вынырнул «мессер» и с ходу ударил из своей пушки. Мы втянули головы и прижались к кузову машины, но в нас не попали, и водитель нажал на газ, набирая максимальную скорость.
Въехали в Калинин. Он не был столь сильно разрушен, как оставшийся позади Волоколамск, но целых зданий было мало. Я отыскал сборный пункт донесений, сдал пакет, вышел на площадь. Через нее двигалась сплошная лента войск, артиллерия, обозы. Я вглядывался в машины, боясь пропустить свою колонну, — отставшие считались дезертирами, и поступали с ними сурово.
Но вот у обочин военные и гражданские вытянули шеи и подались к колонне, напряженно всматриваясь во что-то. Невольно и я стал смотреть туда же. В череде автомашин двигался знакомый тягач с пушкой, тот самый, что мы обогнали, когда нас обстрелял «мессершмитт». В кабине сидел водитель, а рядом с ним в разбитое ветровое стекло был виден второй человек, видимо, офицер, в белом полушубке. Он держал на руках… свою голову в меховой армейской шапке. Там, где должна быть шея — красное кровяное месиво на белом барашковом воротнике. Стекло и часть стенки кабины позади него были вырваны.
За машиной двигалась толпа, привлеченная этим ужасным зрелищем. Очевидно, «мессер» ударил из пушки не по нашей машине, а по тягачу, снаряд или несколько угодили в лобовое стекло, не затронув водителя, а рядом сидящему попали в шею. Убитый, видимо, сжал в судороге держащиеся за поручень руки, которые так и застыли, а оторванная голова упала на руки. Водитель в полубессознательном шоковом состоянии продолжал автоматически управлять машиной. Страшная картина проплыла дальше. Вспомнилась книга Майн Рида «Всадник без головы»… Не помню, как я опять оказался в своей машине и отдал расписку в получении пакета.
Мы прибыли в хорошо сохранившийся город Осташков на озере Селигер. Здесь было полно войск, размещались госпитали, тылы фронта. Наш взвод охраны и хозвзвод втиснулись в одно подворье. Весь город, за исключением отдельных зданий, был деревянный, двухэтажный. На первом этаже домов — хозяйственные помещения, на втором — жилые. Видимо, здесь был весьма влажный климат, и сырость не позволяла жить в нижнем этаже. На второй этаж в домах вела наружная лестница, обшитая тесом для защиты от снега.
Комвзвода повел нас в баню, а когда мы помылись, поели в столовой, превращенной в пункт питания движущихся на фронт войск, и вернулись в «свой» дом, то обнаружили, что все ботинки и сапоги исчезли (в баню мы ходили в валенках). Хозяева сказали, что заходили солдаты, но какие? Хозяева решили, что это были мы.
Ночевать в Осташкове нам не пришлось — штаб 8-й гвардейской воздушно-десантной дивизии выдвинулся к фронту раньше своих частей. Дивизия из Осташкова двигалась своим ходом — автополк РГК уехал. Я вместе со взводом охраны на «студебеккере» ехал следом за двумя «эмками», в которых двигался командир дивизии со своими помощниками и начальник штаба Чернявский с начальниками оперативного отдела и разведки. Войска шли пешим ходом, артиллерийские дивизионы — на конной тяге и автотягачах, обеспечение — на санях и машинах.
Озеро Селигер обрамляли красивейшие русские леса, на берегах размещались редкие в то время турбазы, дома отдыха, правительственные дачи. Говорят, что места там летом изумительные, но мы окунулись в снежное безлюдье — только вдоль дороги и наблюдалась жизнь. От придорожных деревень редко сохранились даже кирпичные трубы, все было сожжено и засыпано снегом.
Мы обгоняли стоящие на обочинах бесконечные колонны автомашин с продовольствием, снарядами, оружием, наполовину заметенные снегом. Под машинами устроились шоферы и старшины, кое-где были видны костры. А ведь их ждут на фронте!
Впереди на дороге в сугробе застрял «ЗиС» и остановил нашу колонну. Заместитель командира дивизии по строевой части выскочил из «эмки», подбежал к «ЗиСу», в котором ехал какой-то офицер с водителем, поднял крик, брань, и вот его палка (он имел привычку ходить с палкой) мелькнула в воздухе и опустилась на шофера, а потом и на пытавшегося заступиться за шофера офицера. Избивать младшего по званию, да еще и офицера, в присутствии солдат — для меня это было дикостью! Из нашего грузовика выскочили солдаты взвода охраны и по команде подполковника спихнули «ЗиС» в кювет. Лежать ему там до весны…
Мы ехали дальше. На пути встретился какой-то разрушенный рабочий поселок или городок. Среди развалин — снова скопления автомашин с грузами. Стоят, видимо, уже давно — расположились основательно. Время от времени на них налетает вражеская авиация, больше обстреливает, чем бомбит. На выезде из этого населенного пункта мы остановились. Я и другие ребята развели костерок и стали подогревать банки с горохом и свиной тушенкой, греть руки, отогревать замерзший, не поддающийся зубам хлеб. Не успели поесть, прислонившись к саманной обвалившейся стене, как налетела немецкая авиация. Подполковник подал команду: «По машинам!»; «эмки» и наш «студер» тронулись в путь, чтобы не попасть под обстрел авиации: вражеские летчики охотились прежде всего за легковыми автомобилями с высшим командным составом.
Вскоре перестали попадаться и застрявшие машины, стало слышно отдаленное громыхание фронта — мы ехали по недавно освобожденной земле. Проехали противотанковые рвы, эскарпы, полосу минного поля. Ветер в некоторых местах обнажил немецкие мины-тарелки, которые лежали в шахматном порядке прямо на земле и уплотненном снегу. Между ними был расчищен узкий проезд с убранными проволочными заграждениями. Заграждения обычно устраивались в первом ряду на столбах, за ним шла зона из острых закрученных прутов, опутанных колючей проволокой. Если танки под артогнем и одолеют противотанковый ров, то их ждет минное поле, где им не пройти, а пехоту остановят хитроумные проволочные заграждения, охраняемые пулеметным огнем. И все же эта линия обороны где-то была преодолена, и враг покинул ее, оставив даже свои надписи: «Achtung, Mienen!» — написанные с немецкой аккуратностью. Сколько же человеческих жизней отдано за это?!
В целях безопасности мы вышли из машин, которые осторожно, колея в колею, проползли через линию заграждений, а мы прошли мимо упакованной в «тарелки» смерти. В стороне лежали мины, убранные с проезда. Минное поле не демонтировали на случай отступления — тогда оно послужит защитой от тех, кто его создал.
Грохочущий фронт приближался. Видимо, наше командование точно не знало, где мы находимся, машины часто останавливались, командиры смотрели на карты, сличали с местностью. Меня посадили в машину, тоже дали карту и приказали с увеличением масштаба нарисовать кроки нескольких ее квадратов. Потом на этих кроках наносили название частей дивизии, которые там должны были сосредоточиться и отдыхать после тяжелого перехода. Люди размещались в лесах, строили большие шалаши из еловых лап, устилали очищенную от снега землю подстилкой из хвои. Костры разрешали жечь только ночью, чтобы не выдать себя дымами противнику, — «рама» часто летала над нами, и нам приходилось прятаться под деревьями.
Однажды мы выехали на большое поле, обрамленное лесом. На противоположном его конце виднелись какие-то домики. Вечерело. В стороне хутора в небо взлетали ракеты, сверкали строчки трассирующих пуль. Кто на хуторе? Все населенные пункты позади нас сожжены, а этот цел. Может, там немцы? Наши машины стояли, скрытые кустарником, командиры рассматривали хутор в бинокль. Никаких признаков жизни. В самом деле там никого нет или противник затаился?
Тогда заместитель командира дивизии по строевой части приказал Мезенцеву и Яхонтову, держась по отдельности, пойти и разведать хутор. Если там противник — дать знать нам тремя короткими очередями из автомата и отойти назад. Время шло медленно — разведчикам было тяжело двигаться по глубокому снегу.
Сумерки опускались на мир. Мы не могли согреться даже топтанием и похлопыванием, прислушиваясь, не раздадутся ли выстрелы. Кто-то нетерпеливо царапал пальцами за воротником. Начальник парашютно-десантной службы, подполковник, сказал смутившемуся солдату:
— Ничего, не красней, скоро все будем чесаться. Вошь на фронте такая же принадлежность, как и оружие — без нее не обойдется солдат на войне.
Наконец, раздалась условленная длинная очередь из автомата — противника нет, все спокойно! Мы сели в машины и по еле приметной дороге медленно двинулись в сторону хутора. Всем приказали держать оружие наготове — мало ли чего.
Во двор какого-то заводика или фабрики сначала въехал взвод охраны, а затем легковушки. Оказалось, здесь размещался банно-прачечный комбинат и хлебопекарня армии. Прачки и обслуга
