После стенаний по поводу того бедняги, не назначенного премьер-министром только потому, что у него была родинка на щеке, а родинка в этом месте лица говорит о мягкости и душевности, что не совсем кстати, когда речь заходит о назначении на должность. О чем ему и намекнули, мол, тут рассматривается вопрос, но вот ваша родинка.
И он пошел (пошел, пошел), и на три дня лег в косметический госпиталь (правильно будет «хоспитал»), где ему и удалили это уродство, свидетельствующее о мягкости и душевности.
На какие бы судороги ни бросила меня страшная машина окружающей действительности, на какие бы терзания она меня ни обрекла, я всегда буду помнить о последних наших достижениях в области конституционного права.
Больших мук природа не в состоянии вынести, но, поди ж ты!
Только идиот радуется тому, что видит. Для него всё счастье. Остальные люди к этому состоянию только стремятся.
Интересно, не назначат ли когда-нибудь меня на должность совести при президенте с окладом в сорок тысяч долларов?
Инвалиды, смейтесь!
Всякий раз, когда мы смеемся, мы прибавляем кое-какие детали к этой нашей недолгой, но вкусной жизни.
Наткнулся на фразу: «Наши ученые установили, что седалищный нерв очень чувствует приближающиеся приключения…» Это они, стало быть, о жопе. Тонкое наблюдение.
Все зависит от движения встревоженных духов.
Все помыслы человеческие, все страдания и печали, а также радости, подлости, глупости. Словом, все.
А встревоженность же духов напрямую связана с самим зачатием. Не столько со способом оного – с позой и интенсивностью, как с мыслями, опутавшими обоих участников, с разнообразием их путей и направлений.
Не следует безо всякого соображения нестись вперед как угорелые, на манер зеленых обезьян, мартышек или же макак! Иначе на свет Божий не замедлят появиться торговцы недвижимостью, предатели и члены городского парламента.
Не следует тупо и сыто уподобляться молоту и наковальне, поршню и шатуну или же деревенскому насосу для подъема воды из-под грунта. В этом случае мы рискуем наводнить мир клятвоотступниками, убийцами и ворами, а также лицами безо всяких способностей, то есть служащими госдепартамента.
Только мягкое, непринужденное размышление о связи величин бесконечно малых с большими, о влиянии их друг на друга и о взаимном их проникновении в сочетании с движениями неторопливыми, но глубокими и сильными, способны явить нам души благородные, склонные к любви и обожанию всего сущего. Уф!
Мне написали, что у чиновников честные глаза кондукторов. Лучше не скажешь.
Частенько я пребываю в ином расположении духа, недоступном соблазнам ложного остроумия, когда все окружающее воспринимается мною во благо, не столько в собственное, сколько во благо общее. Именно тогда-то я и ощущаю в себе силы быть беспристрастным в отношении каждой твари, выведенной на сцену этого драматического произведения под названием жизнь.
В чем мой барыш, вы спросите, то есть в чем моя польза, прибыль, выгода, нажива, нарост, корысть?
Ни в чем. Нравится мне все это.
Все неподдельные силы любви ко всему сущему повинны в том, о чем я скажу ниже.
Я буду говорить как человек, как христианин, как муж, как отец, как сын и как патриот.
Это очень здорово. Это отлично, прекрасно, великолепно. Чего же мы никогда и никого не хвалим?
Надо хвалить. Засыпали яму – отлично! Запели – великолепно!
Протянули газопровод – здорово! Никого при этом не убили – хорошо!
Вышли в море – чудно! Не утонули – превосходно!
Некоторые интересуются: о чем я все время думаю?
Я думаю о том, как бы в канализационный люк не попасть.
Потому что идешь, все время подбираешь слова, а люки не всегда плотно закрыты.
Так что приходится и слова подбирать, и о люках думать.
Так что. Слова – люки, слова – люки, слова – люки. Так и живем.
Что служит мне побудительным мотивом к письму? Многое служит. Например, солнце, ветер, вода или падение на меня сверху частичек птичьего помета. Порой они, те частички, становятся самым-самым побудительным мотивом. Просто тянет после них к столу – я даже не знаю! Просто не оторвать.
Какнули на рожу – и немедленно за перо, и мысли, мысли – потекли, потекли, легко, быстро, свободно, без каких бы то ни было дополнительных помех и возражений, без придирок, беспокойств, волнений, препятствий, отказов, докук, притеснений, преград, лишений и затруднений; и легкость образов необычайная, сочность мазка – вкуснота слога, одним словом. То есть все как у птиц.
Всем хочется совершенства.
Это и странно. Совершенство безродно. Оно не способно ничего породить.
Как ни неприятно относится с недоверием к столь милой добродетели, как нравственная честность, в случае, когда речь заходит о чиновниках, должен заметить, что это неудобство удается легко преодолеть, направив свои рассуждение в сторону таких деяний, как растерзание на месте или, по меньшей мере, суд господина Линча.
Человека далеко не пускают и не награждают его умом.
Все это лишний раз доказывает существование Бога.
Муравьи похожи на нас: трудятся без отвлечения на секс – оргазм только для избранных.
«Все мы пропадаем на великой ниве нашего просвещения, жатва которого зреет на наших глазах.
То есть медленными шагами негромкого, случайного приращения наши физические, математические, геодезические, технологические, химические, историографические, драматические, биологические и гомеопатические знания, а также всякие прочие отросли человеческого разумения в течение многих столетий всползали на вершину, достигнув которой они не только не станут более куда-либо всползать, но и вообще перестанут двигаться, колебаться, вздрагивать и вздуваться».
Эрик Гильдельбран. «Чтения».
Жизнь наша все более и более напоминает богатый склад самобытных материалов.
Стоит большого труда, разлепив поутру склеенные сном очи, не наткнуться сразу же на какие-нибудь изумруды.
Всех генералов надо подвергнуть испытанию на детекторе лжи.
Причем девяносто восемь часов подряд.
Вопрос только один: «Родину предал?» – на что генерал неизменно отвечает: «Нет!». А ему опять: «Родину предал?!!» А он опять: «Нет!!!» И так все отведенное для испытания время.
Через пару часов у него начнутся бред и галлюцинации. Мама начнет идти к нему с раскрытыми объятьями и звать его в кустах по имени; а потом – мальчишечка на плацу, сжимая одной рукой автомат, зачитает присягу; а потом – серая степь до горизонта и по ней лязг танковых гусениц; а потом – ракеты начинают взлетать с космодрома Пизсецк на манер праздничного фейерверка; а потом – консервы, много консервов, и он все время все это жрет и жрет, а по усам у него течет, течет; а потом – тишина, соловьи, дача, голоса на даче, корова, цветы красивые, мычание; а потом – проданное врагам военное имущество;
