59”, написанный врачом Китом Педлером и журналистом Джерри Дэвисом, — в 1972-м, но принадлежат они к разным эпохам не только в английской, но и в мировой фантастике.
“Триффиды” уходят корнями в старую, уэллсовскую почву, которая многое позаимствовала у человечной классики XIX столетия; от нее идет добротная проработка обстоятельств места и времени, “ненужные” пейзажи, неторопливый, отнюдь не телеграфный диалог и — самое главное — психологически достоверные характеристики персонажей. В книгах старых мастеров фантастическая посылка по большей части служила лишь предлогом, поводом, дающим автору возможность высказать свои воззрения на окружающий мир. Не ради демонстрации фантастических мод, в данном случае экзотических трехногих растений, писался этот роман. Тем более не о зеленом кометном фейерверке, ослепившем всех, кто имел глупость на него полюбоваться.
И метеоритный ливень и охотящиеся на людей триффиды понадобились автору для того, чтобы показать, как под ударами стихий рухнула, рассыпалась казавшаяся такой устойчивой нынешняя цивилизация, по крайней мере в ее английском, между нами говоря, не самом худшем варианте.
Хотя о появлении триффидов на Земле говорится довольно кратко, рассказчик, а вернее, автор, успевает сообщить о них немало существенного. Эти безжалостные убийцы свалились на головы людям вовсе не из каких-нибудь космических бездн, они скорее всего возникли “в результате серии биологических экспериментов и, по всей вероятности, совершенно случайно”. Заметим: точь-в-точь как и разрушительный штамм микроорганизмов, с которым мы столкнемся во втором романе. Это первый удар Дж. Уиндема по современной цивилизации, которая азартно копает ямы на своем собственном пути, не отдавая себе отчета в том, что творит. Но писатель идет дальше — триффиды создавались вовсе не ради вкусного масла, оно всего лишь побочный результат опытов по созданию еще одного образца биологического оружия. А затем, как это часто бывает не только в фантастических романах, — трагическая случайность, гибель самолета, облачко мельчайших семян вырывается на волю, и триффиды начинают незапланированное наступление на сушу…
В настоящей фантастике исходная гипотеза никогда не бывает самоцелью, она задумывается как модель, которая при самой отчаянной невероятности собирается из деталей реальной жизни. Так произошло и в романе Уиндема. Триффиды — это символ смертельной опасности, подстерегающей людей за ближайшим поворотом. В таком контексте “дни триффидов” начинают читаться как “дни гнева”, “судные дни”…
О том, что триффиды опасны, люди прекрасно знали и до катастрофы, умные ученые вроде Уолтерса забеспокоились с самого начала, но их не желали слушать. По сравнению с выгодой, которую приносила эта странная сельскохозяйственная культура, ее ядовитые жала представлялись чем-то малосущественным, люди были высокомерно уверены, что уж контроль-то над какими-то лопухами они всегда сумеют сохранить. И когда триффиды в буквальном смысле слова сорвались с цепи, люди расплатились дорогой ценой за собственную близорукость. Но разве не в том же направлении с упорством, достойным лучшего применения, движется подчас современное человечество? Ладно еще — если бы мы не знали, не подозревали об опасностях, которые могут проявиться в любой момент, а то ведь во многих случаях знаем, отлично знаем, но продолжаем гнаться за сиюминутной выгодой.
Дж. Уиндем четко следует заветам своего великого учителя Г.Д.Уэллса, который говорил так: “Всякий может выдумать людей наизнанку, или антигравитацию, или миры, напоминающие гантели. Эти выдумки могут быть интересны только тогда, когда их сопоставляют с повседневным опытом и изгоняют из рассказа все прочие чудеса… Когда писателю-фантасту удается магическое начало, у него остается одна забота; все остальное должно быть человечным и реальным”. “Все остальное” в романе Уиндема развивается не по фантастическим, а по реалистическим законам, по законам человеческой психологии и логики. Это только кажется, что писатель, особенно автор фантастических произведений, волен строить сюжет как Бог на душу положит.
В действительности же наперед заданные условия сами начинают тащить автора за руку. Порядочный человек, очутившийся в центре Лондона, заполненного обезумевшей ослепшей толпой, может вести себя только так, а не иначе. Можно заранее предсказать, как в тех же условиях поведет себя непорядочный человек. Слепой среди слепых. Впавшая в панику толпа. Официальные власти… Стоп!
А вот официальных властей в романе нет. Вовсе нет. Даже если предположить, что премьер- министры, просто министры, парламентарии, генералы, высшие полицейские чины поголовно ослепли, все равно они должны же были как-то попытаться овладеть ситуацией, мобилизовать зрячих, обратиться к населению с манифестом… Но ничего такого не происходит, люди брошены на произвол судьбы, а следовательно, в их среде начинают выявляться неформальные, как бы мы сейчас сказали, лидеры. Разумеется, самого разного толка — от таких, как профсоюзный деятель Коукер, искренне пытающийся помочь населению, до фашиствующих молодчиков типа Торренса, признающих единственный аргумент — пистолет или палку. Любопытно, что о правительстве никто в сущности и не вспоминает, иные, правда, надеются на американцев; к этим надеждам рассказчик (и опять же автор) относится с нескрываемой иронией.
Невозможно считать это случайным упущением. Попробуем найти ему объяснение. Рухнувший мир, о котором ностальгически, но не слишком часто вспоминает Билл Мэйсен, несмотря на внешнее благополучие, был порочен и греховен, он выращивал внутри себя семена собственной гибели. Пространство над Землей бороздили спутники, начиненные всевозможными смертями — ядерной, химической, бактериологической, радиоактивной… Да и триффиды, вспомним, тоже достались в подарок от него. Так что, может, и следует согласиться со словами одного из ораторов, заявившего, что уж лучше случившаяся катастрофа, нежели всеобщая атомная война. И тогда зеленые огни уже не выглядят непредсказуемой случайностью, а начинают восприниматься как некое предзнаменование, предупреждение о том, что общество необходимо переделать в корне.
Может быть, в этом умолчании сказалось и внутреннее неуважение автора к государственным институтам, присущее каждому утописту, даже англичанину, воспитанному сызмальства в почтении к законам. Кто из них, из утопистов, не мечтал построить общество, на руках которого не бряцали бы никакие административные цепи, и потому, как это думалось социальным проектировщикам, оно стало бы более счастливым. Как говорится, не было бы счастья, так несчастье помогло, англичане такой шанс в романе Уиндема получили.
Маленькие сельскохозяйственные коммуны, которые начали организовываться повсюду после распада многоклеточного общественного организма — ни дать ни взять воплощенная идиллия в духе Генри Торо — уединенная хижина и одинокий человек, который трудится на Земле исключительно для собственного пропитания. Ну, пусть не маленькая хижина, а большая ферма, и человек не один, а десять, двадцать, сто, разница непринципиальная. Как порой ни трудно им приходится, можно утверждать, что в общинах живут удовлетворенные люди, нашедшие здесь и личное счастье, и смысл существования. И не нужны вроде бы им никакие бюрократические или политические надстройки. Свобода. На первый взгляд кажется, что неприятности им грозят только извне. Неизвестно, правда, кто для них страшнее — триффиды или новоявленные радетели “закона и порядка”, возглавляемые тем же Торренсом, который замыслил создать некий Чрезвычайный комитет для Юго-Восточной Англии. Планы у него далеко идущие — не только загнать побольше подданных под ярмо, но соорудить из них же армию для “умиротворения и должного наставления племен, вернувшихся к первобытному беззаконию”. Страна лежит в развалинах, а эти негодяи вновь мечтают о мировом господстве. Поистине имперские замашки никогда не умирают, а история, как видно, напрасно старается, многажды доказывая их несостоятельность.
Но от Торренса и его штурмовиков можно убежать, от триффидов оборониться с помощью оград и огнеметов. А как быть с тем, что колонии живут исключительно на проценты с предшествующей цивилизации? Что они будут делать, когда сожгут последний литр бензина и когда проржавеет последняя лопата? Бурить скважины? Плавить руду? А в состоянии ли отдельная колония создать биохимическую лабораторию для поисков антитриффидного гербицида? Множество подобных вопросов задают себе участники действия, но вразумительного ответа мы не услышим. Хочешь — не хочешь, а перед подобным объединением людей обязательно возникнут такие скучные и такие нелюбимые романистами категории, как товар, торговля, поиски всеобщего эквивалента, необходимого для обмена наработанной продукции, другими словами, денег… Только в фантастических романах можно дать героям возможность жить припеваючи, не ведая о существовании законов политэкономии. Впрочем, нет, не только в романах, В
