Лицо, представшее перед ними, и голос принадлежали красивой женщине, которая испытывала тяжелейшие муки. – Я не хотела ей такой судьбы.
– Вся эта чушь не поможет Пэйн. . Позвольте мне спасти ее.
Дева-Летописеца подняла глаза к молочному небу, и слезы, падая с ее век, приземлялись на мраморный словно бриллианты – подпрыгивая и сверкая.
Эта красота будет последним, что я увижу, подумала Пэйн, прежде чем ее веки настолько потяжелели, что она больше не могла держать их открытыми.
– Черт побери, – взревел Роф. – Позволь мне…
Ответ Девы-Летописецы прозвучал издалека. – Я не могу больше с этим бороться. Делай, что хочешь, Роф, сын Рофа. Пусть лучше она будет вдали от меня и живая, чем мертвая, но рядом со мной.
Все стихло.
Хлопнула дверь.
Затем послушался голос Рофа: 'Ты нужна мне на Другой стороне. Пэйн, очнись, ты мне нужна на Другой Стороне...'
Странно. Его голос словно звучал у нее в голове... но, скорее всего, он просто склонился над ней и говорил очень громко.
– Пэйн, очнись. Мне нужно переправить тебя на Ту Сторону.
Словно в тумане, она покачала головой, и это движение не принесло ничего хорошего. Лучше держать ее неподвижно. Абсолютно неподвижно. – Я не... не могу попасть туда…
Внезапно, ее словно закружило, завертело, ее собственный разум превратился в водоворот, вокруг которого кружило ее тело. Ощущение того, что ее затягивает куда-то вниз сопровождалось давлением в венах, словно ее крови не хватало в них места, и она пыталась выбраться наружу, но не могла.
Открыв глаза, она увидела высоко над собой белый свет.
То есть, она не сдвинулась с места. Лежала все там же, под молочными небом Другой Стороны.
Пэйн нахмурилась. Нет, это было не странное небо над святилищем. Это был... потолок?
Да... так и было – и в самом деле, боковым зрением она видела стены... четыре голубых стены. Горели огни, хоть и не такие, что она помнила – не факелы и не свечи, а те, что освещали без пламени.
Камин. А также... огромный стол и трон.
Она не могла сама перенести сюда свое тело, у нее не было на это сил. И Роф не мог этого сделать. Существовало только одно объяснение. Ее перенесла сюда ее мать.
Обратной дороги нет, ее желание исполнено. Пэйн была свободна, навсегда.
Ею овладело странное чувство умиротворения, присущее умирающим... или же тем, к кому пришло осознание, что борьба закончена. Действительно, жить или умереть, вот что было для нее определяющим фактором уже много лет, сброшенный вес этого груза рождал в ней чувство полета, несмотря на то, что плоть была неподвижна.
Лицо Рофа показалось в поле ее зрения, его длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам и падали вперед. И тот же момент, светлого окраса собака нырнула под его тяжелую руку, на ее морде застыло выражение радушного любопытства, словно Пэйн была неожиданной, но очень приятной гостьей.
– Я приведу Дока Джейн, – сказал Роф, поглаживая собачий бок.
– Кого?
– Мой личный врач. Оставайся на месте.
– Как будто... я могу куда-то уйти.
Послышалось бренчание поводка, а затем Король ушел, держа в руках ремешок, что связывал его с прекрасной собакой, когти которой мерно застучали по полу, когда они сошли с ковра на деревянную поверхность.
Он действительно был слеп. И здесь, на этой стороне, чтобы видеть, ему нужны были чьи-то глаза.
Дверь закрылась, и она не могла думать ни о чем, кроме боли. Пэйн словно куда-то плыла, и на поверхности сознания ее держала агония, но все же, несмотря на невероятный ужас ситуации, она словно воспарила на небеса умиротворения.
Без какой-то на то причины, она отметила про себя, что воздух здесь пах просто прекрасно. Лимон. Пчелиный воск.
Замечательно.
Так сложилось, что в последний раз она была на этой стороне очень давно, и, судя по тому, насколько странно теперь выглядят окружающие вещи, тогда это был совершенно другой мир. Но она помнила, как сильно он ей нравился. Все было таким непредсказуемым и, по сему, таким увлекательным...
Через какое-то время дверь открылась, она снова услышала бренчание поводка и почувствовала мощный запах Рофа. И с ним был кто-то еще... кто-то, кого Пэйн не могла почувствовать так, как чувствовала других. Но он определенно пришел не один.
Пэйн заставила себя открыть глаза... и застыла.
Перед ней стоял не Роф, а женщина... или, по крайней мере, она казалась женщиной. Лицо имело женские черты – только вот они, как и ее волосы, были прозрачными, как у призрака. А когда их взгляды встретились, выражение лица этой женщины сменилось с взволнованного на шокированное. Ей даже пришлось опереться на руку стоящего рядом Рофа.
– О... Боже мой. – Ее голос был хриплым.
– Это так очевидно, Док? – спросил он.
Женщина пыталась что-то ответить, и это была не та реакция, которую Пэйн предполагала от врача. Пэйн была уверена, что понимает, насколько сильны повреждения. Тем не менее, оказалось, что она все равно не до конца осознавала всю серьезность своего состояния.
– Воистину, я…
– Вишес.
Он звука этого имени сердце Пэйн замерло.
Ибо она не слышала его уже более двух столетий.
– Зачем Вы говорите мне о мертвых? – прошептала она.
Призрачное лицо врача приняло материальную форму, в глазах цвета зеленого леса мелькнуло глубокое замешательство – она словно боролась с какими-то эмоциями. – Мертвых?
– Мой брат-близнец... он в давние века отошел в Забвение.
Врач покачала головой, брови низко сошлись над ее умным взглядом. – Вишес жив. Он мой муж. Он жив и здоров.
– Нет... этого не может быть. – Пэйн хотелось протянуть руку и схватить врача за плечо. – Ты лжешь – он мертв. Он давным-давно…
– Нет. Он очень даже жив.
Пэйн словно не понимала слов. Ей сказали когда-то, что Вишеса больше нет, что он ушел в райские кущи Забвения.
Ее мать. Ну конечно.
Неужели женщина обманула ее насчет брата? Но как можно быть такой жестокой?
Внезапно Пэйн обнажила клыки, глубоко в ее горле родилось низкое рычание, гнев заглушил агонию. – Я убью Ее за это. Клянусь, я сделаю с Ней то же самое, что сделала когда-то со своим отцом.
Глава 66
Джон последовал за Хекс в тот самый момент, когда она, покинув группу, начала бежать. Ему не понравилось ни ее решение отделиться, ни направление, в котором она двигалась – в переулок, который
