чувства: она была ценнейшим активом. При таких предпосылках, женщина замужнего возраста была прекрасной драгоценностью... выгодным социальным и финансовым вложением.
И это еще не все. Учитывая все перечисленные ценности, здесь имелся и обратный эффект: если дочь обесчещена, на самом деле или по слухам, это пятно на репутации семьи не потускнеет даже спустя поколения. Хозяин особняка, несомненно, любил свою дочь, но вес возможных последствий извращал его истинное отношение к ней.
Дариус был практически уверен, что, по мнению мужчины, будет лучше, если она вернется домой бездыханная в деревянном ящике, чем оскверненная. Последнее было проклятием, трагедией, вызывающей лишь сочувствие.
Дариус ненавидел Глимеру. Поистине ненавидел.
– Вот ее личные покои, – сказал доджен, распахивая дверь.
Когда Тормент вошел в комнату, залитую сиянием свечей, Дариус спросил: – Здесь прибирали? Прибирали после того, как она исчезла?
– Конечно.
– Оставь нас, пожалуйста.
Доджен низко поклонился и исчез.
Тормент обошел комнату, разглядывая шелковые драпировки прекрасно обставленной гостиной. В одном углу стояла лютня, а в другом красивейшее рукоделие, которое было частично закончено. Книги человеческих авторов аккуратными стопками располагались на полках вместе со свитками на Древнем Языке.
Первым делом он заметил, что все было на своем месте. Но сложно сказать, было ли дело в стараниях прислуги, или же в обстоятельствах исчезновения.
– Ни к чему не прикасайся, хорошо? – приказал Дариус парню.
– Конечно.
Дариус вошел в пышную спальню. Шторы были сделаны из толстого, тяжелого гобелена, такого, что солнечный свет мог даже не надеяться проникнуть в помещение, и кровать окружала такая же ткань – широкие полосы свисали над ней балдахином.
Он распахнул резные двери гардеробного шкафа. Внутри висели великолепные платья, украшенные сапфирами, рубинами, изумрудами и цитринами. Одна пустая вешалка висела на крючке внутренней панели, как если бы девушка сняла с нее свой ночной наряд.
На туалетном столике лежала расческа и аккуратными рядками стояли баночки с кремами, ароматными маслами и пудрами.
Дариус выдвинул ящик... и беззлобно выругался. Шкатулки с драгоценностями. Плоские кожаные коробочки. Он взял одну, что была сверху, нажал на золотой замочек и поднял крышку.
Бриллианты засверкали в сиянии свечей.
Дариус вернул шкатулку к ее подружкам. Тормент стоял в дверях, его взгляд застыл на тонкой ткани ковра с рисунком в виде персиков – желтых и красных.
Слабый румянец на лице парня почему-то заставил Даруса погрустнеть. – Ты никогда не был в женском будуаре?
Тормент покраснел еще больше. – А... нет, сэр.
Дариус махнул рукой. – Ну, это работа. Здесь лучше забыть о стеснении.
Тормент откашлялся. – Да. Конечно.
Дариус подошел к французским дверям. Открыв их, он вышел на террасу, и Тормент последовал за ним.
– Сквозь те деревья все видно, – пробормотал парень, прогуливаясь по балкону.
В самом деле, так и было. Через тонкие руки голых ветвей виднелся соседний особняк. Огромный дом имел аналогичный размер и строение, на башнях виднелись узоры из металла, и его окружали красивые газоны... но, насколько Дариусу было известно, в нем жили не вампиры.
Он отвернулся и прошел вдоль террасы, осматривая все окна, двери, ручки, петли и замки.
Здесь не было никаких признаков взлома, а, учитывая то, как холодно было на улице, она вряд ли стала бы распахивать окна и двери.
Это означало, что либо она оставила дом по собственной воле... либо впустила того, кто ее забрал. И предположительно это произошло именно здесь.
Он смотрел сквозь стекла в ее покои, пытаясь представить, что произошло.
К черту сам факт проникновения, главное, где именно оно произошло, не так ли? Маловероятно, что похититель тащил ее через весь дом – ночью по особняку сновали люди – но то, что девушку выкрали в темное время суток, сомнений не вызывало – иначе она бы сгорела дотла.
Нет, подумал он. Они должны были уйти через ее покои.
Заговорил Тормент. – Ничто не взломано, ни внутри, ни снаружи. Нет царапин на полу или пятен на стене, а это значит ...
– Она, возможно, позволила им войти и особенно с ними не боролась?
Дариус вернулся в комнату и взял со столика расческу. В жесткой щетине застряли несколько длинных светлых волос. Не удивительно, ведь оба родителя были блондинами.
Вопрос в том, что заставило достойную девушку покинуть дом своей семьи прямо на рассвете, не оставляя никаких следов ... и не взяв ничего с собой?
На ум приходил только один ответ: мужчина.
Отцы не обязательно знают всё о жизни своих дочерей, не так ли?
Дариус смотрел в ночь, отслеживая прилегающую территорию и растущие на ней деревья... особняк по соседству. Связь... между всем этим и мистическим исчезновением была связь.
Ответ на вопрос, который он искал, крылся где-то здесь. Он только должен собрать воедино все зацепки.
– Куда мы идем?
– Мы должны поговорить со слугами. Наедине.
По большей части, в таких домах, таких как этот, с додженами никогда не разговаривали вне очереди. Но в этот раз обстоятельства были чрезвычайными, и вполне возможно, что жалость и сострадание к бедной девушке переборет сдержанность слуг.
Ведь иногда задняя часть дома знает то, чего не знает его фасад.
Дариус отвернулся и подошел к двери. – А теперь нам надо слегка потеряться.
– Потеряться?
Они вместе вошли в дом, и Дариус внимательно осмотрел коридор. – В самом деле. Нам сюда.
Он выбрал левую сторону, потому что в обратном направлении виднелось множество двойных дверей, которые вели на вторую двухэтажную террасу – было очевидно, что слуги жили в другой части дома. Они шли вперед, минуя красиво обставленные комнаты, и сердце Дариуса болело так, что было тяжело дышать. Спустя десятилетия, он все еще помнил о своих потерях, падение с высоты когда-то присущего ему положения до сих пор эхом гудело в каждой косточке его тела. О да, его мать – по ней он скучал больше всего. А за этой болью пряталось тоска по той цивилизованной жизни, которой он когда-то жил.
Он делал для своей расы то, чему был обучен и для чего был рожден. Он снискал в каком-то смысле... снисхождение и заработал уважение со стороны своих боевых товарищей. Но радости от подобного существования он не испытывал. Интереса тоже. Как и увлеченности.
