Положение известного генерала и круг светских знакомств, значительно расширившийся с женитьбой, требовали больших средств. А их у Петра Ивановича не было. Жил он всегда исключительно на свое жалованье. Для того чтобы как-то свести концы с концами, на продажу шли деревни, пожалованные за боевые отличия. Когда появлялись деньги, в квартире Багратиона, которую он нанимал, так как своего дома у супругов не было, пир шел горой. Денис Давыдов в своих воспоминаниях писал: «Он любил жить роскошно, всего у него было вдоволь, но для других, а не для него. Сам он довольствовался весьма ма лым...» Вот этого нельзя было сказать о Екатерине Павловне, чье приданое, терзаемое безумными тратами, таяло, как сугроб на мартовском солнце.
Неумение жить по средствам было, наверное, единственной чертой, роднившей супругов. Во всяком случае, новая родня Багратиона была очень озабочена крепнувшими связями с кредиторами и растущими долгами зятя и дочери. Принято считать, что Петр Иванович был холодно принят родственниками жены, что их грызла мысль о более завидной партии для красавицы Екатерины. Конечно, в отношении богатства Багратион не мог равняться со Скавронскими-Литта. Но что касается знатности... Тут Петр Иванович, происходивший из древнего рода грузинских царей, мог дать десять очков вперед фамилии жены, выплывшей из небытия в начале XVIII столетия благодаря бойкой служанке в доме пастора Глюка.
И все-таки остались свидетельства того, что отношения Багратиона с родней жены были доброжелательные и сохранились таковыми даже после окончательного отъезда Екатерины Павловны за границу.
Это произошло в 1805 году и подвело итог первому и последнему «супружескому пятилетию» Багратиона. Да и оно не было отмечено особой привязанностью Екатерины Павловны к дому. Судя по всему, «охота к перемене мест» овладела ею вскоре после свадьбы. Петр Иванович не препятствовал путешествиям жены. Он и сам не раз собирался поехать в теплые края вместе с нею.
В феврале 1802 года он обращался к чиновнику государственного казначейства Д.И.Трощинскому с настоятельной просьбой выдать из причитающихся за продажу деревни денег «хотя 30 тысяч рублей. Мне прекрайняя в них нужда...» Деньги были ему нужны для поездки за границу с Екатериной Павловной. Однако то долги и безденежье, то дела службы прочно удерживали Багратиона дома.
Осенью 1805 года Петр Иванович все же покинул пределы Отечества. Он отправился на войну, Екатерина Павловна же — на поиски острых ощущений в европейских столицах. Их петербургское жилище, так и не обжитое, не согретое семейным теплом, опустело, и теперь уже навсегда...
В постоянных метаниях из государства в государство «блуждающая княгиня» словно искала и не находила себе пристанища, сделав, по словам современников, из своей кареты как бы второе отечество. Эффект, который она производила, должно быть, изрядно тешил ее тщеславие. Все в этой женщине удивляло, вызывало смятение чувств: восхитительная внешность, обилие роскошных нарядов, не привычная даже для Европы смелость поведения, огромное состояние, расточаемое в безумных тратах. Она сводила с ума поэтов и членов королевских семейств.
Принц Людвиг порвал из-за Екатерины Багратион старинную любовную привязанность, шокировав этим общество.
Гёте был сражен ее красотой. Кстати он, видевший Екатерину Павловну в 1807 году в Карлсбаде, оставил выразительный портрет княгини. «Чудный цвет лица, алебастровая белизна кожи, золотистые волосы, таинственное выражение...» Он добавлял: «При своей красоте и привлекательности, она собрала вокруг себя замечательное общество». Наблюдая успехи княгини Багратион, один из свидетелей ее европейского триумфа справедливо замечал, что «на это одних денег недовольно, надобно уменье, лю безность, ловкость...».
Безусловно, всем этим Екатерина Павловна обладала в полной мере. Однако что в этом самому Багратиону? При живой жене он чувствовал себя то ли вдовцом, то ли разведенным. Трудно в одиночку переживать горе. Быть может, еще труднее, чем блистательный час славы...
В сражении при Шенграбене Багратион не только сохранил от верной гибели свой шеститысячный отряд, но этими малыми силами сумел сдержать тридцатитысячный корпус Мюрата.
«Я сегодня воспользовался воскресеньем и объездил почти всех знакомых, важных и не важных, и у всех только и слышно, что о Багратионе. Сказывали, что генерал Кутузов доносит о нем в необыкновенно сильных выражениях». Эта дневниковая запись красноречиво свидетельствует о степени популярности героя Шенграбена. Москва собиралась устроить ему достойную встречу. Каждый хотел попасть на чествование Багратиона, чтобы «поближе увидеть этого витязя, который сделался так дорог сердцу каждого русского». Каждого русского — но не Екатерины Павловны, продолжавшей оставаться в прекрасном далеке и не разделившей с мужем час его торжества.
Прием в Английском клубе был не единственным. По Москве и Петербургу прокатилась волна балов и праздников в честь героя Шенграбенского сражения. И не случайно — в ту пору не было в русской армии генерала, способного соперничать с Петром Ивановичем в благоговейном отношении соотечественников. Однако, как это всегда бывает, его популярность вызывала повышенный интерес к его личной жизни. А именно ее-то генерал хотел бы оградить от постороннего взгляда.
Конечно, небрежение жены, ее вызывающее поведение и, как следствие, пересуды в обществе больно задевали. Но заставить умолкнуть и сочувствующих, и злорадствующих было не в его силах. Гнев и досада Петра Ивановича выливались в строчках немногих сохранившихся писем тем, кому он доверял: «Если бы я и был недоволен моею женою, это я. Какая кому нужда входить в домашние мои дела», «...она, кто бы ни была, но жена моя. И кровь моя всегда вступится за нее. И мне крайне больно и оскорбительно, что скажут люди и подумают...»
Последняя фраза приоткрывает завесу над малоизвестным эпизодом, когда жен отличившихся военачальников решено было наградить орденами, а княгиня Багратион оказалась обойденной. С точки зрения здравого смысла это было абсолютно справедливо. Но самолюбие Багратиона было чрезвычайно уязвлено. Он порывался даже уйти в отставку. Екатерина Павловна носила его фамилию, и, по разумению Петра Ивановича, этого было вполне достаточно. Никогда сам не искавший ни наград, ни благоволения сильных мира сего, он настойчив в убеждении, что его жена достойна даже более почетной награды, чем все прочие: «Ее надо наградить отлично, ибо она жена моя...»
Кажется, нет такой легенды, в которую не был готов уверовать оставленный муж, дабы доказать обществу, что Екатерина Павловна добродетельная женщина, в силу особых обстоятельств принужденная разлучиться с ним. И эти особые обстоятельства он отыскивает в запутанной и действительно далеко не безмятежной истории Скавронских.
После смерти Павла Скавронского мать его жены, Екатерина Васильевна, вышла замуж за тридцатипятилетнего итальянца, осевшего в России, графа Литту. Это была заметная личность в Петербурге: великан, с голосом, гремевшим, как «труба архангела при втором пришествии», жизнелюбец и оригинал. Правда, ходили слухи, что после смерти супруги граф Литта энергично защищал семейное богатство от притязаний родственников, в том числе и падчерицы Екатерины Павловны Скавронской- Литта- Багратион.
Во всяком случае, Багратион был уверен и уверял других, что отношения с отчимом грозят его жене смертельной опасностью и именно это послужило причиной ее отъезда из России. Он пытался вызвать к ней сочувствие: «Она была в доме матери хуже служанки». Что касается необыкновенных обстоятельств их свадьбы, то Багратион со своей стороны заверял: «...я женился с теми намерениями, что честный человек...», то есть по велению сердца, любя свою избранницу и желая стать ей опорой. Благородная его натура была далека от какого-либо недоброжелательства к супруге, заставлявшей его столько раз ис пытывать мучительные приступы ревности и ставившей порой в невыносимые обстоятельства.
Например, в июле 1809 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось уведомление о том, что «генерал-лейтенантша княгиня Екатерина Павловна Багратион, урожденная графиня Скавронская, по случаю пребывания ее вне государства» по всем имущественным вопросам просит обращаться к князю Куракину. Таким образом, Петр Иванович как бы полностью скидывался ею со счета.
Но великодушие ни разу не изменило Багратиону. Он продолжал заботиться о жене и брал на себя нелегкую миссию переговоров с тещей, раздраженной безудержным мотовством дочери, хлопоча, чтобы та погасила ее долги. Денег и только денег постоянно требовала Екатерина. На этой почве возникали беспрестанные недоразумения, тяжбы, займы, продажи, закладные, что грузом висли на шее Багратиона. Даже десять его генеральских заработков не смогли бы удовлетворить расточительную красавицу. Но что
