— Да уж могут, — ответил офицер с нехорошим выражением взгляда. — У Комкона ко всякому претензии могут иметься. Например, по поводу некоторых списанных вегикелов, а то и по поводу вот таких вот пикничков очень странных с очень странными инопланетянами неопознанного происхождения.
С этими словами офицер надулся и собрался уходить, даже ни с кем совершено не попрощавшись.
О'Ты, однако, остановил его заданием вопроса.
— А скажите-ка мне, офицер, вы так-таки действительно хотели меня арестовать?
Тот круто развернулся и посмотрел на О'Ты очень строго. Такое у всех собравшихся сложилось единодушное впечатление, что чары О'Ты немножко ослабли и у офицера, соответственно, появилось небольшое непослушание. В беззаботном свиристеньи и чирикании, наполнявшем рощи, тут же появились тревожные нотки.
— Да, — отчеканил офицер. — Еще вопросы есть?
— Вопросов-то у меня не так чтобы очень много. Просто любопытно. Вы, по-моему, принимаете меня за Странника, не правда ли, офицер? — ну очень приветливо улыбаясь, задал свой следующий вопрос О'Ты.
— Еще как принимаю, — согласился офицер. — Вот, думаю сейчас вас штурмом взять. Заодно там и контакты положенные установим.
В рощах кто-то истерически взвизгнул.
— Вот-вот, я так и думал, что принимаете, — радостно сказал О'Ты, опять прикладываясь к своей баклажке. — Нет, все-таки замечательный напиток. А скажите-ка мне, офицер, почему это у вас на Странников такой зуб?
— Они угрожают безопасности Объединенного Человечества, — с готовностью объяснил офицер, снова подпадая под чары О'Ты и проявляя предупредительность, отчего в рощах все сразу приуспокоилось. — Мы не можем ни на секунду забыть об угрозе, которую они нам источают. Мы, комконовцы, все как один, каменной стеной станем на пути их кровавых поползновений. Мы не позволим каким-то там Странникам порабощать нас, угнетать, шантажировать и убивать направо-налево и что там еще они делают с другими цивилизациями.
— Так-так, любопытно. А… А вот скажите-ка еще, офицер, а какие у вас есть основания считать меня Странником?
— Да Странник он, Странник — донесся издали взволнованный голос Проспера Маурисовича. — Какие там еще основания? И так ясно!
Офицер недовольно мотнул головой и Проспер Маурисович немедленно прекратил.
— У нас, уважаемый О'Вы, на Странников всякие там прозуменции невиновностей не распространяются, — заявил офицер. — Для нас достаточно подозрения, что Странник, потому что угроза Объединенному Человечеству серьезнее, чем всякие там ихние юридические штучки-дрючки. И вот сотрудник наш региональный, Проспер Эм Кандалык, правильно мне подсказал — странно вы себя ведете, инопланетянин, а других оснований нам уже и не надо. «Странный — значит Странник».
— Так-так-так-так-так… Совсем интересно, — разулыбавшись просто до невозможности, просто даже до того, что сам офицер чуть было не улыбнулся. — А знаете ли, любезнейший, вот эти вот мои гости заподозрили во мне Бога. Я не говорю, что они правы, но ведь в принципе и такое возможно. На этой планете все может быть, любезнейший, в том числе и Бог. Почему бы, собственно, нет? И стало быть, получается, что Комкон идет против самого Бога. Правильно ли я вас понял?
— С Богами и женщинами не воюем, — ответил на это офицер. — Они не представляют угрозы для безопасности Объединенного Человечества. Но пусть они нашей борьбе со Странниками не препятствуют, иначе всякое может быть… Если странно ведешь себя, так уж не пеняй, что тебя Комкон по ошибке за Странника примет. Будь ты хоть Бог, хоть расперебог.
И добавил с мрачной угрозой:
— Мы еще, кстати, разберемся, какой вы Бог.
— Очень интересное рассуждение, я над ним подумаю на досуге. — перестав улыбаться, ответил на это О'Ты и зевнул. — А сейчас извините меня, что-то я утомился. До свидания, любезнейший, как-нибудь наезжайте, поболтаем, напиточек разопьем, а?
— Как это до свидания? — недоуменно возразил офицер. — А штурм? Даром я, что ли, оцепление тройное вокруг поставил?
— Честное слово, давайте перенесем на другой раз! — с некоторой шутливостью в голосе взмолился О'Ты. — Для одного раза слишком много впечатлений, а я человек пожилой. Как видите, на одних только лекарствах, можно сказать и держусь? Истинно говорю вам — мне требуется отдых от утомления. Договорились?
Офицер вздохнул.
— Ладно. В другой, так в другой. Любите вы, штатские, откладывать на потом. В общем, ждите, приедем. Адресок, как-никак, имется.
— Вот-вот, — снова заулыбался О'Ты. — Ниночке с детишками приветы передавайте!
— Непременно, — буркнул офицер и пошел снимать свое оцепление.
Когда же подбежал к нему Проспер Маурисович и стал ему пенять, что, мол, что ж вы Странника отпускаете, офицер мрачно, одурманенно на него посмотрел и строго-настрого приказал:
— С нами поедешь, Кандалык, разговор разговаривать.
Проспер Маурисович так и просиял.
— Это что же, значит, за обнаружение Странника к награде меня предоставят? Или, может, к повышению по служебной линии?
— Не предоставят, а привлекут, грамотей деревенский, — возразил ему офицер. — И не к награде или повышению, а к ответственности, причем строгой.
Немного померкнув радостью, Проспер Маурисович нашел в себе силы переспросить, уже и без того угадывая страшную правду:
— За что же… к ответствености-то? Ведь верой и правдой, без единого замечания…
— Стратегический траспорт Комкона преступно разбазаривает направо-налево и еще спрашивает, — сам себе сказал офицер и отдал солдатам приказ немедленно Проспера Маурисовича арестовать и чтоб не визжал больше, потому что и без него башка раскалывается от этой планеты.
Но Проспер Маурисович визжать не перестал, а напротив того, завизжал еще громче, да еще вдобавок стал отбиваться ногами и чем только можно, когда солдаты принялись его арестовывать и к одному из своих вегикелов препровождать.
— Вот такова вся наша жизнь, — еле выкомментировал из себя очень ошеломленный Боб Исакович, глядя на трагическое препровождение Проспера Маурисовича. — Хоть и скотина он, конечно, порядочная, а все-таки жалко.
— Жалко ему, — тут же взвилась очень обозленная Мария. — Ему жалко, он сейчас всех нас тут обрыдает! А не жалко тебе, Боб, что у нас вегикел отняли, законным, между прочим, образом, подаренный на день рождения Анатоль Максимовичу, отцу моего супруга? Тебе не жалко, что нам теперь не на чем до дому добираться? Тебе не жалко, что он, скотина такая, продал нас всех и под расследование комконовское подставил?
— Да ладно тебе, Мария, — сказал Тим, тоже не без грусти наблюдая за препровождением Проспера Маурисовича. Мария тут же набросилась на Тима со словами, полными горькой злобы.
Между тем к О'Ты, безмятежно развалившемуся в своем плетеном кресле, подошел Аскольд и обратился к нему со следующей просьбой.
— Слушай, О'Ты, — сказал он. — Бог ты или не Бог, это нам все равно, но ведь ты же действительно все можешь? Если можешь, пожалуйста, предотврати арест Проспера Маурисовича, хоть и действительно нехороший он человек.
На что О'Ты ответил Аскольду туманной и к делу не очень относящейся фразой.
— Может ли Бог, — спросил сам себя О'Ты, — если Он действительно всемогущ, создать такой камень, который сам понять не может?
— Поднять, а не понять, — машинально поправил его Аскольд.
— Да нет, вот именно что понять, — возразил О'Ты. — Поднять как раз штука не сложная.
