– Честно говоря, – произнесла она неуверенно, – да…
К заходу солнца они сели на борт ежедневного перевозчика, направляющегося к поселениям; между городом и поселениями движение было достаточно интенсивным, между городом и Университетом тоже, но прямо из Университета на поселения рейсов не было. Пока перевозчик поднимался в воздух, они смотрели, облокотившись на перила, на университетский остров, город и бухту. Над их головами почти беззвучно вращались лопасти, не заслоняя алое от заходящего солнца небо; все, что они могли слышать во время путешествия – низкое гудение лопастей под куполом перевозчика и тонкий свист двигателей.
Внезапно Лусилла сказала:
– Я не говорила тебе о Роджере. Моем брате, – добавила она быстро.
Конут прервал движение, которое собирался сделать.
– Что ты хочешь о нем рассказать? – спросил он.
Лусилла решительно произнесла:
– Он не достиг университетского уровня. Возможно, он и попал бы в Университет, но когда Роджеру было пять лет, он купался, в воде был другой мальчик, он нырял. Они столкнулись, и второй утонул.
Она остановилась, чтобы взглянуть на Конута.
– Роджер разбил себе череп. И вот с тех пор он… ну, словом, дальше его мозг не развивался.
Конут, нахмурившись, переваривал информацию.
Не потому, что думал о тупом брате жены, а лишь потому, что раньше не подозревал о его существовании. Конуту никогда не приходило в голову, что брак затрагивает отношения не только между двумя людьми.
– Он не сумасшедший, – беспокойно добавила Лусилла, – всего лишь не очень развит.
Конут почти не обратил внимания на ее слова. Он с трудом пытался примириться с мыслью, что приобрел не только сторожа и любовь, но и что-то еще, чего раньше совсем не принимал в расчет. Остаток пути занял двадцать минут; все это-время потребовалось Конуту для осмысления факта, что вместе с удобством и удовольствиями у него появились и определенные обязанности.
Поселение располагалось в девяноста футах над водой, как раз вровень с горизонтом. Оно называлось Сэнди Хук и размещалось на стальной платформе площадью пятьдесят акров. Поселение состояло из двенадцати уровней, самый нижний из которых был в сорока футах над уровнем максимальной воды – абстракция, обозначающая расстояние между подошвой платформы и наибольшей высотой волн океана. Поселение стояло на сотнях металлических ног, которые уходили в ил, покрывающий скалистое дно. В шторм белые барашки волн требовательно хлопали по подбрюшью платформы. Если же случались молнии, то они непременно попадали в громоотвод на башне радара.
Было время, когда радары являлись причиной существования таких поселений. Но это осталось в прошлом, так как радары утратили свое значение, их заменило слежение со спутников и использование отраженных от ионосферы сигналов. Но люди приспособили платформы для других целей. Радары указывали путь подводным судам флотов всего мира, когда те, похожие на китов, плыли вдоль континентального шельфа в поисках гавани. Платформы служили «кораблями-матками» рыболовных судов на отмелях. Такие поселения давали жилье нескольким десяткам миллионов на одном только американском побережье. Там же размещалось производство вредных отраслей, сопровождающееся тяжелым запахом, сильным шумом, и оборудование для опасных технологических процессов.
Энергия была рядом и бесплатно. Для этого служила каждая пустотелая «нога». Налетающие волны, разбиваясь об опоры, сжимали в них воздух, через однонаправленный клапан вытесняли его в сосуд давления, на выходных отверстиях которого стояли пневматические турбины, дающие электричество для бытовых и промышленных нужд поселения. В «хорошую» погоду, когда волны грохочут и бьются об опоры, энергии хватает для плавки алюминия; рудовозы, которые доставляют сырье, везут обратно шлак, чтобы выгрузить его в пределах видимости поселения в бездонное чрево океана. При «плохой» погоде, когда воды Атлантики гладкие, как зеркало, производство алюминия приостанавливается. Но погода никогда не остается «плохой» надолго.
Семья Лусиллы занимала трехкомнатный отсек в жилой части поселения. Их жилье располагалось на подветренной стороне, отведенной рыбакам, – по другую сторону платформы от завода очистки алюминия, на шестом уровне над генераторами. Здесь воняло рыбой и было очень шумно. Лусилла привезла домой подарки. Шарф для отца, что-то из косметики для матери и, к удивлению Конута, один низ аборигенских флагов для брата Роджера. Конуту и в голову не пришло, что нужно привезти подарки, тем более, что ими могут служить вещи туземцев, которые в качестве сувениров оказались ценнее любых других подарков. Роджер был доволен. Он давно хотел иметь такую вещь.
Мать Лусиллы подала кофе и пирог, и Конут рассказал всем о своем путешествии по Южным морям. Однако он ни словом не обмолвился о том, как валялся пьяный на обочине дороги.
Во время рассказа Конут не сводил глаз с Роджера. Брат Лусиллы оказался молодым гигантом, ростом выше Конута, с кротким, но лишенным всякого выражения взглядом. Он не пил кофе и отказался от пирога, просто сидел, глядя на Конута, и теребил потертую материю своего подарка, даже нюхал его, поднося к лицу. Конуту он показался смущенным. Исключая аборигенов и некоторые клинические случаи, представляющие интерес для ученых, все, кто окружал Конута в Университете, имели индекс умственного развития не ниже ста сорока, и у него не было опыта общения с менее развитыми людьми. Роджер мог говорить, но чаще предпочитал молчать, и хотя казалось, что он понимает слова Конута, выражение его лица не менялось.
В действительности Роджера мало интересовал рассказ Конута. Все его внимание было поглощено подарком. И как только представился случай, мальчик извинился и ушел с ним к себе в комнату.
Роджер знал, что флаг очень старый и привезен издалека, но его временные рамки не превышали нескольких недель, а понятие «далеко» могло обозначать ближайший город за горизонтом – память у него была слабая. Что его действительно восхищало в подарке, так это цвет, чудесный цвет.
Мальчик прикрепил флаг магнитами к стене, постоял в задумчивости и перевесил поближе к кровати. Ему было приятно просто стоять и смотреть на флаг, любуясь его цветом.
За окном была ясная лунная ночь, дул свежий ветер с далеких берегов Португалии. Шли высокие волны, и по поселению разносился, заглушая и перекрывая друг друга, шум пневматических установок и грохот открывающихся и закрывающихся клапанов. Поэтому если собеседник находился, например, в другой комнате, разговаривать было совершенно невозможно. Но Роджера шум нисколько не беспокоил. С тех пор как проломленный череп задел кусочек его мозга, ничто не беспокоило его по-настоящему. Однако флаг пришелся ему по душе. Поглядев на него минут десять, Роджер убрал магниты, взял флаг, сложил и положил под подушку. С довольной улыбкой юноша вернулся к столу, чтобы пожелать спокойной ночи новому мужу своей сестры.
Глава 10
Мастер Карл повесил на дверь табличку «Не беспокоить» и опустил штору, скрывающую его маленькую затемненную комнату от случайных взглядов студентов-уборщиков. Нет, он не стыдился хобби, из-за которого и устроил затемнение, это было бы против его правил. Карл вообще не стыдился своих занятий. Об этом свидетельствовала и его комната, несущая на себе следы всех его увлечений.
Там на трех досках пылились забытые шахматные комбинации; дюжина поколений студентов-уборщиков протирала фигурки и ставила на место. На лиловых стенах висели в рамках рисунки и тексты – следы его десятилетней давности увлечения статистической проверкой грамматики. В коробке, в которой когда-то лежали две дюжины колод карт Раиана, теперь оставалось только пять – напоминание о двух годах, отданных доказательству, что телепатии не существует. Карл занимался всем этим исключительно для собственного удовольствия.
Доказательство базировалось на аналогии, но Мастер Карл убеждал себя, что аналогия правомерна. Допустим, рассуждал он, телепатическая связь подчиняется общим уравнениям Универсального закона поля, тогда она должна попадать в одну из указанных там категорий. Либо она регулируется плавно, как спектр электромагнитного излучения, либо имеет чисто квантовый характер, как кинето-гравитационные силы. Карл раз и навсегда исключил вторую возможность. Она подразумевала, что любая мысль может быть принята любым человеком вне зависимости от диапазона излучения, – но ведь наблюдения это отрицают.
Следовательно, телепатия, если она вообще существует, должна быть плавно регулируемой. Тут Карл и
