Но вот какая незадача, на этом поле, на поле воровства, в последнее время стало как-то тесновато. Так что требуется разрядить, проредить.
Вот и прореживают.
Воровать-то начали в геометрической прогрессии еще во времена позднего Брежнева.
Правда, и до этого воровали, но тогда еще не было такой прогрессии.
А уж с прогрессией-то, мама дорогая… повальное, повальное повалило.
При выводе наших войск из Европы и стран Балтии все происходило в умопомрачительных размерах. К примеру, стоило все это, по самым скромным оценкам, в 1990 году 40 миллиардов долларов США, а страна вместо этого получила 7 миллиардов дойч марок кредита – вот такая арифметика.
А по одному только мобилизационному плану развертывания Балтийского флота – в случае войны он разворачивался не на основе Балтийской военно-морской базы, а на основе Лиепайской – разворачивался целый флот. Вы себе представляете масштабы запасов и баз хранения? Это трудно себе вообразить.
Ну, хочется спросить: и где же это все? Все это там же, где и все остальное.
Впервые бацилла разложения попала в наших генералов сразу после Великой Отечественной войны, когда из побежденной Германии перли все – было расписано, кому и сколько – от взводного до маршала, то есть стало понятно, что можно…
А дальше… дальше все элементарно – армия стала государством в государстве, являясь единым целым с оборонсектором, а там, где свое государство, там и свои порядки.
Что такое, к примеру, начальник полигона? Начальник полигона – это земля и еще раз земля, причем в самых шикарных местах. И конечно, полигон – это уйма техники, это бесплатная рабочая сила, наконец.
А военторг? Греби – не хочу!
А продовольственные базы – это слюни до пола – всего битком, и никто и ничего не контролирует. В голодные 1990-е офицеры с кораблей тащили домой крупу и хлеб, а там – куры копченые, колбасы, просто мясо и не просто. Черт их всех побери!
А топливные базы? Представьте себе, что простой полковник контролирует сохранность десятков тысяч тонн мазута, бензина, керосина, конечно, авиационного, и все станет понятно. И у него свои «машины- наливники», железнодорожные пути– и… поди разбери, что там происходит по ночам.
А военные санатории? Земля-то курортная. Можно ею торговать, а можно и в аренду сдавать.
А что такое начальники военных совхозов? Там все свое.
А что такое базы хранения оружия, где мины лежат с 1913 года, которые еще Колчак ставил, снаряды калибра 406 и 356 мм? Это ж музей.
А кадрированные части с десятками тысяч единиц хранения – бронетехника, машины, амфибии, катера и что твоей душе угодно?
Мало кто знает, что большие арсеналы – это, по сути дела, городки-заводы: делай что хочешь. А между прочим, каждый корпус морской мины – это от 50 до 100 кг алюмиево-магниевого сплава (АМГ). А ведь это списывается, списывается, списывается, а ведь все должно по регламенту проворачиваться, то есть на это все выделяется топливо, ГСМ, и поехало и поплыло.
В 1990-х прошлого века на минно-торпед-ной базе Черноморского флота, принимая дела, один дотошный офицер обнаружил бомбарду середины XIX века в идеальном состоянии и с боезапасом и еще несколько десятков единиц вооружения того времени, а также специальный буксируемый подводной лодкой трал для подрыва мин – единственный во всем мире! Конечно, все это было давно списано, не состояло на учете, но оно было – вот оно, ничье. Где вы, господа коллекционеры военной техники?
И господа коллекционеры немедленно нашлись.
А что такое базы технического имущества флота? Это просто Клондайк, пещера Аладдина и копи царя Соломона. Там есть все или почти все, и даже цеха по переработке драгметалов. И имущество легко переводится из категории в категорию. В 1987 году, к слову, вы могли спокойно купить катер «Волга» на подводных крыльях за 500 рублей или спасательный ботик на 60 человек (мотор, навигация) за 200 рублей.
А что можно было сделать с автотранспортом!
А военные заводы? На Балтике не так давно арестованы и осуждены старшие офицеры (ТехУпра, начальники заводов), которые продавали (внимание!) новую технику в страну НАТО (в Польшу), а на корабельные механизмы ставились липовые запчасти, заключались липовые контракты по ремонту артвооружения.
А с начала 1990-х годов с азартом пилили и продавали новейшие корабли на металлолом.
А в ГШ ВМФ группа товарищей адмиралов не так давно под видом металлолома пыталась задвинуть в Китай новейшие мины и ракеты. Как вам все это?
И вот всему этому поверите ли, приходит конец?
Действительно, как тут не назвать министра обороны «мебельштурмбанфюрером»?
Струя есть лишь быстрое следование капель.
Речи политиков рождают во мне только эту ассоциацию.
Гроза их разрази и хлынь им прямо на головы! Губернатор погиб при падении вертолета. Есть повод поздравить друг друга.
Знаете, когда падает вертолет с губернатором, возжелавшим поохотится с воздуха на каких-нибудь уникальных баранов или не на баранов вовсе даже, а вообще там на живность какую, причем падает он так, чтоб, значит, всех барановедов сразу насмерть, меня посещает грусть.
Грущу я. Вертолет, естественно, принадлежит, например, жене или еще кому-то из ближайших родственников, а сам губернатор – аки слеза в стакане, чист совершенно на предмет наличия всяких излишеств, – но все равно грустно.
Все же от земли. Все наши радости и горести от нее – от нашей земли. То есть то, что падает уже не первый губернатор, говорит о том, что не хочет земля, чтоб они над ней вот так вот летали на вертолетах американского производства.
Но, может быть, земля хочет, чтоб они летали на вертолетах отечественного производства? Нет. Уполномочен я самой землей на такое заявление: не хочет она и других вертолетов. Не летайте над ней с ружьями, потому как терпению земли приходит конец.
Это ж сколько у нас губернаторов-то, други мои! Вдумайтесь! Их теперь столько, что упади один – и никто этого падения не заметит совершенно. Не Столыпин, чай.
А во времена царя-батюшки на Руси было где-то по 2250 человек на одного чиновника.
Во времена дедушки Брежнева уже их было почти по 250 человек на одного чиновника.
А теперь их 63 человека на одного. Причем за последние десять лет их число удвоилось. То есть десять лет тому назад их было только по 126 человек на одного.
Вот такое удвоение ВВП.
Так что чиновник, ребята, это главное наше достижение. Красивый, лощеный, сытый, любящий мать- Родину, и вообще мать.
И вот теперь они падают с небес.
Так что…
Я совершенно убежден, что все мы лучше переносим боль в горизонтальном состоянии. Какую боль я имею в виду? Я имею в виду боль за родное Отечество. Как только вижу родное Отечество – так сразу и боль. Как только боль, так сразу и горизонтальное положение. То есть как только ты видишь родное Отечество, то лучше всего тут же бухнуться на спину.
Лично я частенько падаю в полном изнеможении на кровать, и там уже, на кровати, принимаю жалостную позу: ладонь правой руки покрывает мне лоб, в то время как левая рука повисает совершеннейшей плетью, и плеть та свешивается с кровати, пальцами касаясь торчащей из-под нее ручки ночного горшка. Так я лежу обычно после того, как мне случается слышать речь президента о нашем небывалом расцвете.
В экономической сфере, разумеется. Остальные расцветы не вызывают во мне столь бурной реакции.
Пока горе нами не переварено, всякое соболезнование преждевременно, а когда мы его переварили, утешать уже слишком поздно. То есть утешитель должен всякий раз метко целить
