обличье». А под словами «отделиться физически» имелось в виду следующее: «Предать! Отказаться от нашего нерасторжимого, неотвратимого, необходимого союза навсегда». И вряд ли физическое отторжение будет легче, чем было хирургическое соединение вначале.
— Это нужно делать мне, — с горечью сказал Тропайл. — Здесь больше всего моих людей, Принстонская команда в полном составе. Самое время дать им вертолет и взрывчатые вещества. Настало время дать им вожака, который знает, что нужно делать. Вызовите хирургическую машину.
Эти слова означали для него то же самое, что для обычного человека означало бы нажать курок пистолета, нацеленного в висок, или броситься вниз с горного уступа. Они не спорили с ним, хотя одна седьмая их умирала.
Нейрохирургическая машина, вся состоящая из сверкающих металлических рук, которая когда-то соединила их вместе, была частью их массивного комплекса оборудования. Трубка от нее была вставлена ему в ноздри, по ней пошел обезболивающий газ, который усыпил его. Прежде чем уснуть, он попрощался со всеми. Это был его первый сон с момента пробуждения шесть месяцев назад.
То, что осталось от Вилли, сказало тому, что осталось от Снежинки:
— Я не могу сделать много, но я могу поддерживать его контакт с вами до тех пор, пока…
— Мы благодарим вас, — сказала Снежинка. — Не затрудняйте себя ради нас.
Разум зеленого монстра был озадачен.
— Вы бесчеловечны, — пожаловался он. — И все же, чтобы уладить старое недовольство…
— Мы понимаем.
17
Племя было покрыто ожогами и волдырями и при помощи глицерина лечило свои раны. Прежде чем начать передвижение в северный сектор ареала по производству продуктов обмена, они, чтобы выжить, прибегли к ужасному средству. Голодные, они дошли до компьютерного центра, который представлял собой отдельные цистерны, в которых в жидкости плавали сотни человеческих тел; от их висков отходили провода. Некоторых они узнали — там двоюродный брат, здесь — Магистр Риса. Один из немногих среди них, дураков, которым удалось выжить, проломил цистерну и прямо из ладоней напился жидкости. Они не остановили его. Он не умер. А они уже настолько превратились в дикарей, что припали к пробоине и осушили всю цистерну. Питательный раствор насытил их и на удивление быстро восстановил их истощенные тела. Его хватило на день, но они отправились в путь, восстановив свои силы, предпочитая не думать о том, что они оставили в пустых цистернах. А спустя еще один часовой день они подкрепились в заквасочной бухте, нашли водные и спиртовые магистрали. Они вновь ожили.
Незнакомца, который, шатаясь, вошел в большую, освещенную долговыми лампами комнату на следующий день, узнали не сразу. Он был так же сильно обожжен, как и любой из них; женщины закричали, когда увидели его, они подумали, что он, должно быть, один из тех, кого они бросили в разбитых цистернах.
Потрескавшимися губами он непрерывно бормотал: Тропайл. Нужен Иннисон. Хендл. Джермин.
Они привели ему Хендла.
— Тропайл, — сказал Волк, пристально глядя на него. — Ты хочешь, чтобы я послал за твоей женой?
— Женой? — пробормотал обожженный человек. — У нас нет жены. Следуй за мной. За нами. За мной.
— Ты бредишь. Мы не можем следовать за человеком, который бредит, — сказал Хендл спокойно. — Отдохни несколько дней; у нас есть кое-что, чем подлечить тебя…
— Принеси. Мы будем лечиться в пути. Мы предлагаем вести вас к вашему оружию. — Он смотрел прямо Хендлу в глаза.
Человек из Принстона провел рукой по его лицу.
— Тропайл! Ты на самом деле Тропайл? Я думал… Даже не знаю, что я подумал. — Он резко бросил через плечо, обращаясь к Иннисону и Джермину:
— Ну, вы слышали, что он сказал? Собирайте людей.
Позднее, гораздо позднее, он пытался объяснить:
— Это выглядело так, будто шестеро вызывают вас на кулачный бой — шесть их против вас одного. Конечно, вы не принимаете их вызов, вы были бы идиотом, если бы сделали это; я не идиот, поэтому я не посягнул на право Тропайла стать вождем.
Они нанизали лепешки и прикрепили их на себе, морщась от ожогов, и последовали за своим больным, похожим на сумасшедшего мессией, из теплой, светлой заквасочной бухты в холодные или удушливо-жаркие туннели, где воздух был слишком разреженным, или слишком плотным, или пропитанным кислотными парами. Среди тех, кто шел, была и Гала Тропайл. В течение нескольких дней она отказывалась верить, что это Глен. Он был похож чем-то на Глена, но он не узнавал ее. Самое большое, в чем она смогла себя убедить, это то, что в чем-то это действительно Глен Тропайл. Нельзя было понять, что с ним случилось. Она слабо надеялась, что, может быть, он бы пришел в себя, если бы она могла утешить его, поцеловать его странные шрамы, не ожоги, на лбу.
Их вожак не знал сомнений; они стабильно, хотя и с трудом, проходили сорок миль в день. Когда он привел их в камеру, температура в которой достигала ста сорока градусов по Фаренгейту — иссушающая жара, — оказалось, что вполне возможно пройти ее и не потерять сознание. Когда он отважился на то, чтобы прорваться сквозь спектрофотометрическую комнату, охлажденную до космического холода, чтобы достичь в ней эффекта сверхпроводимости, даже самые слабые из них смогли выжить, преодолев эти два десятка кошмарных шагов.
Именно из одной из таких комнат они ринулись на дно огромного колодца, раскрытого черному звездному небу, в котором разреженный воздух удерживался только стеклянной крышей. Это была фотообсерватория, в которой зеркало, фотонные умножители, решетки спектроскопа и интерферометры рухнули под тяжестью вновь прибывшего оборудования. Сейчас это был арсенал, арсенал, который из Принстона был перенесен на планету-двойника. Ружья, взрывчатые вещества, танк, военный вертолет, пайки, скафандры, респираторы, цистерны с кислородом для несостоявшейся атаки на Эверест.
Хендл и Иннисон осматривали оружие, напевая от счастья над фугасными бомбами, минами и минометами калибра 4,2. Тропайл был похож на телевизионную камеру, он медленно поворачивал голову из стороны в сторону, рассматривая то, что происходит перед ним. Наконец, он произнес: «Бумагу и карандаш». Его рука выдвинулась подобно гидравлическому приводу и ждала, пока не принесли карандаш и бумагу. Он провел рукой по бумаге, и на ней появилась ровно начерченная карта; линии были прочерчены так, как будто после каждой он останавливался, чтобы заточить кончик карандаша, и так, будто он пользовался треугольниками, рейсшиной и лекалами. За одну секунду на бумаге он пометил цели, указания и маршруты и протянул лист Хендлу. И протянул руку за следующим. Прошло еще две секунды, и была готова вторая карта для Иннисона, а затем и третья, для Джермина. И еще десяток для начальников взводов, и еще три десятка для начальников отделений.
Он не обратился к своим доблестным войскам перед битвой с речью в духе Плутарха, он просто ждал с отсутствующим видом, пока его командиры изучали карты.
Наконец, время настало. Снежинка, ползущая на гусеничной платформе на Юг, послала мысль тому, что лежало под хрустальным колпаком, а оттуда ее передали Тропайлу. Снежинка, получив подтверждение, развернула левую гусеницу, повернула на сто восемьдесят градусов и стала продвигаться на север, по направлению к кольцу огней. Кордон уже представлял собой пятиугольник; отлучки на заправку питанием стали очень частыми, так как Пирамиды постоянно расходовали свою энергию на поддержание колоссального магнитного поля, необходимого для плазмоида. Сигналы от пяти на линии огня трем в будках питания — сигналы, лишенные тревоги и эмоций. Три прекратили заправку и заскользили по неровной поверхности планеты на юг, чтобы присоединиться к кордону и максимально усилить его мощь.
— Станции питания покинуты, — сухо сказал Тропайл. — Мы пойдем к ним по нашим картам. Взрывчатка сработает, как это указано. Все бреши в первичных линиях питания будут защищены от
