авиации моложе 40 лет. 60 процентов командиров частей старше 35 лет, половина из них старше 40 лет.
Через пять лет может сложиться такая ситуация, что не останется никого, кто мог бы выполнять боевые задачи.»
Вот такие пироги. Это сегодняшний день. И такими сообщениями заполнена мировая Паутина.
Если это не крики отчаяния, то я тогда не знаю, что это.
Так что на этом фоне переход на 1 год – мелочи жизни.
После усердных и изнурительных занятий хорошо бы почесаться и поплевать в потолок.
Лично у меня весь потолок заплеван. О чем это свидетельствует?
Это свидетельствует в пользу особого прилежания, коим я был славен с самого детства.
Всякий чиновник должен изваять что-либо в камне. Ибо только камень способен придать достаточно ясности всей прожитой чиновником жизни.
Полученная фигура должна быть и объемной, и назидательной.
Она должна утолять все возрастающую жажду знаний призретого населения.
Под самый конец чиновник должен иметь счастье стать совершенным.
На могиле каждого чиновника я бы помещал одну и ту же надпись: «Он испил из сладостного источника».
Взявшись за радение о народе, чиновник должен помнить, что это обострит все его боли, задержит выделение пота, истребит его бодрость, разрушит его силы, истомит его тело, высушит первичную влагу, создаст предрасположенность к запорам и, как следствие, подорвет здоровье.
Для того чтоб удержать чиновника от тяги к мздоимству, я бы сделал следующее: я бы на каждом столе чиновника установил специальную стационарную надпись, повернутую только к нему, сидящему за столом.
Она состояла бы из следующих слов: «Окстись! Ни шагу дальше по этой тернистой и извилистой стезе!»
Действительно! Опасен каждый шаг, опасны извилины, опасны лабиринты, опасны хлопоты, в которые вовлечет тебя погоня за этим мишурным блеском, манящим призраком.
Ах, чинуша! Ведь продадут тебя твои же сотрапезнички!
Продадут и посмеются, потешатся над несбывшейся мечтой о сытости и благополучии, поиздеваются над ранами, полученными в сражениях за величие любезного нашего Отечества.
А потомки проклянут и измажут твое имя неокрепшим коровьим дерьмом.
Стоит ли горячить себе кровь изнурительными бессонницами? Стоит ли слезы лить о былом и грядущем?
А потом – все черви и тлен, и отдельное место в аду, рядом со служителями религиозного культа.
На коттеджный поселок в дачном товариществе «Озерки» в Истринском районе Московской области сбросили бомбы.
Бомбы, ракеты, снаряды, тепловые ловушки, самолеты, вертолеты, парапланы.
И все – на несчастный огород. Так с испугу говорили вначале.
Но потом кое-что прояснилось – это «Змей Горыныч» к нам прилетал – всех ожег и издох.
Теперь разбираются.
Говорят, даже ФСБ суетится, мол, не было ли умысла здесь супротив государства могучего.
Не было. Уверяю вас. Это мы просто пошутили так по-дурацки.
Давненько в нашем Министерстве обороны нечего не случалось этакого.
А на учениях всегда так – что-нибудь да яхнется.
Потому опытные генералы, которых на это учение приглашают в качестве наблюдателей, всегда очень своевременно прячутся под танк.
Потому как если и намечается какой-либо огневой удар, то он аккурат приходится под ноги проверяющему.
Таким образом, число проверяющих сводится к необходимому минимуму, а вера в наши Вооруженные силы только крепнет.
Называется все это – «генеральский эффект». По нему, то, что отрабатывалось днями и ночами, почему-то перестает работать в самый ответственный момент, но зато срабатывает то, что только невзначай тронули. Оно-то и летит генералу под ноги.
Особенно хороши показные учения. На них приглашаются иностранные наблюдатели и пресса. И вот когда те и другие наконец понимают, что стрельба ведется именно по ним, они начинают двигаться очень прытко.
Впереди обычно бегут иностранные наблюдатели, а уже за ними улепетывает наша пресса.
А в праздники жди нападения отовсюду. Может прилететь с неба, спуститься с гор, просто с воздуха на веревочке или же морем может подойти небольшая торпедка или же ракетка. Тонны на две.
При этом все сидят на специально оборудованных трибунах, генералы предвкушают, публика шушукается, дети бегают вокруг и отвлекают матерей. Но вот взлетает «Змей Горыныч», и потом уже все начинают жить одной общей жизнью.
Причем памперсы оказываются необходимы не только грудным детям.
А «Змей Горыныч» очень красив – он предназначен для проделывания проходов в минных полях – взлетает снаряд, который за собой тянет шнуровой заряд, потом снаряд падает, а заряд взрывается – гектары поднимаются в воздух. Очень красиво.
Так что без «Горыныча» никак.
«Прочь! Прочь!» – вот какие мысли должны посещать наше начальство.
А еще они должны говорить: «Тьфу! Тьфу! Изыщи! Сгинь! Пропади, нечистый!» – и все это при отходе ко сну.
А иначе придет. родственничек.
Хотелось бы начать так: «Параллель эта была проведена здесь, собственно, для того, чтобы дать остыть слишком горячему обращению…» – затем следовало бы перечислить все заслуги покойного члена (Законодательного собрания), перемежая их словами: «перенесенные им страдания» и «томительность печального заточения», а закончить хорошо бы так: «Он не выдержал перемен, кои произошли с быстротой молнии!»
– От денег отнимут два нуля!
Я впервые услышал это в очереди за святой водой. Видите ли, ежегодно помогаю старушкам запасать святую воду. Для этого приходится выстаивать очередь. Вот в этой очереди две старушки и шептались. Одна рассказывала другой, что скоро наша тысяча рублей превратиться в десятку.
Я еще тогда подумал, что экономические новости, как и экономические сплетни, для своего распространения каждый раз выбирают какие-то удивительные места.
– Бабушки, – не удержался я, – значит, один доллар скоро будет стоить двадцать четыре с половиной копейки?
– Ну, не знаем, – смутились старушки. А потом я слушал точно такую же новость уже от работников сбербанка. Те тоже были уверены: тысяча скоро обратиться в десятку.
Знаете, сама достоверная информация в России это… утечка этой самой информации.
Вот дают! Япония никак не отнимет себе нули. Она просто отлично себя чувствует со своими нулями. А мы делаем это регулярно. Отнимем нули, и.
И те, у кого ничего и так не было, с этими нулями и останутся.
Однажды доллар уже стоил шесть рублей. Отлично помню это время.
А потом он стал стоить двадцать шесть рублей. А потом – тридцать два.
А что будет, если он станет стоить двадцать четыре с половиной копейки?
Да как вам сказать. В прошлый раз упали в пять раз, а вот с копейками – это надо подумать.
Есть ли у нас тот орган, который должен подумать?
А хрен его знает.
Перестало существовать движение «Ваши».
