территории Винни Бига. Кармин Яндоле хотел абсолютно все, начиная с жизни Винни Бига. Гувер хотел, чтобы Винни оказался за решеткой. Все они замахнулись на слишком большое, чего Винни Биг просто не мог им позволить, оставаясь Винни Бигом.
Мне нужно совсем немного, говорил себе Гарри. Кроху, которая меньше капельки пота Винни, просто ерунду. Я готов заплатить за это. Заплатить двенадцать процентов, даже тринадцать, торопливо добавил он сам себе.
Он смотрел вдоль Девятой улицы, мысли бешено прыгали в его голове. Бийиото и Гаэтано Фискетти в одной упряжке. Неограниченные средства от Фискетти и от ипотечной компании. Его грудь распирало.
Гарри Клэмен облизал губы. Они были солеными. Он вышел из машины и неуверенно пошел вдоль Девятой улицы к особняку, куда, как он видел, вошел Бен Фискетти. В вестибюле он списал четыре фамилии с почтовых ящиков. Частный сыщик сделает остальное.
Пот струился по лбу и почти ослеплял Гарри.
Глава девятнадцатая
Грациэлла спала в своей постельке с семи часов. Тина и Анита ушли к себе в полвосьмого, и теперь уже наверняка спали. Барни хотел подождать Бена, но после восьми вечера Розали отправила и его в кровать.
Режим субботнего вечера не нарушен. Розали следовала одному и тому же распорядку с тех пор, как помнила себя еще маленькой девочкой. Семь тридцать посвящалось Джеки Глисону. Люди говорили, что он груб, что его манера говорить о женщинах, особенно когда он пьет… Но Розали он нравился. Он был чем-то постоянным. Все годы, которые он не показывался на телевидении, она скучала по его большому лунообразному лицу с темными глазами, полными боли. Когда он вернулся, она дала себе слово не пропускать передачи с ним, если, конечно, получится.
В девять часов вечера Розали была уверена, что с Беном что-то стряслось. В девять часов не возвращаются домой ужинать. Жаркое есть уже нельзя. Оно перегрелось и испортилось.
Она села в кресло напротив телевизора и начала смотреть девятичасовой фильм. Обычно показывали хорошие фильмы, с такими звездами, как Кларк Гейбл, или Джимми Стюарт, или Кэри Грант. Но, если спустя час ее это не увлекало, Розали знала, что вечер может спасти сериал «Дымящийся пистолет». На Маршала Диллона можно положиться. Многие утверждали, что Китти, хозяйка бара, не совсем подходила для семейного шоу. Все эти девушки в ее баре, ну…
Но Розали нравилась Китти. Ей нравился Док. Она желала калеку Честера, ей нравился Фестас. Больше всего она обожала Мэта Диллона. Она уже давно для себя решила, что бы там между ними ни происходило, именно такая резкая женщина, как Китти, — пара Мэту Диллону.
В девять тридцать зазвонил телефон. Предполагая, что это полиция, Розали поспешила через гостиную в кухню к телефонному аппарату.
— Слушаю? — спросила она напряженным высоким голосом. — Это говорит миссис Фискетти.
— Ни за что не поверил бы, — сказал Бен.
— С тобой все в порядке?
— Вроде все. — Он помолчал немного. — Я в ЮБТК, дорогая. Они приглашают на обед, не волнуйся, хотя это и поздно.
— Хорошо.
— Я думаю, что он закончится только после полуночи.
— Хорошо, — повторила она. — В одиннадцатичасовом фильме будет играть Софи Лорен.
— Боюсь, что будет слишком поздно, — продолжал Бен. — Лучше мне остаться сегодня в городе, любимая. Хорошо?
— Остаться?
— В городе.
— С кем?
Бен помолчал.
— В отеле, любимая.
— Тебя может приютить папа.
— Мне не хотелось бы беспокоить его так поздно, дорогая.
— Никакого беспокойства. Он же член нашей семьи. Я позвоню и скажу, чтобы он тебя ждал.
— Нет, — возразил Бен. — Я сам позвоню ему. А ты отправляйся спать, малышка.
— Хорошо. Ты помнишь папин номер? Его ведь не найдешь в телефонной книге.
— Ты моя телефонная книга, — пошутил Бен.
— Если его не будет дома, скажи горничной Аннансиате, чтобы она приготовила тебе комнату для гостей на втором этаже. Это моя бывшая комната.
— Si, bambina.[29] Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Бен. Бен!
Но Бен уже повесил трубку.
Розали медленно вернулась в гостиную. Она сбросила домашние туфли без задника на высоких каблуках и села в кресло напротив телевизора, вытянув ноги на ковре. Она какое-то время смотрела фильм, потом внезапно встала и выключила телевизор. Вот так.
Она медленно вернулась в столовую и стала убирать приборы со стола, и только тут поняла, что никогда раньше не делала ничего подобного, во всяком случае, она не могла припомнить, чтобы она выключила телевизор в середине программы. Ее родители делали это лишь в тех случаях, когда она или Селия отказывались готовить уроки. Она могла бы переключить телевизор на другую программу. Но никогда раньше, за все те годы, что Розали просидела перед экраном телевизора, сама она не выключала его, не досмотрев программу до конца.
Она нервно оглянулась на телевизор, который стоял в соседней комнате, будто ее сердитый взгляд на слепой экран мог привести ее в чувство. Потом она нервно засмеялась сама над собой, собрала со стола тарелки и серебро и пошла на кухню.
Миссис Трафиканти в пятницу вечером убирала все очень тщательно. Вокруг было чисто и аккуратно. Она не работала по субботам и воскресеньям, и Розали всегда старалась, чтобы в понедельник утром кухня была такой же, какой ее оставила миссис Трафиканти.
Она вынула жаркое из плиты и понюхала его. Оно было приготовлено в английском стиле, постное, не сильно соленое, сверху слегка помазанное горчицей. Теперь оно перестоялось, остыло. Розали отрезала три кусочка, остальное сунула в огромный двухкамерный холодильник.
Ее короткие пухлые пальчики работали автоматически. Она поставила на огонь сковородку, положила масло, порезала маленькую луковицу, добавила зеленого перца и чеснока. Она помешивала смесь, пока та не стала золотистой, потом порезала мясо на мелкие кусочки и, все это перемешав, тушила минут десять. Она принесла тарелку, села на высокий стул.
«Три сотни калорий?» — спросила себя Розали. Предел, три сотни. Нельзя было класть даже пол чайной ложки масла. Она начала было протягивать руку к хлебнице, потом остановилась, поджала решительно пухлые губки.
— Ни в коем случае не употреблять крахмал! — произнесла она громко.
Она вздыхала, пока ела. Не то чтобы пища была невкусной. Просто ей не нравилось есть одной. Она редко это делала. Но сегодняшний день, решила она, является поворотной точкой. Сначала я выключила телевизор, подумала она, теперь ем одна. Последний раз она ела одна, насколько помнила, когда лежала в больнице с Грациэллой. Но даже там ей приносили кормить ребенка сразу же, как только заканчивался ланч.
Съев наполовину блюдо, Розали опять потянулась к хлебнице. На этот раз ее рука наткнулась на батон итальянского пшеничного хлеба. Она отломила кусочек. Безразличным движением сунула его в рот. «Я всех дурачу», — думала она уныло.
