— Даже ради правого дела?
Деккеру, когда он глядел на сидящую через стол Вен, казалось, что она стала еще красивее, защищая свою точку зрения. Чувство справедливости заставляло его дать ей шанс выговорить все, что у нее накопилось. Честность и, быть может, до какой-то мельчайшей степени слабый запах духов, доносящийся через стол.
— Кто может судить, какое дело правое, какое нет.
— Естественно, каждый сам должен решать это для себя. Даже если это всего лишь ты, и весь мир полагает, что ты сошел с ума — быть может особенно, если это так. Деккер, ты знаешь, кто такой террорист?
Марсианин смотрел на нее с кривой улыбкой. Как женщины умеют переключаться в подобных спорах!
— Конечно, я знаю, кто такие террористы. У вас на Земле их было когда-то немало. Я знаю также, кто такие динозавры, и те, и другие вымерли.
Вен поставила локти на стол по обе стороны тарелки с остывающим ленчем и подалась вперед, чтобы взглянуть прямо ему в глаза.
— Быть может, меня это не привлекает в той же степени, что тебя. Разве так уж было бы плохо, если бы время от времени вокруг бродил плезиозавр? Разве ты не в состоянии представить себе, как этакая громадина продирается где-то через джунгли?
Деккер рассмеялся.
— Так, чтобы ты могла пристрелить его, как льва.
Вен выглядела пораженной, потом едва ли не рассердилась.
— Черт побери, Деккер! Слушай, что говоришь, кто-то ведь может подслушать. Нарушавшие этот закон подлежат экстрадиции.
— Прости. Просто у меня создалось такое впечатление, что убийство примешивается почти ко всему, о чем тебе хочется говорить.
— А почему бы и нет? Убивать — вполне естественно. Мы сами это делаем или платим мясникам, чтобы они делали это за нас. Иначе у нас на столе Не было бы никакого мяса. И террористы тоже вполне естественны.
— Да, нет же, черт побери, — запротестовал он. — Я читал достаточно по вашей истории, чтобы это понять. Террористы подбрасывали бомбы, угоняли самолеты, убивали ни в чем не повинных людей.
— Верно, — отозвалась она, — но это ведь и твоя история, не так ли? Откуда пришли марсиане?
Деккер поерзал, ему было неуютно.
— Думаю, ты обязательно должна настоять на своем. На чем же?
— Смысл в том, что терроризм — это то, что ты делаешь, когда все шансы решительно против тебя, что у тебя просто нет иного выбора. Ты знаешь, где находится Израиль?
— Где-то около Египта? — наугад спросил он.
— Приблизительно. Это — великая маленькая страна, Деккер. Дедушка Джим и туда меня возил, потому что ему хотелось посмотреть, во что превратились террористы после того, как победили. Террористы управляют этой страной, Деккер, или, по крайней мере, террористами были их предки. Теперь их перестали называть политиками. Теперь их зовут государственными людьми. Но это были террористы — Иргун Цваи Леуми и им подобные, — кто подбрасывал бомбы и убивал невинных людей, но именно прежде всего они подарили им эту страну. Ты же сам был в Кении! Так что ты знаешь о мао-мао и Йомо Кеньятта — отце этой страны, как они стали называть его позднее. После того, как перестали звать его пришедшим к власти убийцей.
Прежде чем заговорить, Деккер доел картофельное пюре. Вен терпеливо ждала. Наконец он сказал:
— Мне все равно, как ты их называешь. Убийцы остаются убийцами. Прости, Вен. Мы просто не придем к соглашению.
Через какое-то время Вен произнесла:
— Жаль, — и ушла, оставив нетронутым свой ленч.
31
На этапе Пятой фазы усилия начинали приносить плоды. К тому времени, как комета завершала свое долгое падение к Солнцу, пробегала по перигелию, и вектором направлялась к Марсу, курс ее был уже установлен, и относительная скорость падала до нескольких километров в секунду. Этот последний шаг мог быть убийственным.
Вот тут-то и подключались орбитальные станции Марса.
Последние несколько дней жизни кометы они контролировали ее путь. По мере того, как комета нагоняла планету, контролировать ее становилось все легче, так как уменьшалось расстояние, и время ответа и реакции инструментов становилось все короче и короче. Корректировочные взрывы происходили почти сразу же после отдачи команды. Но в то же время становилась все более существенной точность наведения. Не может же комета рухнуть просто так куда-нибудь на старую ломкую поверхность Марса. Не должна она упасть и в радиусе пятисот километров от дема или индустриального центра. Не должна она ударить в Валлес Маринерис или Олимпус Монс, или любую другую из сотен особенностей поверхности Марса, потому что они, как было постановлено, являются местами значительной ценности. Короче, комета должна приземлиться в предназначенном для этого месте, с вероятностью радиусной ошибки не более чем в двести километров — а это касается девяноста девяти процентов ее осколков.
Так что последние часы жизни планеты оказываются для нее самыми заполненными за все время ее существования. Необходимо установить окончательное место удара. Ее Аугенштейны должны быть вырваны из ее же тела и отосланы на безопасное расстояние на орбите для последующего возвращения — естественно, никакая антиматерия не может войти в атмосферу Марса, как бы скудна она не была. Разбивающие планету на части заряды должны взорваться точно в заданной последовательности, с точно заданной силой, чтобы при приземлении превратить единый, все разрушающий шар в дождь осколков. И нигде нельзя допустить ошибки.
32
К Пятой фазе из курса Деккера Де Во осталось только двадцать девять человек. Это было не хуже, чем можно было того ожидать, исходя из нормального процента отсева, но другой факт оказался гораздо более неприятным. Сам Деккер в списке классе упал до одиннадцатого места.
Этого он и вовсе не ожидал. Во всем виновата Вен Купферфельд, мрачно говорил он самому себе. Если бы он не тратил столько времени на разыгрывание одуревшего от любви Ромео перед этой кровожадной Джульеттой, он был бы сейчас на самом верху, там, где ему место. Но слава Богу, все кончено, и теперь он может вернуться к тому, что действительно имеет значение.
Несколько раздражало, впрочем, видеть, что имя Вен Купферфельд по-прежнему красуется номером первым.
Еще более неприятно было глядеть в лицо тому факту, что он не перестает о ней думать. Ему не хватало Вен Купферфельд. Он тосковал по ней: по ее болтовне, ее прикосновению, светлым волосам, запаху духов, теплу ее тела рядом, когда они дремали в ее более чем комфортабельной постели — да, ему не хватало даже ее поразительно жесткого взгляда на мир, который был, конечно же, неверным и даже по всем разумным стандартам отвратительным? Но все же ее собственным. Конечно, они безоговорочно разошлись во взглядах на основополагающие вопросы человеческих ценностей. И все же их разногласия были интересны.
Деккер смутно чувствовал себя обманутым тем, как эта женщина вновь и вновь пробиралась в его
