Пожиратель грехов наклонился вперед. – Ты предпочитаешь, чтобы я сделал так, чтобы она наложила на себя руки? Я мог пойти и таким путем.
– Она ничего не сделала, чтобы заслужить подобное. Как и никто из ее родословной.
– Ах, неужели? Может быть, мой сын лишь взял то, что она предложила…
Дариус схватил симпата обеими руками и развернул, впечатывая спиной в одну из массивных колонн, что поддерживали огромный вес особняка. – Я могу убить тебя прямо сейчас.
Пожиратель греха снова улыбнулся. – Правда? Я думаю, что нет. Твоя честь не позволит тебе забрать жизнь у невинного, а я не совершил ничего предосудительного.
С этими словами, пожиратель грехов дематериализовался из захвата Дариуса и вновь принял форму в стороне на газоне. – Я желаю этой женщине жизнь полную страданий. Пусть она живет долго и несет свое бремя без милости. А теперь, я должен откланяться и позаботиться о теле своего сына.
Симпат исчез, пропал, как будто никогда и не существовал... но, тем не менее, последствия его визита были очевидны, Дариус смотрел через открытую дверь и видел, как владелец огромного особняка плачет на плече своего слуги, они оба пытались утешить друг друга.
Дариус вошел через арку парадного входа, и звук его шагов заставил главу дома поднять голову.
Сампсон оторвался от своего верного доджена, и, не скрывая слез горя, шагнул ему навстречу.
Перед тем как Дариус мог что-то сказать, мужчина произнес: – Я заплачу Вам.
Дариус нахмурился. – За что?
– За то... что Вы заберете ее и найдете ей новую крышу над головой. Хозяин обратился к слуге. – Иди в казну и…
Дариус шагнул вперед и крепко схватил Сампсона за плечо. – Что Вы такое говорите? Она жива. Ваша дочь жива, и она должна быть под этой крышей, в этих стенах. Вы ее отец.
– Уходите и заберите ее с собой. Я Вас прошу. Ее мать... Этого не переживет. Позвольте мне дать…
– Вы позор, – выплюнул Дариус. – Позор и бесчестье своей родословной.
– Нет, – сказал мужчина. – Это она. Она такая. С этого дня и навечно.
Дариус замолчал, потрясенный. Даже зная самые худшие стороны снобизма Глимеры, с которыми и сам часто сталкивался, он все равно был поражен до глубины души. – Между Вами и симпатом много общего.
– Как смеете Вы…
– У вас обоих нет сердца, способного оплакать свое потомство.
Дариус направился к двери и не остановился, когда мужчина закричал: – Деньги! Позвольте мне дать Вам денег!
Дариус сдержал себя от ответа, дематериализуясь обратно в лощину, которую покинул всего несколько минут назад. Он принял форму у повозки, ощущая, как его сердце горит в огне. Его однажды отвергли, и он хорошо знал о том, как трудно быть безродным и не иметь поддержки в этом мире. Даже без иного бремени, такого, которое девушка носила сейчас под сердцем.
И хоть солнце уже почти прорвалось сквозь линию горизонта, ему потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться и сформулировать то, что он должен был сказать…
Из драпированного окошка повозки послышался голос девушки. – Он сказал Вам увести меня подальше, не так ли.
И Дариус вдруг понял, что сам не смог бы описать произошедшее другими словами.
Он положил ладонь на прохладное дерево дверцы. – Я позабочусь о Вас. Я обеспечу Вас всем необходимым и буду защищать.
– Почему... – в ее слабом голосе звучала боль.
– Воистину... так будет справедливо и правильно.
– Вы истинный герой. Но та, кого Вы так стремитесь спасти, не желает даров, Вами предложенных.
– Вы примете их. Со временем... Вам будет не все равно.
Ответа не последовало, Дариус вскочил на повозку и взял в руки вожжи. – Мы направляемся к моему дому.
Бренчание лошадиного хомута и стук кованых копыт по утоптанному грунту сопровождали их на пути из леса и далее. Он повел их другой дорогой, держась подальше от особняка и семьи, чьи социальные ожидания оказались важнее, чем родная кровь.
А что касается денег? Дариус не был богат, но он скорее отрежет себе руку собственным кинжалом, чем примет хотя бы пенни у слабовольного отца девушки.
Когда Джон попытался сесть на каталке, Хекс помогла ему, и он в очередной раз поразился ее силе: когда ее рука легла ему на спину, возникло ощущение, что вся верхняя часть его тела стала невесомой.
Опять же, как часто говорила сама Хекс, она не была обычной женщиной.
Подошла Док Джейн и начала рассказывать о том, что твориться под повязкой и что нужно делать, чтобы позаботиться о ране... но он ее не слушал.
Он хотел секса. С Хекс. Прямо сейчас.
Вот, что его заботило в данный момент, и эта нужда была намноооого серьезней элементарной физической потребности перепихнуться. Соприкосновение со смертью вселяет желание жить, а секс с любимым человеком – лучший способ реализовать эту нужду.
Взгляд Хекс загорелся, когда она ощутила его аромат.
– Ты посиди спокойно еще минут десять, – сказала Док Джейн, убирая инструменты в автоклав. – Да и потом можешь остаться здесь, в больничной постели.
«Пошли», показал он Хекс знаками.
Он спустил ноги с операционного стола и мгновенно почувствовал режущую боль в животе, но это не заставило его пересмотреть свой план. Тем не менее, это привлекло всеобщее внимание. Пока Хекс, разразившись проклятьями, удерживала его на месте, врач завела пластинку в стиле лежи- спокойно-парень, – только вот Джон не был склонен ее слушать.
«Здесь есть какая-нибудь одежда?» показал он знаками, прекрасно понимая, что сверкает массивной эрекцией, а бедра почти ничем не прикрыты.
И начался спор. Но, в конце концов, Док Джейн сдалась, объявив, что если он хочет вести себя как идиот, она не может ему в этом препятствовать. Она кивнула и ушла с Эленой, чтобы затем вернуться с чем-то пушистым, плотным и достаточно большим, чтобы прикрыть его... от ключиц до середины бедер как минимум. Только вот оно было розового цвета.
Очевидно, это была пижамная версия его дурацкого колпака[109], расплата за отказ остаться в клинике. И думаете, эта тряпка из комнаты Барби могла убить в нем желание Да как бы ни так.
Член твердо выдерживал нападки на мужественность хозяина.
