кому попало: «Тебя посодют, а ты не воруй!» – после чего и следует гомерический хохот.
Часа три уже потешается. «Ой, – говорит, – не могу! Сейчас лопну!»
Работы никакой, потому спустились вниз и сели в кают-компании чай пить. У старпома на лице удовольствие и удовлетворение.
Зам примчался и нервно дверь каюты открыл, чем засвидетельствовал свое неодобрение тому, что мы сидим и чай пьем.
А старпом улыбается и хитро так смотрит вдаль.
А у зама все чешется что-то сказать, но он все не решается.
Наконец, решился.
– Андрей Антоныч, вы знаете что произошло?
– Сергеич! Когда ты по пирсу метался как бобр, оставленный без плотины, и себя не помнил, ты мне ещё тогда все объяснил. Да, я и по радио слышал. У нас же радио есть. Не под водой, чай.
– Андрей Антоныч! Должен вас спросить по поводу вашего отношения к происходящему.
– Ну, спроси.
– Андрей Антоныч! Как вы относитесь к происходящему?
– Сергеич! В детство только с манной кашей впадать не надо и слова со смыслом путать тоже не надо. Вот и все, так сказать, мое отношение к происходящему.
– Андрей Антоныч, могу я с вами поговорить наедине?
– А зачем? Тут все свои. Все бывшие коммунисты. С партбилетами от не своей крови красными. Чего стесняться? Что тут долго говорить. Путч у нас! ПУТЧ! В нашей Латинской Америке путч! Хунта! Всех к стенке. Перестройку поддерживал? Списки «перестроившихся» подавал? Кто тут по поводу патриотизма бегал, бельем тряс? Расстреляют. Всенепременнейше шлепнут. Пулей. Но ты-то что так суетишься, не понимаю. Время у тебя есть, успеешь перекраситься. Хочешь, я тебе краски дам? Полведра сурика. Кисточка у тебя своя?
– Андрей Антоныч!..
– А дети твои будут кричать: «Тятя! Тятя!» – но их никто не услышит. Ты же теперь враг народа. Знаешь, в какую сторону повернул народ? Народ назад повернул А ты не успел Тебя на повороте занесло и оторвало. Как от трамвая. Ты за подножку его цеплялся. А он слишком здорово дернул. Как теперь фамилия вождя? Никак не запомню. И наш Язов туда же полез. Молодец. Ты чего на дивизию бегал? Там же буря. Ненастье. Все снизу мокрые.
– Андрей Антоныч!..
– Текст присяги принес? Как мы будем присягать без текста? Наизусть? Строем или по списку? Списки готовы? Ты там уже указал, кто из бывших свой партбилет сырым не съел? А твой партбилет где? Можешь показать? А текст обращения к народу, мол, время трудное, уже распечатали?
– Андрей Антоныч!
– Что «АНДРЕЙ АНТОНЫЧ»! Что ты тут мечешься, не помня себя! В зеркало посмотри! Может, утереться самое время! Что ты тут слюни распустил? Ты же офицер! Или уже нет? Вот и заткнись! Все чтоб заткнулись! И сопли свои проглотили! Хватит! Похохотали! За работу! А насчет этой ХЕРНИ прошу всех не сомневаться! Оргпериод на флоте длится только три дня, хоть на бумаге написано «десять»! Через три дня кончится! ВСЁ! Все свободны!
И все стали свободны.
А старпом оказался прав: через три дня все кончилось.
ЛИРИКА
– Ты, Саня, куда пойдешь после увольнения в запас?
Старпом сегодня чувствителен, поэтому и задаёт вопросы об увольнении в запас.
– Не знаю, Андрей Антоныч. Мне идти-то особенно некуда. Родина у меня в Азербайджане осталось. То есть, родину у меня отняли и на этом простом основании я, наверное, выберу себе другую родину.
– Какую хочешь?
– А можно?
– Сегодня – да! Разрешаю!
– Я б Испанию выбрал.
– Зачем тебе Испания?
– Там тепло. И солнце.
– А-а… а я свою Мещеру ни на что не променяю.
– Так у вас её никто не отбирал.
– Вот и я о том же… Кррра-ссс-ота!
Входит зам.
– Сергеич! Вот Саня себе в качестве родины Испанию выбрал. Я думаю, справедливо. Как считаешь? Тепло, солнце и король о людях – ударение на последнем слоге – заботится, потому, как потребность к тому имеет.
– Андрей Антоныч, мне все кажется, что вы меня все время пытаетесь чем-нибудь уколоть.
