практику юриста корпорации обеими руками, лишь бы оставить ее в семье Чоутов. Он сидел бы на этой практике верхом, с ружьем на коленях. И если кто-нибудь попытался отобрать ее, он бы дал залп из обоих стволов, а потом еще пустил в ход приклад и бил им, пока не кончатся силы…
— Мне теперь нужно идти, — тихо произнес Мандин.
— Что? Ах, да. Очень рад, что встретил тебя, Чарльз. Держись за хорошую работу, дружище.
Мандин бессильно смотрел на его толстую спину. Затем устало повернулся и без особого оптимизма побрел в кабинет Дворкаса. Но это было единственным, что он мог сделать, кроме самоубийства. А к этому он пока еще не был готов.
Дворкас все не шел. Крохотный кабинет управляющего, прижавшийся к закрытой билетной кассе, был завален кипами книг. В нем находились молодые мужчина и женщина, скорее, брат и сестра. Старшая сестра и братишка. Им было, наверное, двадцать восемь лет и двадцать два.
Девушка поднялась из-за обшарпанного письменного стола. Она была несколько грубовата. Губы без помады, короткая стрижка, широкие зеленые брюки, свободная клетчатая рубаха.
— Норма Лавин, — сказала она, крепко пожав его руку. — Мистер Мандин?
— Да.
С чего это старина Дел спровадил к нему эту особу?
— Это мой брат, Дон.
— Приятно познакомиться…
У Дона Лавина был вид немного загадочный и чем-то весьма знакомый. Привлекали внимание его глаза. Мандин часто читал о «сияющих глазах» и воспринимал это выражение как ничего не означающее. Теперь он со смущением обнаружил, что глядит в глаза, которые На самом деле светились.
— Сядьте, пожалуйста, — предложил он, очищая стул для себя. Он решил, что это просто привычка Лавина, очень редко моргать. От этого его глаза казались покрытыми глазурью, придавая парню вид явного фанатика.
— Мистер Дворкас, — начала девушка, — сказал нам, что вы адвокат, мистер Мандин, и в какой-то мере его ценный политический единомышленник.
— Верно, — кивнул Чарльз и машинально протянул девушке затейливую визитную карточку из правого нагрудного кармана, за каждую из которых пришлось уплатить по центу.
Дон Лавин выглядел так, словно был кондиционирован. Вот именно! Как клерки в суде или участники Дня Состязаний — или, вполне возможно, как преступник после принудительной гипнотерапии.
— Да, — сказал он, — я адвокат. Но не скажу, что особо выдающийся.
— Вы лучший из всех, кого мы сумели найти. Мы ничего не добились в Вашингтоне и Чикаго, нам дали от ворот поворот в Нью-Йорке. Поэтому попробуем в этих краях. Дворкас направил к вам.
— Послушайте, мисс Лавин, — начал было Мандин.
— Просто Лавин, — перебила его девушка.
— Хорошо, Лавин, или Спайк, или Батч, не все ли равно, как вы хотите. Если вы закончили возмущаться, то расскажите, чего вы все-таки добиваетесь.
Дел Дворкас просунул голову в дверь:
— Ну, как там у вас? Порядок?
И снова исчез.
— Мы хотим пригласить вас в качестве поверенного для комитета акционеров. Это касается «ДМЛ Хауз».
«ДМЛ Хауз», — раздраженно подумал Мандин. Глупо. Ведь это означает дома-пузыри. Да не просто дома, а, разумеется, города: недвижимость в масштабах целого континента; частные дороги, движущиеся тротуары, силовые реакторы. «Дженерал Менеджмент Л.Хауз»…
— Что за чушь! С вашей стороны эта шутка не очень удачна.
Неожиданно парень с сияющими глазами произнес:
— «Л» означает Лавин. Вам это известно?
Мандина будто кто-то лягнул в живот. Он аж заскрипел зубами. Предположим — пока только предположим, — что это не шутка, подумал он отрешенно. Нелепо, разумеется, но вдруг…
«ДМЛ Хауз»…
Такое не может случиться с Чарльзом Мандином, бакалавром права. Чтобы разделаться с этим раз и навсегда, он резко произнес:
— У меня нет патента на то, чтобы заниматься делами корпораций. Понятно? Попробуйте обратиться к Уильяму Чоуту Четвертому.
— Мы сначала так и сделали, но он отказался.
Теперь это звучит реальнее, подумал Чарльз. Нет, этого не может быть. Где-то записано так, что и не вырубить топором — никогда Чарльзу Мандину не достанется жирное дело. И значит, все это, разумеется, вздор, пустая болтовня.
— Так что? — не унималась девушка.
— Я же сказал, что у меня нет разрешения на то, чтобы заниматься делами корпораций.
— Вы думаете, нам это неизвестно? — высокомерно произнесла девушка. — Мы тут раскопали одного старца, у которого такой патент имеется. Сам он уже не может работать, но мы можем воспользоваться его именем в качестве нашего поверенного в судебном разбирательстве.
«Мм-да…»
— Это интересно… — туманно начал Чарльз, но девушка тут же перебила его:
— Естественно, Мандин. Вы все-таки дадите ответ? Да или нет?
Дворкас снова просунул голову в дверь.
— Мандин, я ужасно извиняюсь, но мне на некоторое время нужен кабинет. Почему бы тебе и твоим друзьям не пойти пропустить по чашечке кофе?
У Хуссейна, на противоположной стороне улицы, было полно посетителей, но они нашли себе столик в проходе.
Пожилые посетители с тупым, оскорбляющим любопытством рассматривали странное лицо Дона Лавина. Молодые парни в высоких шляпах с широченными полями, взглянули один раз и быстро отвели глаза. Чего там глазеть на человека, который явно был кондиционирован. Не больше, чем в старину глядели бы на отрезанные уши пойманного грабителя или расспрашивали у евнуха, каково ему теперь. На Норму Лавин вообще не смотрели. Что молодые, что старые посетители равнодушно смотрели мимо нее.
К ним подошел сам Хуссейн.
— Имею удовольствие видеть вас, мистер Как-вас-там, — сияя, произнес он. — Что вам угодно?
— Кофе, пожалуйста, — сказал Мандин. Дон Лавин отсутствующе покачал головой. Норма промолчала.
— Мануш для дамы? — вежливо спросил Хуссейн. — Только из Мексики, на этой неделе. Очень крепкий. Мяту, клубнику, виноград?..
— Нет, — ледяным тоном отрезала Норма. Хуссейн, сияя, отошел. Он нанес сложное тройное оскорбление — назвал дамой, предложил ей наркотик, традиционно любимый мусульманками, которым отказано в любовных утехах из-за уродства или возраста.
Мандин скрыл, что нервничает, разглядывая часы.
— У нас около десяти минут, — сказал он. — Если вы сумеете растолковать мне, что у вас на уме…
Кто-то, проходя по проходу, споткнулся о ногу Дона Лавина.
— Прошу прощения, — задумчиво сказал Лавин.
— Какой смысл ставить мне подножку? — спросил скучающим тоном крупный мужчина с умным насмешливым лицом, здешний полицейский.
— Слушайте, мистер, — поспешно произнес Мандин.
— Извините его, — пробормотала Норма Лавин.
— Я, кажется, разговариваю вот с этим джентльменом, — сказал полицейский и повторил вопрос, обращаясь к Дону Лавину.