— Оно и видно. Если б я у тебя был не первый, ты бы знал главный принцип действия всех вегикелов, действующих по главному принципу своего действия.
Вегикел немножко оскорбился и поэтому возразил:
— Напрасно вы говорите такое, Анатоль Максимович. Я очень хорошо знаю не только первый, но и…
Анатоль Максимович презрительно поморщился.
— Если ты насчет непричинения, то позволь тебе замолчать, Максим. Позволь поправить тебя и сказать тебе, Максим, что главного принципа ты не знаешь не по незнанию, а потому что ему учатся только в процессе. Только в процессе! Спроси же меня, Максим, в чем заключается главный принцип твоего поведения!
— Ну? — ответил вегикел.
— Главный принцип твоего поведения, Максим, заключается в том, чтобы тонко своего хозяина чувствовать, ловить каждый его жест, угадывать каждую его… эту… мысль!
— Насчет подхалимства и пресмыкания, Анатоль Максимович, — ответил оскорбленный в самых лучших чувствах Максим, — ничего такого в моих уставах не содержится. У меня, между прочим, какие- никакие, а все же и права имеются. Так что ты это брось, Анатоль Максимович.
— И опять ты не понял по своей неопытности главную мысль главного принципа! — попенял вегикелу Анатоль Максимович. — У тебя и права могут иметься, и, не дай бог, строптивость в характере присутствовать может, это все пожалуйста, но для лучшего взаимодействия между вегикелом и его пилотом самое правильное — если вегикел до тонкостей знает о желаниях своего хозяина. Например, куда его зрачки повернуты, когда он говорит слово «туда».
— Это я как раз понял, но там целое соз…
— А также, уважаемый Максим, неплохо бы тебе ознакомиться с теми сокращениями, которые в частных беседах между вегикелом и его пилотом применяемы будут. Например, слово «шестьдесят» по отношению к проколу означают все шесть параметров по нулю — самое, между прочим, применяемое при проколах, то есть по умолчанию.
— Если б ты, Анатоль Максимович, вообще ничего не сказал, я бы так и сделал, но ты сказал «шестьдесят» и я воспринял это как значение первого параметра, то есть умножение дальности…
— О, господи! — обеспокоился Анатоль Максимович. — И куда же нас в таком случае занесло?
Здесь помешали беседе просыпающиеся друзья Тима, а также и сам Тим, вышедший из отдыхательной комнаты, чтобы поздороваться с отцом.
— Здравствуй, папа! — сказал Тим. — Как спалось тебе на вегикеле, который я подарил тебе на день твоего рождения, состоявшийся вчера?
В качестве ответа Анатоль Максимович посмотрел на Тима пристальным взглядом.
— Доброе утро, Анатоль Максимович, — сказали в этот момент друзья Тима. — Не скажете ли вы нам, куда мы направляемся на этом вегикеле, и, в частности, когда мы окажемся наконец дома?
— Ага! — ответил им Анатоль Максимович. — Я вам сейчас это скажу. Мы направляемся на этом вегикеле, который со вчерашнего дня носит название Максим, на планету, которую я знаю под названием «Планета, Где все Можно».
— И о которой я не знаю ровным счетом ничего, потому что информация о ней у меня не содержится, — добавил со своей стороны вегикел.
— Нет! — воскликнул Боб Исакович. — Только не это! Я очень плохо переношу полеты в Глубоком Космосе. Ну пожалуйста! Я больше не буду!
— Господи боже! — вслед за ним воскликнул Проспер Маурисович. — Но я не могу! На мне большая ответственность. Ведь я — эксклюзивный…
Аскольд Мораторья, который собственного мнения старался по возможности не иметь, ограничился нейтральным «Вот это да!». Он ожидал, что скажет Тим Камеррер, которого почитал весьма мудрым и примеру которого неукоснительно следовал в течение всей своей сознательной жизни. За что и попадал неоднократно во всякие неприятные истории. Как, например, с теми прожекторами.
Тим тоже промолчал. В отличие от всех присутствующих на вегикеле мужчин, он ограничил себя в потреблении спиртного и потому помнил — правда, смутно, — как попался его отец, Анатоль Максимович, с предложением всем вместе посетить Планету, Где Все Можно. Тима несколько раздражило поведение Анатоль Максимовича и сейчас он намеревался понаслаждаться картиной того, как Анатоль Максимович будет из всей этой ситуации выпутываться.
Молчала также и жена Тима Мария. Она не любила говорить хором. Глазами она по обыкновению жгла Анатоль Максимовича — она справедливо считала, что этого в сложившейся ситуации с ее стороны вполне достаточно. Того же мнения на данный момент придерживался и сам Анатоль Максимович. У него от марииного взгляда везде чесалось.
Между тем Боб Исакович и Проспер Маурисович продолжали ужасаться перспективами полета на Планету, Где Все Можно. Проспера эта перспектива ужасала еще и потому, что он никак не мог себе представить планету, где действительно все можно. Он не мог, главное дело, представить себе свою функцию на такой планете. Еще бы куда ни шло, если бы лететь надо было на планету, где все нельзя. Но планета, где все разрешается, ни в какие нормативные документы Комкона не укладывалась. Потому что, выразил свое мнение Проспер Маурисович, если есть планета, где все разрешается, то, стало быть, разрешается и сама планета, где все разрешается, а этого быть просто не может. Несколько успокоил его и одновременно сбил с панталыку Аскольд, который предположил, что если все разрешается, то разрешается и планета, где ничего нельзя, а также, что более удобно, и планета, где кое-что можно, а кое-чего нельзя — выбирай по вкусу.
Боба Исаковича подобные философские глубины особо не трогали, очень не хотел, чтобы его тошнило и требовал сейчас же домой.
Анатоль Максимович, к тайной радости своей, все это выслушал и постановил:
— Ну, раз так, раз вы никто не хотите, то мне только и остается доставить вас на Аккумуляторную Станцию по месту вашей приписки и отправиться в свое путешествие в гордом одиночестве.
На что вегикел возразил возражением, которое Анатоль Максимовичу не понравилось. Он сказал:
— Напрасно ты думаешь, Анатоль Максимович, что ты можешь отправить домой на Аккумуляторную станцию всех этих людей, приглашенных тобою в поездку на Планету, Где Все Можно и не пострадать при этом сам своими сокровенными планами.
— Как так? — недоуменно спросил Анатоль Максимович, имея в виду спросить, что вегикел имеет в виду сказать.
— Тебе, по всей видимости, известно, что горючим я дозаправляюсь по мере пути следования, забирая энергию из встречной межзвездной пыли.
— Да, мне это известно, — подтвердил Анатоль Максимович.
— Тебе также должно быть известно, что процесс это долгий и не всегда восполняющий нехватку горючего, которое тратится на проколы пространства-времени.
— И это мне тоже хорошо известно, — опять-таки подтвердил Анатоль Максимович, все еще не понимая, что именно вегикел имеет в виду, но начиная подозревать нехорошее.
— По моим подсчетам сейчас наблюдается именно эта ситуация. Как бы далеко ни находилась Планета, Где Все Можно, если она вообще где-то находится (последний причастный оборот — или, может, деепричастный, в точности сказать не могу, — вегикел Максим выделил жирным шрифтом), мы до нее доберемся, затратив нужное количество времени на дозаправку горючим. Но если сейчас повернуть обратно, то горючего мы не наберем, а наоборот совершенно его истратим. И боюсь, Анатоль Максимович, что прибыв на Аккумуляторную станцию, ты не сможешь оттуда взлететь, не пополнив запасы горючего, а для этого тебе придется ждать следующего дня рождения, а, может, и дольше, потому что горючее на Аккумуляторном Поселке контролируется намного строже, чем склад космических вегикелов на Ла Гланде. Дело в том, что горючее, в отличие от вегикела, списать нельзя, не указав предварительно источник списания.
При этих словах Анатоль Максимович несколько погрустнел, потому что очень ему хотелось попасть на Планету, Где Все Можно. А когда Анатоль Максимович впадает в состояние погрустнения, ему хочется
