расколол стаю.

И как тут не вспомнить, что в Абхазии всем желающим выдавали российские паспорта?

В то же время русским за другим рубежом было ой как не просто их получить, а тут – пожалуйста.

Ну, сейчас пакистанцы захотят отделить от Индии кусок, Тибет кое-что припомнит Китаю, Тайвань заявит о своих давних желаниях, баски начнут свои пляски, и пошло, поехало, поплыло – Европа взбудоражится, Азия завопит, Америка забурлит, Африка под шумок переедет в Европу.

А мы всю дорогу тянем куда-то свои газовые трубопроводы, отвлекаясь только на то, чтобы сделать заявление о том, что мы с этим положением в корне не согласны. Только сделали заявление – и опять за свои трубопроводы.

Причем тянем мы их не к отечественной старушке в избушку на курьих ножках, а к зарубежной.

Ну нет в мире счастья!

А тут еще выборы нашего президента, и господин Медведев уже заявил, что «свобода лучше, чем несвобода».

Это удивительно.

Вот ведь как точно все подмечено.

Действительно, с этим невозможно не согласиться. Этакий вывод всей прожитой жизни.

Почему-то вспоминается, что армия у нас никогда не была готова к войне, что готовились всегда в одном месте, а рвалось в другом, и что катились мы при этом сначала до Урала, а потом и до Волги.

Хочется тут же пересчитать войска и боезапасы.

И все это накануне Дня 23 февраля, который считается днем начала наших побед под Нарвой и Псковом, а на самом деле является днем нашего панического бегства из вышеназванных мест.

Вот, господа, какие мысли меня посещают после провозглашения независимости Косово.

* * *

Кстати, о нашем великом празднике 23 февраля.

Мне всегда было непонятно, почему его так не любят на Военно-морском флоте.

Хотя мы все праздники не любили: по причине того, что приходилось участвовать в парадах, но этот – как-то особенно.

Когда я был курсантом, то спрашивал о нем на кафедре истории военно-морского искусства – была у нас такая кафедра. Там отвечали уклончиво, мол, это праздник не наш, а скорее армейский, а вот наш – это День Военно-морского флота. Меня такой ответ не устроил, и я занялся собственными исследованиями.

Не сразу, не вдруг, но в конце концов мне кое-что удалось узнать.

В том, что мы празднуем День 23 февраля как день рождения Советской армии, повинны Брест- Литовские переговоры.

Они начались 20 ноября 1917 года. Проходили они в ставке главнокомандующего германским Восточным фронтом. С советской стороны возглавлял переговоры Лев Троцкий. Проходили они долго и нудно, а закончились совершенно бездарно 10 февраля уже 1918 года заявлением: «Ни войны, ни мира, а фронт распускаем!» – то есть в одностороннем порядке, одним разом Советы прекратили войну с государствами Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией – вот такие дела. А уже 11 февраля Советы объявили о демобилизации армии.

Вы скажете, что они не в своем уме? Может быть. Во всяком случае, когда Зиновьева спросили, почему распускаются войска, если мир не заключен, он ответил, что нападения не будет, потому что пролетариат (ох уж этот пролетариат!) Германии и Австро-Венгрии воевать не желает.

Пролетариат, вполне возможно, воевать и не хотел, но вот германская армия…

В германской армии были прекрасные офицеры, которые в считанные дни могли из любого представителя доблестного пролетариата сделать настоящего солдата.

Уже через неделю германское командование перебросило на Западный фронт все свои самые боеспособные подразделения, а потом оно заявило об окончании перемирия, а потом началось наступление германских войск по всей линии совершенно разваленного настоящими ленинцами Восточного фронта.

Двинск был захвачен 18 февраля, Минск – 20-го, Полоцк – 21-го, Режица – 22-го.

Стремительно. Противник продвигался в глубь нашей территории, в основном. на поездах, а кое-где и на мотоциклах. Никакого сопротивления. Гениальный ход германского генштаба – сесть в товарняк из шестнадцати вагонов, поместить в него полроты солдат, шестнадцать пулеметов, пару пушек и эскадрон кавалерии, после чего отправиться на захват городов. Всех.

Причем, заметьте, в этом деле участвовали только добровольцы.

К примеру, Двинск захватили примерно полсотни бойцов.

А что же делали в этот момент большевики? То же, что и всегда: призвав население к героическому сопротивлению – ни шагу назад, они стали готовиться к бегству. 19 марта в Минске на станцию с самого утра свозили оружие и продовольствие. К 18.00 прибыл грузовик с ящиками и мешками – там содержалось то, что большевики вывозили в первую очередь: деньги, тринадцать миллионов рублей – все, что смогли собрать в городе. В десяти вагонах этого прекрасного эшелона разместилось самое дорогое – сердце революции. На этот раз сердце состояло из местных начальников с охраной и штабом, возглавляемым комиссаром области Мясниковым (девичья фамилия Мясникян).

Когда-то он был помощником присяжного поверенного, а потом он станет первым секретарем Закавказского крайкома РКП(б). Но железнодорожный пролетариат Минска был устроен не так просто, чтоб сразу же присоединить им паровоз. Рабочие потребовали свою долю – жалованье за последние месяцы. Пролетариат выторговал себе 450 тысяч рублей, но, получив деньги, не захотел выпускать из города некоторых комиссаров, которых заподозрили в крупных хищениях. Только пулеметы на крышах вагонов убедили рабочих, и они дали им паровоз. Утром 20-го большевики убыли в Смоленск, а в это время к Минску уже подходила вражеская кавалерия, все мы помним, каким числом. После Минска немецкие войска за 20 часов смогли одолеть 117 верст, двигаясь в сторону Москвы.

Ночью 19 февраля Ленин с Троцким уже слали телеграммы в Берлин о том, что согласны на мир на любых условиях, на ЛЮБЫХ УСЛОВИЯХ.

Но германское командование не спешило. Кто ж откажется от такой войны?

20 февраля Совнарком призвал все местные Советы и войсковые организации приложить максимум усилий к воссозданию армии – о как! 20-го! И при этом Советы не отдали приказ об отмене демобилизации, нет, напротив, они продолжали лихорадочно расформировывать то, что еще осталось.

21 февраля в Выборгском районе Петрограда открылся первый пункт по вербовке добровольцев в Красную армию. Тогда же был учрежден чрезвычайный штаб Петроградского военного округа во главе с управляющим делами Совнаркома Бонч-Бруевичем, а Ленин к этому времени уже написал свое несравненное «Социалистическое отечество в опасности!»

Столицу объявили на осадном положении, ввели военную цензуру – очень своевременный ход – и, главное, распорядились о расстреле всякой «контры» на месте. Прапорщик Крыленко был, конечно же, назначен Главнокомандующим. Первым делом он занялся «организацией братания» и убеждения немецких солдат в «преступности их наступления». В это время германские части подходили к Пскову. Именно под Псковом, а потом и под Нарвой, как будет потом учить нас история КПСС, и были одержаны первые победы, в ознаменование которых и был учрежден праздник – День Советской Армии и Военно-Морского Флота.

В Пскове располагался штаб Северного фронта, находились склады военного имущества, боеприпасов, продовольствия.

23 февраля большевики опомнились, объявили Псков на осадном положении и начали делать что-то, со стороны очень похожее на подготовку к обороне. К вечеру 24 февраля немцы, числом почти в двести человек, без боя овладели городом.

Ну и где же они – наши первые победы?

24 февраля немцы с ходу взяли Юрьев и Ревель (то есть Тарту и Таллин).

В 1915 году мощнейшая группировка Гинденбурга не смогла осуществить такой прорыв. Наступление захлебнулась, натолкнувшись на русские штыки, но прошло совсем немного времени, и небольшие, разрозненные немецкие части, скорость продвижения которых ограничивалась только состоянием российских дорог, взяли всё.

После сообщения о падении Пскова Бонч-Бруевич чуть дар речи не потерял, говорят, что в первые минуты он нес какую-то околесицу – ему сообщили по телеграфу, что немец идет на колыбель революции.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×