доходит.
После пещеры и степи очень хотелось есть, и по дороге домой мы выкапывали и ели какие-то корешки – Юрка говорил, что они вкусные, – а дома нас бабушка кормила жареными макаронами – они ещё здорово хрустели.
Она любила кормить и готовить – все свободное время проводила в походах на рынок и магазин.
Мы ели сыр с хлебом и маслом – это такая очень соленая брынза, начисто лишенная каких-либо признаков жирности.
А ещё жарилась молодая картошка. Она жарилась целиком, вместе с кожурой, которая немедленно становилась золотистой. Серега любил картошку и мог есть её каждый день.
А огурцы запускались в ванну, где у нас вода хранилась, и они там плавали верткими тюленями или же бревнами. А мы шипели и пыхтели, залезая в воду по локоть, замачивая рукава рубах. Мы играли с этими бревнами и тюленями, и они у нас выпрыгивали из воды, летали по воздуху и с высоты снова бултыхались.
– Оставьте огурцы в покое! – кричали нам, и мы говорили: «Сейчас!»
Потом огурцы шли в дело. Их разрезали, солили в середине и обязательно терли две половинки друг о друга. У них внутри стройными военными рядами размещались большие зрелые семена, а сами огурцы длинные и толстые, как французские бутерброды.
Джанаб
Мы жили на последнем пятом этаже. Под нами жил Джанаб. Когда мне исполнилось одиннадцать, ему стукнуло восемнадцать, и он запросто мог ни с того ни с сего со всего маху ударить тебя ногой по заду. Он казался огромным и страшным. Страх перед ним не позволял даже думать о том, что можно пожаловаться взрослым.
У Джанаба были младшие братья и сестры, старушка мать и лысоватый отец. Все они жили в такой же двухкомнатной квартире, что и мы, но нас – шестеро вместе со взрослыми, а их – человек десять.
А рядом с нами на лестничной площадке жили Тофик и Равиль с сестрами. Сестра Донара все время смущалась при встрече со мной, хотя она была старше на пять лет. А с Равилем мы дрались. Сначала он меня побил, а через год – я его. Тофик был двумя годами старше. Однажды в каком-то походе по стройкам он показал нам, как у него вырос член. Мы все смеялись, а он был очень горд.
С Тофиком у нас вражды не было. Только через много лет он, накурившись гашиша, схватил меня за руку на лестнице. «А… э… ты!» – сказал он. Я не испугался, хотя он мог ударить и ножом. Я был уже на голову выше и сильнее. Я разжал его руки, и тут же выскочили и закричали все его родичи – они его очень боялись.
Потом его увели, а передо мной извинились.
Все это было непривычно.
Джанаб тоже стремительно помельчал, поскольку к десятому классу я сильно вытянулся, а потом он и вовсе умер – неожиданно, неизвестно от чего – его мать сидела на полу, что-то напевала, завывала, раскачивалась, волосы во все стороны.
Кроме Джанаба меня – маленького – во дворе преследовало несколько человек. Серега ещё не подрос, и они не давали прохода. Один из них – Джаффар – старался особенно.
Сейчас я его понимаю – я не походил на них, да и не хотел на них походить. У меня на голове сидела фетровая шапочка на манер цилиндра, и она не могла не раздражать. Задирал он меня только тогда, когда их собиралось несколько: два или больше.
Один раз пустили мне вслед снежок. Их было двое. Я повернулся, подошел и сказал, глядя в глаза: «Ну что, сволочь!» – но они не напали, и только когда я отошел далеко, полетело: «Мы тебя ещё поймаем».
Взрослые не лезли в наши дела. Как-то, когда при отце меня ударили, а он не вмешался, я понял, что должен рассчитывать только на себя.
Однажды я дрался. Мальчишка тоже не давал мне прохода, но только тогда, когда вокруг было человек шесть. Я его отловил один на один, но драка получилась шумной: я его здорово бил.
Налетели взрослые нас разнимать. Прибежал его отец. Он отводил меня рукой в сторону и придерживал, по-русски говорил: «Перестаньте», – а ему, стоящему со спины, потихоньку: «Вурур она!».
Я тогда понимал по-азербайджански. Это означало: «Бей его!».
Я смотрел ему в глаза сначала недоуменно – как же так можно, а потом со злостью.
С тех пор не очень-то верю в любые переговоры на Кавказе. «Вурур она» я ещё не забыл.
Тётя Роза
Она жила рядом на нашей площадке. У нее – огромная трехкомнатная квартира, муж на Севере и два сына.
Сыновья старше меня на шесть-восемь лет. Один из них стал артиллерийским офицером, другой – младший – уехал на Север и там женился, остался. В моем детстве он приходил к нам и с нами возился. Пожалуй, он нас больше мучил, но мы были не против – то и дело к нему приставали, а он нас хватал и тискал.
Муж у тети Розы все время служил. Он представлялся таинственной личностью, военным моряком, и его звали дядя Володя.
И вот тетя Роза прознала, что у дяди Володи там, на краю карты, обнаружилась баба. Она собралась, поехала туда на край, набила бабе морду и увела от нее дядю Володю. Так рассказывали на нашей кухне.
Потом дядя Володя перевелся в Баку, и я его увидел. Красивый человек с ясным взором, с хорошо поставленной речью. Рядом с ним тетя Роза выглядела домашней работницей.
