легче говорить. Напряжение, что держало ее на грани нервного срыва, исчезло, она даже могла поддерживать из вежливости разговор и контролировала свои слова.
— Лорд Седжвик проявил участие, когда у вас сломалась машина?
— Ему просто нравится разыгрывать роль местного сквайра. Но я ему благодарна — однажды его шофер спас меня, когда я застряла на болотах, у меня кончился бензин. — И вдруг, как будто спохватившись, что они отдалились от интересующей ее темы, она спросила: — Вы уверены, что сказали мне правду об Уолше?
Теперь ее глаза умоляли.
— Да, — мягко отозвался он, — у меня нет причин вам лгать.
Впрочем, они все-таки были. Он боялся, что она может совершить глупость до того, как осознает, что делает, и все последствия будут на его совести.
«Только не хватало ее крови на твоих руках», — сказал Хэмиш.
Она снова вскочила.
— Мне надо идти…
— Прежде чем поверите очередным слухам, приходите ко мне, и я всегда скажу вам правду. Даю вам слово, — пообещал Ратлидж.
Присцилла Коннот глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
— Не знаю, могу ли вам доверять. У меня как-то путаются мысли…
— Вам бы неплохо было посетить доктора Стивенсона, которому вы доверяете.
Она засмеялась сухим, безжизненным смехом:
— Мне вряд ли поможет медицина.
— Может быть, расскажете мне, что отец Джеймс…
Она покачала головой:
— Это не связано с его смертью. Только с его жизнью. И с этим кончено. Раз и навсегда.
Она огляделась в поисках сумочки, взяла ее со стола, сказала нерешительно:
— Я лежу без сна по ночам и все думаю, кто мог его убить. Был ли кто-то еще, с кем он обошелся так же жестоко, как со мной. И мне больше понравилась бы эта версия, чем простое банальное ограбление. Спасибо за ваше участие, инспектор. — Последние слова были произнесены светским тоном, как будто закончилась приятная беседа и пришла пора покинуть гостеприимный дом. — Вы были очень добры.
Пожелав ему спокойной ночи, Присцилла Коннот пошла к двери.
Еще одно крушение для отца Джеймса, думал Ратлидж, глядя ей вслед. Как отец Питера Гендерсона… Сколько их всего было?
Миссис Барнет все еще находилась на своем месте, когда он вышел в холл и подошел к стойке. Она подняла голову, отвлекшись от своих подсчетов.
— Да?
— Мне сказали, что мистер Симс, Фредерик Гиффорд и отец Джеймс часто обедали вместе. Они приходили сюда?
— Да, примерно дважды в месяц. Иногда только отец Джеймс и викарий. Я всегда заранее готовилась, мне нравилось их принимать. Они никогда не доставляли хлопот, и мне даже удавалось с ними поболтать, когда я приносила чай в гостиную. — Она задумалась на миг, припоминая. — Нелегко вести дело одной. У меня ни на что не остается времени. Поэтому я была им рада, как будто зашла пара друзей, с которыми я могла поболтать обо всем, например о понравившейся книге. От них я узнавала новости из Лондона и много интересного, что происходит на свете. Мой муж хорошо был с ними знаком, и их присутствие здесь как будто возвращало его ко мне на это короткое время.
Значит, в ее жизни были приятные моменты, и она ждала этих встреч.
А у него не было даже такого. Ратлидж давно пришел к мысли, что его состояние находится на грани нервного и физического истощения, но не чувствовал жалости к себе. Что бы там ни бубнил Хэмиш, он просто принимал это как неизбежность. Как условие жить в мире с собой.
Миссис Барнет, видимо, собиралась пожелать ему спокойной ночи. Но он задержал ее новым вопросом:
— Вы не можете назвать мне имя женщины, которая остановилась в вашей гостинице?
Лицо миссис Барнет приняло непроницаемое выражение.
— Простите, инспектор. Она здесь гостья, и вам придется спросить у нее самой.
Хэмиш тут же подтвердил: «Это принято в отелях — хранить в секрете данные о постоялице, путешествующей в одиночку».
Но Ратлидж, как будто разозлившись, что ему указали на дурные манеры, сухо сказал:
— Это не личный интерес, миссис Барнет. Это вопрос полицейского. — Слова уже вылетели, было поздно жалеть.
Миссис Барнет удивленно на него посмотрела, она не ожидала от инспектора такого тона, и ответила сдержанно:
— Ее фамилия Трент, инспектор.
— Ее имя Марианна?
— Она представилась как Мэй Трент.
— Ясно. Мэй часто сокращение от Марии, например, королеву Марию звали в семье Мэй.
Интересно, знал ли Гиффорд, что она остановилась в Остерли? И ничего не сказал? Или не хотел, чтобы Ратлидж разыскал эту женщину?
«Ты не спрашивал его», — сказал Хэмиш.
На следующее утро, явившись в участок, он застал инспектора Блевинса за рабочим столом. Перед ним лежало раскрытое письмо.
Он поднял голову от стола, когда констебль впустил в кабинет Ратлиджа, и кивнул, здороваясь.
— Надеюсь, ваше утро лучше, чем мое.
— Точильщик ножниц?
— Да. Его зовут Болтон. Клянется, что был с Уолшем в ту ночь, когда убили священника. Нелегко будет добиться от него правды.
— А у меня есть еще более неприятные новости из Лондона. Местная полиция уверена, что они выловили из Темзы тело Айрис Кеннет. Хозяйка пансиона, в котором жила девушка, успела распродать все ее вещи.
— Когда ее нашли?
— Неделю назад. За два дня до того, как вы взяли Уолша.
— Проклятье! — Блевинс откинулся на спинку стула. — Все равно что блуждать в темноте и завидеть долгожданный огонек, который при приближении исчезает, как мираж. Думаете, Уолш мог убить ее? Чтобы заткнуть рот?
— Кто знает. Нет прямых улик, она могла покончить самоубийством. Или кто-то другой мог столкнуть ее в воду. Я спросил хозяйку пансиона, миссис Роллингс, по поводу старых ботинок среди оставшихся вещей, но она ответила, что ничего подобного не было и не могло быть.
Блевинс протянул письмо:
— Взгляните.
Это были показания владельца мастерской, где изготавливали повозки. Мэтью Уолш заказал ему работу 31 августа, заплатил вперед половину, потом остальное, двумя частями, как договорились, последний взнос сделал четыре дня спустя после убийства отца Джеймса, мелкими купюрами и мелочью. Но дело в том, что и предыдущие взносы он оплатил такими же деньгами.
— Это просто заговор какой-то, — сказал Блевинс недовольно, — они все стоят друг за друга, не знаю, чему верить.
— Странно, не правда ли, что точильщик ножниц так дружен с Силачом, мелкий разносчик и ярмарочный артист, они принадлежат к различным прослойкам.
— Я тоже думал об этом. Но связь есть. Они служили в одной части на фронте. А война меняет дело. Это так. Вы поверите человеку, с кем вместе воевали, больше, чем тому, с кем встречались в обычной