеллект.
И еще – есть суперкрысы. Это те крысы, которые съели отраву, рассчитанную на тысячу, и. остались живы. А потом они дают потомство, и на это потомство та отрава уже не действует.
А вот если кошка съест потом такую суперкрысу, то она умрет. И собака умрет.
А крыска останется и будет процветать до изготовления новой отравы. Потом все повторяется.
А вот в Европе, частью которой мы порой себя называем, давно уже решили, что, кроме кошки, никто не может сдержать поголовье крыс. Так что бродячих котов там не только кормят – им там медицинскую помощь оказывают. Существует в городах Европы служба, которая кормит и врачует бродячих котов.
Кошка – универсальный убийца. Ее придумал сам Господь Бог.
И правильно сделал. Кошка убивает крысу даже тогда, когда сыта. Так что рядом с каждой помойкой в Европе сидит кошка. Ее кормят, но она все равно ждет свою мышку.
Норвежские боевые коты пришли на Русь вместе с викингами. За удивительные способности к убийству грызунов их у нас полюбили все землепашцы.
И назвали «сибирскими котами».
Так что «сибирская кошка» – это и есть норвежская боевая. Она может жить на улице в лютые морозы.
Нужно ей немного еды, воды и… чтоб не запрещали охотиться.
На кого?
На крыс, на мышей, на голубей, на ворон.
Европа когда-то отказывалась от услуг кошки. В Средние века ее даже считали исчадием ада и с энтузиазмом сжигали на кострах. Но потом расплодились крысы, а с ними пришла чума.
Чума – страшная штука, уж поверьте мне на слово.
И никуда она не делась – жива и в любую минуту готова к действию.
И от нее во дворце не спрячешься, потому как, когда бубон лопается, то его маленькие семечки летают по воздуху и проходят в любую щель.
Вот когда она выкосила большую часть населения Европы, оставшаяся часть прозрела и вернула котов.
Те отрегулировали численность грызунов – и чума отступила.
Кошки с тех пор несут свою службу и во дворцах королевы Великобритании, и во всех музеях, и так – по всем городам.
Конечно, нам, культурной столице, чума, как мне кажется, не угрожает.
И все-таки.
Я бы во всех питерских дворах лелеял кошек. Так, на всякий случай.
Скоро лето.
Скоро можно будет уехать куда-нибудь к зарубежному морю и ходить там, до того как солнце встанет, по побережью, утопая в песке. Тут все такое же, как в моем детстве, – море и песок.
А чем дольше ходишь, тем все больше кажется, что так можно идти целый день – то забредая в волну, то выбираясь из нее.
Людей попадается мало, а различных морских обитателей, что выбросило за ночь на берег, много.
Тут и маленькие скаты, что опрометчиво подобрались очень близко к берегу, и толстые морские черви.
Всех назад в воду. Придут в себя – их счастье.
А здорово, когда они оживают. Черви зашевелились и уползли, а скат полежит-полежит вверх брюшком, а потом задышит, перевернется и, взметнув песок, уйдет в глубину. А ты стоишь, смотришь на воду, и тебе хорошо оттого, что ты только что их спас.
Чуть солнце встает повыше, и на берегу людей становится больше. Очень много старушек и стариков, которые очень быстро ходят.
Англичане. Чаще всего это англичане. Где б они ни были – утром на пляж, на ходьбу. Упорная нация. Старушки ходят как заведенные. Будто сзади у них по моторчику. А лица у всех сосредоточенные,
