он мечтал о большей поддержке. Если бы только существовал способ войти на связь с другими Братьями и призвать их сюда...
Рассвет почти вступил в свои права, когда измученные лошади привезли их повозку в деревню, что располагалась неподалеку от дома девушки.
Словно узнав это место, она подняла голову, ее губы зашевелились, глаза распахнулись и наполнились слезами.
Наклонившись, Дариус протянул ей ладонь со словами: – Успокойтесь... все будет…
Когда она перевела на него свой взгляд, он увидел в нем немой крик. Не будет, сказала она одними губами.
И дематериализовалась из повозки.
Дариус разразился проклятьями и заколотил по боковой панели кулаком. Когда Тормент остановил повозку и звон копыт затих, Дариус выскочил…
Далеко уйти она не смогла.
Белое пятно ее ночной рубашки мелькало в поле слева от них, и он последовал за ней, приняв форму рядом как раз в тот момент, когда она начала бег. Ее движения были слабой и отчаянной попыткой раненого животного, и он позволил ей бежать вперед так долго, как она могла.
Позже он поймет, что именно в тот момент он осознал причины этой безумной гонки: она не могла вернуться домой – и не из-за того, что пережила... а из-за последствий пережитого.
Девушка споткнулась, упала на землю и даже не сделала попытки уберечь от удара живот.
А потом просто скребла ногтями землю, пытаясь продвинуться как можно дальше вперед, и он больше не смог наблюдать за ее мучениями.
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал он, поднимая ее с холодной травы. – Успокойтесь...
Она боролся изо всех сил, а затем упала и затихла у него на руках. В это, словно застывшее во времени мгновенье, ее дыхание тяжело вырывалось изо рта, сердце бешено стучало – он видел, как в лунном свете судорожно колотится пульс на ее шее, чувствовал дрожь в ее жилах.
Ее голос был слабым, но она прекрасно осознавало, что говорит. – Не возвращайте меня обратно домой, даже не начинайте это путешествие. Не возвращайте меня.
– Вы не можете говорить серьезно. – Он нежным движением убрал волосы с ее лица и внезапно вспомнил, что видел их на расческе в ее комнате. Многое изменилось, с тех пор, как она последний раз сидела перед зеркалом и готовилась отойти ко сну совместно со своим кровным семейством. – Вы столько всего пережили, по сему не можете мыслить ясно. Вам нужен отдых и…
– Если вы вернете меня домой, я сбегу. Не заставляйте моего отца смотреть на это.
– Вы должны вернуться домой…
– У меня больше нет дома.
– Никто не узнает о том, что произошло. Похититель не был вампиром, и это поможет нам сделать так, что никто и никогда…
– Я ношу в себе дитя симпата. – Ее взгляд стал холодным, застывшим. – Период жажды настиг меня в ту самую ночь, когда он напал, и с тех пор я ни разу не истекала кровью, как все женщины без бремени. Я ношу его дитя.
Выдох Дариус прогремел в тишине, его теплое дыхание туманным облаком клубилось в холодном воздухе. Это меняло все. Если она выносит ребенка и принесет его в этот мир, существовала вероятность, что его могу принять за вампира, но полукровки такого рода были непредсказуемы. О соотношении подобных генов уверенности не было, и неизвестно, сможет ли одна сторона превозмочь другую.
Но, возможно, есть способ уговорить ее семью...
Девушка вцепилась в воротник его плаща. – Оставьте меня на солнце. Оставьте меня умирать, как я того и желаю. Я бы своею рукой перерезала себе горло, если бы могла, но у меня просто не хватить сил.
Дариус оглянулся и посмотрел на Тормента, который ждал их в повозке. Поманив парня рукой, Дариус сказал девушке: – Позвольте мне поговорить с Вашим отцом. Позвольте мне подготовить почву.
– Он никогда меня не простит.
– Но это не ваша вина.
– Не вина меня пугает, а последствия, – произнесла она мрачно.
Когда Тормент материализовался рядом с ними, Дариус поднялся на ноги. – Отнеси ее обратно в повозку, и ждите меня в укрытии деревьев. Я прямо сейчас направляюсь к ее отцу.
Тормент наклонился, неловко взял девушку на руки и выпрямился. В сильном, но нежном захвате мужских рук, дочь Сампсона вернулась в то меланхольное состояние, в котором пребывала всю поездку домой, ее глаза были открыты, но взгляд опустел, а голова бессильно обмякла.
– Позаботься о ней, – сказал Дариус, закутывая ее плотнее в ткань ночной рубашки. – Я скоро вернусь.
– Не волнуйтесь, – ответил Тормент и зашагал прочь по траве.
Дариус какое-то мгновенье смотрел им вслед, а затем слился с ветром, вновь принимая форму во владении ее семьи. Он подошел прямо к двери и постучал по ней молотком в виде массивной головы льва.
Когда дворецкий широко распахнул дверь, стало очевидно, что что-то ужасное произошло в доме. Он бы бледен как смерть и его руки дрожали.
– Господин! О, благословение Вам, входите же быстрее.
Дариус нахмурился, но вошел. – Что здесь…
Из гостиной вышел хозяин дома... а за ним следовал симпат, сын которого вызвал столько трагедий.
– Что ты здесь делаешь? – потребовал Дариус ответа у пожирателя греха.
– Мой сын мертв. Ты убил его.
Дариус обнажил один из своих черных кинжалов, что лежали на его груди рукоятками вниз. – Да.
Симпат кивнул и, казалось, не был расстроен. Чертова рептилия. Они вообще никаких чувств к своим детям не испытывают?
– А девушка, – продолжил пожиратель греха, – Что с ней?
Дариус быстро возвел в голове видение из дерева цветущей яблони. Симпаты могли читать не только эмоции, и он владел знанием, которым ни в коем случае не хотел бы делиться.
Не отвечая существу, он посмотрел на Сампсона, который, казалось, постарел на сто тысяч лет. – Она жива. Ваша кровная дочь... жива и здорова.
Симпат проплыл к двери, его длинные одежды касались мраморного пола. – Тогда мы квиты. Мой сын мертв, а его родословная уничтожена.
Сапмсон закрыл лицо ладонями, а Дариус последовал за пожирателем грехов, схватил за руку и выдернул существо за порог. – Ты не должен был здесь появляться. Эта семья уже достаточно пострадала.
– Да, но мне пришлось. – Симпат улыбнулся. – Потери должны быть равными. Конечно же, бьющееся сердце воина должно уважать подобную правду.
– Ты ублюдок.
