ожидали родители, жены, дети. Впрочем, что касается меня, то дочь… Свете шел седьмой месяц. Когда я взял ее на руки, она начала отпихиваться, изо всех сил вырываться к матери. Но вскоре дочурка смирилась, привыкла ко мне.
Вечером сошлись друзья, близкие. За ужином секретарь парткома Алексей Иванович Шибаев предложил завтра же выехать «на природу». Идея была одобрена — лучшего отдыха для себя я не мыслил и, когда утром услыхал под окнами грохот колес по мостовой и зычный кучерский оклик: «Тпррр, стоять!», сразу догадался, что Алексей Иванович решил полностью оторвать меня на несколько дней от цивилизации и от современной жизни.
Пролетка, запряженная серой в яблоках лошадью с дугой и колокольчиком на ней, сиденья, застланные простым ковриком, ездовой во всей своей обычности — как все это не было похоже на то, чем я жил в последние годы, каким милым все казалось! Оно возвращало меня в Новосибирск моей юности.
Мария со Светой и я заняли заднее сиденье, Алексей Иванович приспособился вместе с кучером, и наша коляска затарахтела по улице, вызывая со дворов собачонок и обращая на себя взгляды всех прохожих.
Выехали за город, сразу же начался лес. Деревья смыкались над нами своими ветвями, иногда было почти темно и совсем прохладно, потом лучи солнца золотыми кинжалами разрезали зеленый полусумрак. Дочка испуганно глазела то на могучие стволы, проплывавшие рядом, то на нас.
— И куда ты вздумал трясти нас, Алексей Иванович? — спросил я Шибаева.
— Не далеко и не близко, верст за десять от города.
— Ничего себе!
— Почувствуешь родную природу, дружище, — говорил Алексей Иванович. — Окунешься в эту благодать, она всю накипь войны снимет, все, что на душе наслоилось. Только мать-природа, наша родная, это и может сделать.
— Верно сказываешь! — воскликнул кучер.
Пришлось терпеть и ждать, чтобы узнать, какой сюрприз приготовили нам земляки за городом.
Сосны разбежались в стороны, и перед нами открылась большая поляна. По ее краям, по всему кругу белели молоденькие, ясные-ясные, как сам солнечный свет, как облака в небе, березы. Их листья, недавно распустившиеся, светло-зеленые, какие-то прозрачные, нежные, еще не совсем закрывали верхние ветви, и белизна стволов сразу вся бросалась в глаза, вся — от основания до вершины. За ними темной стеной сдвинулись сосны. Зелень поляны была усеяна красными, синими, оранжевыми цветами.
— Ну, как местечко? — посмотрел на меня Алексей Иванович.
— Восхитительно! — восторженно ответила за меня Мария.
Мы ехали к какому-то домику. Возле него, чуть в сторонке, стояли ряды ульев. Окна дома были распахнуты, он весь был просвечен, налит этим солнечным зелено-голубым днем.
— Тпрр! Приехали.
Нас встретил крепкий еще, с большой белой бородой старик пасечник. Константин Константинович Бессонов. Он провел всех в свой дом, который и внутри производил такое же впечатление чистоты, простора, слитности с первозданной природой. Все здесь было вымыто, выскоблено до желтизны, все пахло сухим деревом, долголетием.
Старик показывал нам пасеку, принадлежавшую заводу, подводил к самым ульям. Пчелы жужжали вокруг, пролетали над головами. Затем пасечник завел нас в дом, указал, где кто может располагаться на жительство, показал свою библиотеку. Потом, угостив нас медовухой, пошел распоряжаться насчет обеда.
Мы с Алексеем Ивановичем отправились в баньку. Там были давно заготовленные дрова, мы затопили печь, принесли воды. Устроив себе настоящую парную, мы долго наслаждались ею. И действительно, прогретый резкой духотой, исполосованный веником, я здесь почувствовал то самое свое житье-бытье, которое знавал раньше, еще до выезда из города, настоящее, сибирское, простое, чистое, здоровое.
Мы пришли в дом, когда обед уже стоял на столе. После обеда мы все до позднего вечера бродили по лесу, иногда, выходили да другие поляны с такими же березами вокруг, с огоньками среди высокой буйяой травы. Здесь была совершенно своя, ни на какую другую не похожая девственная и могучая природа.
Переночевав, мы утром снова много ходили, смотрели, слушали. Но пора было уезжать.
Провожая нас, старик вынес из своей библиотеки книжку, подал ее мне и сказал:
— Я давно прочел эту книгу и уже все взял от нее для своей жизни. Пусть она послужит вам. В ней рассказывается о великих людях, которые никогда не отрывались от природы, любили простой труд.
Я поблагодарил старика, и мы тронулись в обратный путь.
Снова поплыли пленительно белые березы, запестрели в глазах цветы. Потом надвинулся сосновый бор.
За два дня, проведенных на пасеке, я словно необычайно обновился.
Через день я улетел в Москву. Улетел, чтобы снова надолго расстаться со своим родным городом и идти дорогой жизни, которую мне указывают долг, Родина.
24 июня… Хмурое утро. Но свет красных знамен, блеск орденов на мундирах, блеск сабель и меди оркестров, звон и музыка курантов Кремля раздвинули небосвод, расцветили облака. Шагая в колоннах фронтов, в рядах победителей, ощущая локти и плечи соседей, мы чувствовали близость друзей, стоявших в эти минуты на далеких от Москвы рубежах.
Парад Победы — парад победителей. Наша страна принимала рапорт от своей армии и чествовала ее. В сводных полках фронтов шли генералы и солдаты, пехотинцы, артиллеристы, летчики, отмеченные Золотыми Звездами, орденами «Победа», Ленина, Красного Знамени, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Нахимова, Славы… Они несли знамена, овеянные славой многочисленных битв, сияющие лучами величайшей победы.
Мне поручено нести знамя Первого Украинского фронта. Сжимая его древко в своих руках, я думал и о знамени нашей дивизии, увенчанном четырьмя орденами Родины.
Когда колонны проходили мимо Мавзолея Владимира Ильича Ленина, все взоры и мысли были обращены к создателю великой партии. Под ее руководством мы победили. Слышались только четкие удары шагов, музыка, шелест знамени над головой. Когда мы прошли мимо Мавзолея, у меня взяли из рук знамя, пригласив встать вблизи, на трибунах для гостей, — посмотреть самому парад. В эти минуты я по- настоящему смог увидеть, почувствовать, воспринять это замечательное историческое торжество.
Двести солдат вплотную подошли к Мавзолею и бросили к его подножию двести знамен немецких армий, дивизий, полков. Позорных знамен агрессии, разбоя, насилия. Я видел прогрохотавшие мимо меня мощные самоходные орудия, танки, тягачл, машины — нашу силу, созданную руками народа. Я видел вблизи себя представителей армий стран, наших дружественных соседей.
Я смотрел на клокочущую Красную площадь, на плотную стену москвичей и думал: не забудет ли мир, человечество, чего стоила ему эта победа над гитлеризмом? Сделает ли человечество нашей планеты свой железный вывод из этой страшной — и для нас и для тех, кто ее затеял, — войны?
Не забудут ли люди, сколько за эти годы было пролито крови, сколько могил рассеяно по земле от Волги до Шпрее и на полях боев во многих странах Европы?
Не забудут!.. Не должны забыть!
