принимать совместный душ. Шагнув в комнату, Куин включил свет...
Кровать была заправлена, в абсолютном порядке, совершенно нетронутая. Чертова койка напоминала рекламу в журнале, подушки красиво взбиты, дополнительное одеяло сложено на манер тако[120] на краю матраса.
Полотенца в ванной были сухими, стекла душа не запотели, джакузи тоже сухая.
Тело Куина словно онемело, когда он вышел из комнаты и прошел дальше по коридору.
У двери в комнату, которую предоставили Сэкстону, он остановился и уставился на панели. Плотник проделал отличную работу, доски так красиво прилегали друг к другу. Краска легла идеально, не осталось даже следов кисти на гладкой поверхности. Красивая ручка из латуни блестела как новенькая золотая монета…
Его острый слух уловил тихий звук, и Куин нахмурился, но потом осознал, что именно он услышал. Этот ритмичный звук мог означать только одно…
Отшатнувшись, он врезался задницей в греческую статую, что стояла прямо за ним.
Спотыкаясь, он куда-то слепо пошел, сам не понимая куда. Дойдя до кабинета Короля, он оглянулся через плечо, посмотреть на ковер, по которому ступал.
Кровавый след отсутствовал. Что, учитывая ужасающую боль в груди, удивляло.
У него возникло стойкое ощущение, что ему выстрелили прямо в сердце.
Глава 63
Хекс с криком проснулась.
К счастью, Джон оставил свет в ванной, так что у нее еще была возможность убедить мозг в том, где сейчас на самом деле находиться ее тело: она была не в той человеческой больнице, где над ней проводили опыты как над лабораторной крысой. Она была в доме Братства, вместе с Джоном.
Который вскочил с кровати, и направил дуло пистолета на дверь, готовый в любой момент проделать в ней дыру.
Зажимая рот ладонью, она надеялась лишь на то, что замолчала вовремя и не успела разбудить своим криком весь дом. Последнее, что ей сейчас было нужно, так это толпа Братьев на пороге с вопросами «что-случилось?».
Двигаясь бесшумно, Джон перевел дуло 40-миллиметрового сначала на ставни окон, потом направил его на стенной шкаф. Затем опустив оружие, вопросительно засвистел.
– Я... в порядке, – ответила она, снова обретая голос. – Просто плохой...
Ее прервал стук, который был не громче проклятия в тихой комнате. Или ее недавнего крика.
Когда она натянула простыни до самых ключиц, Джон приоткрыл дверь, и послышался голос Зи: – У вас все в порядке?
Нет. Близко не стояло.
Хекс потерла лицо ладонями и попыталась вернуться в реальность. Нелегкое занятие. Казалось, ее тело стало невесомым и напрочь лишилось энергии, и, Господи, это зыбкое состояние мешало ей прийти в себя.
Не нужно быть гением, чтобы понять, почему ее подсознание изрыгнуло чертовы воспоминания о тот первом похищении. Пребывание в операционной, в то время как из Джона вытаскивали свинцовую начинку, очевидно, стало своего рода пищей для ее воспаленного сознания, и кошмар – внутричерепной версией кислотного рефлюкса.
Господи, она даже вспотела, бисеринки заблестели над верхней губой, ладони стали влажными.
В отчаянии, Хекс сосредоточилась на том, что могла увидеть через щель приоткрытой двери в ванную комнату.
Оказалось, ее спасли зубные щетки на мраморной столешнице. Вещицы стояли в серебряной чаше между двумя раковинами, напоминая пару непрошеных зрителей, которые склонили головы, чтобы обменяться сплетнями. Обе принадлежали Джону, как она поняла, потому что гости в этой комнате особо не приветствовались.
Одна из них был синяя. Другая красная. Обе с зелеными щетинками в центре, которые со временем выцветают, намекая, что пора бы приобрести новые.
Мило. Нормально. Возможно, будь у нее хотя бы малая часть всей это обыденной рутины, то она бы перестала искать способ прекратить свое существования. Или видеть кошмары, которые превращали ее голосовые связки в сирену.
Джон попрощался с Зи, вернулся к ней и, положив пистолет на тумбочку, скользнул под одеяло. Его теплое тело было твердым и гладким, и она прильнула к нему с легкостью, которая, как она догадывалась, была присуща отношениям между любовниками.
И которую она ни с кем другим не испытывала раньше.
Он наклонил голову, так, чтобы она могла видеть его лицо, и одними губами спросил, «Что это было?».
– Сон. Очень плохой сон. Из прошлого, когда... – Она сделала глубокий вдох. – Когда я была в той клинике.
Джон не стал расспрашивать подробности. Вместо этого она почувствовала, как он просто погладил ее по волосам.
В наступившей тишине, Хекс не собиралась говорить о прошлом, новые отголоски пережитого кошмара – последнее, что ей нужно. Но, так или иначе, слова формировались в горле, и она не могла их сдержать.
– Я сожгла здание дотла. – Ее сердце заколотилось, когда она вспомнила тот момент, но, по крайней мере, воспоминание было не таким мучительным, как сон. – Странно, но... Не думаю, что люди считали, что поступают что-то неправильно, они относились ко мне как к ценному животному, давали мне все, что было нужно, для выживания, вместе с тем втыкая в меня иглы, проводя тест за тестом... Ну, большинство людей были ко мне добры. Но был среди них один садист. – Она покачала головой. – Они держали меня месяц или два, попытались давать мне человеческую кровь, но видели результаты клинических показателей – я становилась все слабее и слабее. Я вырвалась на свободу лишь потому, что один из них отпустил меня.
Джон перевернулся на спину так, чтобы на руки падал луч света. «Черт, мне так жаль. Но я рад, что ты испепелило то место».
В голове возник момент ее возвращения к месту заточения – и его последствия. – Да, мне пришлось его сжечь. Какое-то время я уже была свободна, вернулась и сделала это – но кошмары вес равно не давали мне спать по ночам. Я подожгла здание, после того как все ушли. Но, несмотря на это, – она подняла вверх большой палец, – Возможно, там имела место одна довольно неприятная смерть. Но сукин сын ее заслужил. Я всегда плачу по счетам.
Джона снова показал пальцами, «Это очевидно, и не так уж плохо, на самом деле».
Только если речь не о Лэше, подумала она.
– Не возражаешь, если я тебя кое о чем спрошу? – Когда он пожал плечами, она прошептала: – В ту ночь, когда ты гулял со мной по городу... ты раньше возвращался в эти места?
«Нет». Джон покачал головой. «Я предпочитаю двигаться вперед и не зацикливаться на прошлом».
– Завидую. Я вот никак не могу избавиться от своего.
И это касалось не только того дерьма, что творилось в клинике, или «любовного» кошмара с Лэшем. По какой-то причине, тот факт, что она никогда никуда не вписывалась – ни в семью, в которой выросла, или в общество вампиров, в которое попала, когда стала старше, даже в симпатское – всегда находил в ней какой-то отклик, даже когда она не думала об этом сознательно. Крайне редко выдавались мгновения, когда она чувствовала себя уверенной и защищенной – и к сожалению, касались лишь того времени, когда она
