— Всякое бывает… Поэтому я заставил его поклясться также в верности «Во син син», и если Лун захочет договориться с ним за моей спиной, то окажется перед сложной дилеммой. В конце концов, я его зять, член семьи и всегда могу сказать и даже доказать, что действовал по его наущению и на благо «Во син син». При всем том нам надо поторапливаться, Стиви. Так что не затягивай с приготовлениями к переезду.
— Все сделаем в лучшем виде. Буду ждать вас на Филиппинах. Вашим новым домом станет Негрос.
— До тех пор, пока все не утрясется и я не смогу вернуться в Гонконг. Но вот что я тебе скажу: пошли в Негрос кого-нибудь другого. Ты мне нужен здесь, чтобы выследить Мэнна. Это единственный человек, которого я опасаюсь. Он ненавидит меня больше, чем худшие из моих врагов. Уверен, Джонни уже знает о смерти своей подруги и будет разыскивать меня, чтобы отомстить.
— Даже он не станет ради мести рисковать всем. А ведь известно, что деятельность сил правопорядка вокруг этого дела прекращена. Так что полиции вы более неинтересны. На самом верху решено возложить ответственность на братьев, вам же негласно позволено уехать.
— Убей его в любом случае.
— Он — полицейский, так что это дело непростое.
— Если бы это было просто, я бы все сделал сам. Ты знаешь Джонни Мэнна. Ты работал с ним. Так что лучшего кандидата на роль его ликвидатора не сыскать. Главное, чтобы делу не помешала твоя старая лояльность по отношению к коллегам.
— Я прослужил в полиции всего четыре года, причем три из них работал под прикрытием. И у меня нет никаких обязательств по отношению к кому-либо, кроме вас и «Во син син».
— В таком случае сделай, как я сказал. Этот человек преследовал меня всю мою жизнь. И хотя мы противоположные стороны одной монеты, он никогда этого не признает. Любит то, что ненавижу я, и посвятил свою жизнь борьбе за так называемую справедливость. — Чан рассмеялся. — Чертова справедливость! Он отлично знает, что ее в мире не существует, а есть только жадность и разочарование. Джонни висит у меня на плечах, как чертова совесть. Убей его — и все тут.
Доехали до стоянки парома в Центральном районе и припарковались. Джорджина едва могла выйти из машины, более того, ей с каждой минутой становилось все хуже. Чану же всякое промедление было не с руки, так как он стремился побыстрее оказаться в безопасном месте. Вытащив девушку с заднего сиденья, зять Луна торопливо повел ее по проходу к ожидавшему их парому. Стиви Хо остался в машине.
— Помни, что я сказал. Найди его как можно скорей, — бросил Чан на прощание телохранителю.
Поднявшись на борт, он провел Джорджину в заднюю часть судна. Там усадил пленницу в уголке, положив ее ноги на свободное сиденье. В таком положении девушка дремала час, то приходя в себя, то снова проваливаясь в забытье. Когда к ней возвращалось сознание, она открывала глаза и смотрела на Чана. Тот разговаривал по телефону, читал электронные сообщения или гипнотизировал взглядом пространство перед собой. Решив, что он чем-то напуган, она посмотрела мимо похитителя в иллюминатор на расстилавшееся за стеклом бесконечное мерцающее пространство океана. Время от времени мимо них проплывали зеленые островки с колыхавшимися у берега рыболовными суденышками и надувными плотиками с белой каймой по борту. Это зрелище скоро утомило ее, и она, закрыв глаза и поудобнее устроившись на сиденье, вновь погрузилась в сон. Скоро монотонное бормотание двигателя парома сменилось звуками смеха. Они с Ка-Лей прыгали по лужам под дожем и хохотали во все горло. Джорджина чувствовала себя счастливой. Потом Ка-Лей вдруг отпустила ее руку и стала отдаляться и погружаться в темноту, словно опускаясь под воду. Это погружение продолжалось довольно долго, пока Джорджина не встала на колени на дне своего подсознания, где к ней наконец вернулась память. Чьи-то руки схватили ее за горло. Пыталась кричать, но из уст не вырвалось даже хрипа. И дышать она тоже не могла, потому что воздух не проникал в легкие. Зато она чувствовала на лице дыхание насильника и убийцы. Его глаза жадно наблюдали за ней, ища в чертах пленницы признаки приближающейся смерти. Она хотела было оказать сопротивление, но руки и ноги не двигались. Девушка начала терять сознание, образ убийцы стал расплываться, а в ушах вновь зазвучал смех Ка-Лей. А потом Джорджина проснулась, будто вынырнув разом на поверхность — Чан толкнул ее в бок локтем. Наведался в карман, достал пакетик с бумажными платочками, вскрыл и протянул один из них девушке:
— Вытри лицо. Ты дерьмово выглядишь. И не вздумай больше спать. Так сиди. Мы уже приехали.
Она села на сиденье прямо и посмотрела в иллюминатор.
— Куда?
Чан встал с места и жестом предложил сделать то же самое.
— Не важно. Считай, что мы сняли домик на побережье. Не больно шикарный, но мы там долго не задержимся. А теперь поднимайся. Пора выходить.
— Я очень плохо себя чувствую. — Джорджина попыталась подняться, но не удержалась на ногах и рухнула на сиденье.
Похититель начал терять терпение.
— Тебе не придется стоять слишком долго. Поблизости ждет хорошая мягкая постель. Идем…
— Но…
Чан огляделся — не смотрит ли кто, наклонился к ней, взял за руку и рывком поставил на ноги. Потом прошипел на ухо:
— Мне шума не надо. Ты меня поняла? Поднимайся и сойди с судна так, чтобы не привлекать к себе внимания. Помнишь детишек в клубе «Шестьдесят восемь»? Если будешь капризничать и плохо себя вести, их всех сожгут заживо. Тебе бы хотелось этого?
Джорджина покачала головой.
— Я оставил соответствующие инструкции. Один мой сигнал относительно того, что события складываются не так, как мне хотелось бы — и пых! — они воспарят в пламени к небесам. Ты меня слышишь, Джорджина?
Он с силой сжал ей руку. Пленница замигала от боли и кивнула.
— Вот и славно. Хорошая девочка. Будь доброй к папочке, и папочка тебя не оставит. — Губы преступника искривились в улыбке, но глаза не смеялись. — Мы проведем здесь сутки, не больше. Потом отправимся дальше. Это все, что тебе надо знать. Ну а теперь подними голову и сделай вид, что спать совсем не хочется!
Джорджина на подгибающихся ногах спустилась по сходням и остановилась, жмурясь от яркого солнца. Подошел Чан и, взяв ее под локоть, повел в нужном направлении.
Перед ними открылась панорама длинного и плоского, как стол, островка Ченг-Чау. Напротив терминала морского вокзала выстроились в ряд ветхие двухэтажные домишки с висевшими над входом зелено-желтыми полосатыми тентами, выцветшими на солнце. На посыпанных песком дорожках валялись пластмассовые гимнастические обручи и детские игрушки. На острове запрещалось строить высотные дома, а также водить автотранспорт. Разрешались только велосипеды, которые то и дело наезжали на пешеходов, переходивших улицу.
Чан и Джорджина прошли по старому променаду и свернули в аллею, пересекавшую остров в его самом узком месте и выводившую к пляжам. Здесь располагалась самая популярная на острове прибрежная песчаная коса, где отдыхающие занимались виндсерфингом.
Минут пять шли довольно быстрым шагом. Чан тащил Джорджину за собой, как на буксире. При этом он ухитрялся разговаривать по телефону и оглядываться, нервно обозревая окружающее пространство. Таким манером похититель и жертва миновали несколько прибрежных ресторанов, баров, магазинов и лавочек. Ей до смерти хотелось остановиться и передохнуть. Женщина, подававшая пищу в одном из ресторанчиков, кивком головы предложила ей зайти. Девушка была не прочь воспользоваться предложением, но Чан потащил ее дальше.
В конце аллеи бетонные ступени спускались к пляжу, узкий сегмент которого виднелся между домами. Но беглецы повернули направо и зашагали мимо маленького прибрежного кафе. На его открытой веранде стояли дешевые металлические стулья и пластмассовые колченогие столики, залитые с ночи пивом. Чан прошел мимо, но Джорджина задержалась, чтобы взглянуть на единственную расположившуюся на веранде семью: бабушку, молодых родителей, гордых малышом, и самого ребенка — маленькую девочку с толстыми розовыми щечками и черными косичками, болтавшимися из стороны в сторону, когда она бегала от одного
