— Очередной вождь приказал долго жить.
— Что-то наши йоги посыпались.
— А почему, Василий Петрович, йоги?
— Ну, как же, полковнику управлять полком можно только до пятидесяти. А дальше, говорят, стар и немощен. А управлять государством в семьдесят пять можно. Они, наверное, там все йогой занимаются, только вот мне кажется, не до конца они её освоили, через год идут друг за дружкой туда, — Бурцев показал большим пальцем вверх.
Через три дня телевидение показывало похороны очередного вождя.
Они уходили в небытие друг за другом с периодом чуть больше года. Вся страна всматривалась в экраны телевизоров, где шла прямая трансляция похорон. Всем интересно было угадать конец этого спектакля — кто же в нём будет главный герой? Тот, кто возглавлял комиссию по организации похорон и был главным героем этой трагикомедии. По традиции, сложившейся в Кремле, он становился руководителем страны.
— Какая нелепость, очередной «похоронмейстер» становится вождём, верным ленинцем, Путь к власти таков: без народа, без его выбора, без конкурента, без программы, очень просто — надо стать главным при похоронах, — думал Бурцев. Он глядел в телевизор. В его душе всё кипело. Хотелось выключить, но досмотрел. В это время на Красную площадь выехал лафет с телом вождя.
— Безбожники! — воскликнул он. — Это где же, в какой стране, — шептал он, — устраивают кладбище на центральной площади. Там лязгают металлом гусениц и грохочут двигателями танки и тягачи, везущие на себе смертоносные ракеты. Раздаются крики «ура» и бравые марши. Подвыпившая публика поёт и танцует, машет флажками, стоящим на мавзолее вождям. А те, взобравшись на гробницу коммунистического фараона, пьют коньячок и закусывают икоркой с устроенных внизу столов, спрятанных от глаз ликующих демонстрантов. Шабаш ведьм на могилах усопших. Только дьявол мог придумать такое и осуществить с помощью своих учеников — отрицателей всего духовного, бальзамирующих и устраивающих культ мёртвой материи.
По сравнению со своими кремлёвскими небожителями, новый председатель похорон был молод. Уже на следующий день на пленуме ЦК он был провозглашён генеральным секретарем. «Король умер, да здравствует король». Вождь свою речь толкал без бумажки, чем и импонировал народу. Он ещё не страдал старческим маразмом, поэтому мог легко общаться с толпой. Появлялся на публике, где собирал вокруг себя толпы зевак, коим и бросал краткие речи, похожие на программные заявления. Программы как таковой не было. Были отдельные слова «Свобода слова», «Консенсус», «Перестройка». Чиновники подстроились, и эти слова замелькали по всем газетам — «На крутом переломе», «Прожектор перестройки», но что и как перестраивать никто не знал, да и не хотел. В газетах опубликовали биографию вождя. Вся страна узнала, что новый генсек бывший комбайнёр. Судя по его речи, он им и остался. Ставя ударение на не тот слог, выглядел смешно, чем и стал объектом для пародистов. В отличие от всех предыдущих вождей, он появлялся везде со своей женой. По своей красоте, блистательному уму, умению модно одеваться, сдержанно себя вести она превосходила, не только всех кремлёвских дам, но и самого генерального секретаря. Интеллигенция стала сочинять о новом вожде анекдоты и частушки, примерно такие: «По Союзу мчится тройка: Миша, Рая, перестройка». Простой люд в смысл его речи не вникал; им нравилось, что он говорит без бумажки и подолгу. Был он человеком глупым или умным, сказать однозначно нельзя. Он был человеком своего времени, руководителем, востребованным народом в данный момент. Но одно с уверенностью можно сказать, что по сравнению со всеми предыдущими вождями он не был ретроградом- догматиком, был прогрессивен, за что и сыскал уважение на Западе. Как только появились первые признаки реформ, и приоткрылась дверь на Запад, в страну ворвался свежий ветер перемен. Но, это Россия, и её надо знать. Новый вождь был плохим историком и не знал, что свежий ветер в России всегда приносит «простуду», после которой может наступить летальный исход у того, кто его пустил. Как водится, от этих перемен страдает, больше всего простой люд, который их то и жаждал. Зверь, коим является русский чиновник, почувствовав свободу и слабость власти, ещё больше звереет. До Москвы далеко, а чиновник рядом. Хамство, коррупция, протекционизм, беззаконие стали процветать на местах во сто крат больше. И застонал люд. Стали непопулярными затеянные реформы, и это пронизывало все слои общества, в том числе и прогнившую, глубоко коррумпированную армию. Бардак пошёл по всей стране. Никто не хотел работать. У всех чиновников была одна мечта — хапнуть. Но, «там, где тонко, там и рвётся» — говорит пословица. И это «тонко» оборвалось. Грянула чернобыльская беда. Полк Бурцева был поднят по тревоге и направлен для ликвидации последствий аварии на чернобыльской атомной станции. Все поднятые по тревоге войска были отправлены поспешно, без надлежащих средств защиты. Их подвозили потом и не в полной потребности. Задачи никто не ставил, потому, как всё проходило в рамках большой секретности.
На командном пункте штаба по ликвидации последствий Бурцев встретил генерала Малинина. Тот был командующим армией, когда Бурцев принимал полк. Вскоре ушёл на повышение в Киевский Округ, а сейчас возглавлял штаб по ликвидации.
— Товарищ генерал, полк прибыл, разрешите уточнить задачу, — доложил Бурцев. Генерал узнал Бурцева, подал руку, спросил как дела.
— Через час совещание на КП, приходи, там поставлю задачу. А сейчас некогда — Москва на проводе ждёт.
На командном пункте собралось много офицеров. В огромной палатке почти не было места. Бурцев пробежал глазами, и нашёл его только в переднем ряду, почти у самых столов, где над картами колдовали офицеры-операторы. Офицер оперативного отдела проверял всех прибывших по списку, громко выкрикивая фамилии. В ответ с разных концов палатки доносилось короткое «Я» или протяжное «Здесь». Офицеры вели разговор друг с другом, в палатке стоял гул. Все понимали, куда их привезли и для чего они здесь. Получать дозу от невидимого убийцы никому не хотелось. Все ругали разгильдяйство, распущенность и сетовали на то, что все огрехи и дыры затыкаются военными, хотя предназначение армии совсем иное. В это время зашёл Малинин. Разговор затих.
— Товарищи офицеры, — скомандовал полковник. Все встали.
— Прошу садиться, — сказал генерал и своей привычной походкой «уточкой», раскачиваясь из стороны в сторону, направился к столу.
— О том, что произошёл пожар на атомной станции уже, наверное, знают все, — сказал генерал. В палатке стояла гробовая тишина. — Ну, вот и хорошо, что все уже морально настроили себя, — продолжил он. — Нам приказано ликвидировать последствия этого пожара: провести дезактивацию местности, убрать заражённый грунт с территории станции, отселить из зоны заражения всех людей. Операторы распределили воинские части по секторам. Каждому полку будет определён свой сектор.
Поднялся полковник.
— Трудно нарезать участки, товарищ генерал. Химики не могут определить конкретную зону заражения.
— Химики, в чём дело?
Поднялся полковник химвойск и чётко доложил.
— Зону заражения можно определить только практическим путём. Все формулы, расчёты в справочниках даны на ядерный взрыв, где есть мощность взрыва и какой он: воздушный, наземный или подземный, направление и скорость ветра в момент взрыва. В данном случае это все не подходит. Произошёл выброс радиоактивного вещества в атмосферу.
— Это что же вы предлагаете — методом «втыкаю дозиметр»! — раздраженно повысил голос Малинин.
— Практически, да.
— Да вы себе представляете, какой это объём работы? Это же большие площади, за год не успеем. Мы здесь и погибнем в этом радиоактивном аду. И что прикажете, товарищ полковник, доложить туда, — генерал показал пальцем вверх, — что войска сидят и не знают, что делать. А начальник войск химической защиты не способен со своими офицерами определить зону. Дай сюда карандаш! — крикнул Малинин на оператора. Полковник взял со стола карандаш и подал Малинину. Тот подошёл к карте и волевой рукой очертил на ней круг, в центре которого оказалась АЭС. Операторы промерили расстояние от центра круга до жирной красной линии, нанесённой Малининым. Получилось ровно тридцать километров.
Так родилась пресловутая тридцатикилометровая зона, откуда началась эвакуация людей. Никто не
