Вот и все. И никого передо мной. И никто не загораживает меня от смерти. И не убежишь, и не пожалуешься, и не выпросишь ничего.
Кончилась речь. Голос из-за диванной подушки устало прогудел:
— Именем короля! Давай, в общем…
Лысый истошно закричал, раздался одиночный выстрел и все стихло.
— Теперь меня. Господи! — сказал вслух Ампер. — И прятаться некуда. Господи! Сейчас же меня убивать будут!!!
Дверь отворилась. Эсэсовец посмотрел на него и спросил:
— Все? Больше никого?
— Тут передо мною занимал один гражданин в зеленом плаще. Он куда-то вышел. Обещал подойти, — залебезил Ампер.
— А, — протянул эсэсовец, — ну, значит, подойдет.
— Так я подожду? — с истерической надеждой спросил Ампер.
Эсэсовец хитро прищурился:
— Не придуривайся, парень. Давай, давай, шнелле!
Они вышли в поле. Ампера поставили перед шеренгой немецких солдат, он еще успел заметить, что ни одного трупа вокруг не видно, а потом эсэсовец начал речь, которую Ампер знал наизусть, но не понимал.
«Я потому знаю эту речь, что много раз слышал ее раньше, — думал он, — ничего страшного, новое — это старое».
Но речь, к отчаянию Ампера, тоже кончилась. Кто-то, стоявший рядом с ним, набрал в грудь воздуху и все пропало.
— Надо же, — сказал эсэсовец, — проснулся!
— Жалко, — протянул Эльменгенайло. — Я все равно до него доберусь. Он пса нашего кокнул. И чего это Зена с ним миндальничает?
— Чего? А это видел? — сказала Зена. — Брысь под подушку!
— У них любовь. — сказал пес.
— Молчи, скот, она только меня любит, правда, Зена? Ладно, ладно, и пошутить нельзя, — сказал Эльменгенайло, прячась под подушку. Немного погодя, он снова оттуда вылез. — Сыро здесь. И клопы.
— Сам ты клоп, — сказала Зена. — Я пошла. Сидите здесь и никуда не выходите.
— А вдруг еще кто-нибудь придет и меня убьет! — захныкал пес. — Я этого не переживу.
— Не сахарный, не растаешь. — Зена хлопнула дверью, села в трамвай и поехала на работу. В трамвае была давка и минуты через две к ней прижался какой-то носатый парень. Он жадно ее обшарил и запустил руку под блузку.
— Ну-ка! — Сказала Зена.
— А чего такое? — парень торопливо отстегивал бюстгальтер.
— Говорят тебе, отстань!
— Не могу, — сказал парень, сжимая ей левую грудь. — Людей много. Давка.
Рука была потная и противная. Зена схватила ее и дернула вниз, но рука тут же возвратилась на место.
— Пойдем, — шепнул парень.
— Ну, черт с тобой! Только быстро.
— Я мигом, — обрадовался он и потащил ее на сиденье. Несмотря на давку, сиденье пустовало.
— Отвернись! — сказала Зена, и когда парень послушно отвернулся, сняла блузку и легла на сиденье, которое оказалось широким и длинным, как двухспальная кровать.
— Можно! — парень с трудом держался на месте, его настойчиво отталкивали к передней двери и ругали со всех сторон, что он загораживает проход.
— Что стоишь как пень! Давно уже можно.
Парень медленно повернулся, и когда увидел грудь Зены, то лицо его расплылось в предельно идиотскую гримасу блаженства. Он осторожно протянул к ней руку.
— Ну, чего ты тянешь?! Мне сходить скоро! — Зена начала злиться.
— Сейчас, сейчас, — парень целомудренно зажмурился и указательным пальцем коснулся ее соска. По всему его телу прошла судорога, глаза широко раскрылись, и… он проснулся.
— Вот идиот, — сказала Зена, пододвигаясь и давая место толстой женщине с сумками. — В самый такой момент взял и проснулся.
— Только что здесь стоял человек! — сказал старик на весь вагон. На рукаве у старика чернела повязка. — Я сам лично видел его, и все его видели.
Никто не ответил. Старик взбудораженно повертелся на месте.
— Товарищ, — дернул он за рукав соседа, длинного нескладного человека лет сорока, углубившегося в газету. — То-ва-рищ! Я к вам обращаюсь.
Человек дернул плечом, но ничего не ответил.
— Да что ж это такое! — занервничал старик. — Товарищ! Товарищ! Вы меня слышите или вы меня не слышите?!
— Ну что пристал к человеку, — сказала женщина с сумками. — Видишь, читает. Может, он деньги выиграл.
— А может быть, он шпион? А? — наклонившись к ней, быстро зашептал старик. — Может быть, он по-русски не понимает Вот здесь юноша только что стоял. Тоже иностранец. Еврей, наверное. Стоял, стоял, а потом пропал. Неспроста все это. Я здесь с утра стою, а он все газету читает, и все на одной странице. Неспроста, ох, неспроста это, милая девушка.
— Да какая я тебе девушка, охальник! — заблажила женщина. — Я уже второго мужа схоронила. Девушка! Я тебе ряху-то умою за слова за такие!
Старик плюнул в сердцах и отвернулся к человеку с газетой.
— Да ты чего плюешься-то, ты чего рожей-то своей паскудной плюешься! Я тебе не урна, чтоб на меня плеваться. Слышь ты, с газетой, ты ему скажи, дружку своему, что в трамваях нельзя плеваться, а то я ему так плюну, забудет, где сидеть! Моду взял плеваться!
Человек сложил газету, сунул ее в карман и сказал:
— Билетики попрошу, граждане!
В трамвае сразу стало пусто.
Женщина с сумками ойкнула и замерла с выпученными глазами. После минуты томительной тишины, она как-то опала, скривилась и проскрипела:
— Говорили шпион, а он «билетики».
— Билетик ваш попрошу, гражданка. — Контролер вытянул длинную шею и повис над женщиной с сумками.
— Ты понимаешь, что он говорит? — обратилась та к Зене.
Зена вдруг вспомнила, что она тоже не взяла билета, и полезла в сумочку за рублем. Но там было пусто.
— Гражданка! — терпеливо повторил контролер. — Люди ждут.
— А я вот сейчас милицию позову, — взорвалась тетка. — Я всем расскажу какой ты есть контролер и что это ты за газеты в трамваях читаешь и к девушкам чего пристаешь. Глядите все, — заорала она, — он женщину оскорбляет! Он у нее блузку снял и под лифчиком билеты свои ищет! Фулиган!
Контролер коротко размахнулся и ударил тетку в висок.
— Эп! — сказала она, падая на пол.
— Так! Теперь у вас попрошу билетик.
У контролера было страшное синее лицо, напоминающее маску Фантомаса.
— У меня нет билетика, — сказала Зена.
— Чудесненько. Придется рубль…
— Рубля тоже нет.
Тогда пройдемте. Сюда, пожалуйста, — он уступил Зене дорогу и пошел за ней, волоча тетку за ногу.
