Фашисты дрались отчаянно. В нашем тылу находились отдельные группы и подразделения противника, которые теперь устремились к мосту, видя в нем свое спасение. Они с ходу бросались в бой, прорываясь к своим.
Наши танки и артиллерия отстали, а противник потерял свою технику в боях за Вену, поэтому бои велись легким оружием, нередко переходя в рукопашные.
К вечеру 8 мая бой затих. С пологого берега Дуная нам было видно, как извилистая лента вражеских войск по мосту и серпантину дороги на правом берегу уползала, как гадина, в лесистые горы, не встречая сопротивления американцев.
Наша рота на случай появления новых групп противника заняла оборону в селе недалеко от моста. Установилась напряженная тишина. Командиры взводов осматривали позиции, вели подсчет потерь, отправляли в тыл раненых, старшина привез боеприпасы и кухню.
Ночь была тревожной, в разных местах возникали перестрелки, рвались гранаты — небольшие группы немцев, наткнувшись на нашу оборону, отходили в наши тылы.
А на рассвете 9 мая вдруг поднялась яростная стрельба у моста на участке соседей и стала приближаться к нам. В воздух взвились ракеты, струи трассирующих пуль.
Раздалась команда:
— К бою!!! К бою!!!
Я схватил автомат, лег за угол дома и приготовился к встрече врага. Стрельба быстро приближалась. По улице села во весь опор мчался всадник и, подняв вверх автомат, давал короткие очереди, что-то крича.
Навстречу ему выскочил наш помкомвзвода, крикнул, расставив руки:
— Стой!!! Стой, что случилось?!
— Конец войне!!! Конец войне! Мир!
Помкомвзвода поднял свой автомат и морзянкой разрядил диск в небо, неистово крича:
— Ура-а-а!!! Победа!!! Конец войне!
К нему бросились из укрытий бойцы и командиры, началась стрельба из всех видов оружия, ликующие крики.
Бойцы обнимали командиров, командиры целовали солдат-штрафников.
Я плакал от радости, целовал мокрые от слез лица, а в голове не умещалось: «Конец войне, жив, жив, победа!!!»
Я бросился бежать вдоль села, крича перепуганным жителям, выглядывающим с опаской из дверей подвалов, из-за углов домов:
— Флаги!!! Флаги! Красные флаги!
Конечно же, меня никто не понимал, а я не знал, как это будет по-немецки. Выхватив из кармана платочек, я поднял его над головой, размахивал и кричал:
— Рот!!! Рот!!! Красный, красный! — И показывал на крыши домов.
Меня поняли, но красных флагов у австрийцев не было, как, видимо, и красного материала. Кто-то из жителей села вывесил на подоконник открытого окна второго этажа разноцветный, преимущественно красный ковер. Его примеру последовали и другие.
Весь личный состав роты, кроме дозорных, собрался в просторном дворе хозвзвода. Шумели, смеялись, радовались окончанию войны и главной награде — жизни. Вспоминали погибших как во вчерашнем в бою, так и за все четыре военных года, смахивали слезы.
Прискакал нарочный из штаба армии. Командир роты майор Сорокин, прочитав приказ, подал команду:
— Построиться на митинг! Становись!
Взволнованным голосом он прочитал поздравление командующего армией с окончанием войны, с Победой. Эхо дружного «Ура-а-а!!!» отразилось от гор за Дунаем. Затем командир медленно пошел вдоль строя и, всматриваясь в лица, пожал руку каждому бойцу.
Повара готовили праздничный обед, старшина с бойцами хозвзвода сносили со всего села столы, скамьи, стулья. Столы накрыли белыми скатертями, расставили на них фарфоровую посуду. Все это местное население одолжило для празднования великого торжества — окончания войны.
Старшина поставил на столы канистры, подкатил с бойцами водовозную бочку с вином, наполненную еще в подвалах Дунафельдвара под Будапештом.
Когда все уселись за стол и наполнили солдатские кружки вином, майор Сорокин поднял свой бокал и дрогнувшим голосом сказал:
— Боевые друзья! Поздравляю вас с окончанием войны! За Победу!!!
К полудню, устав от избытка чувств, кто где и как попало улеглись и уснули спокойным мирным сном. Но вдруг среди мирной тишины резанула автоматная очередь. Все вскочили, бросились к оружию, стали заряжать пустые диски и рожки.
Прибежавший с окраины села дозорный сообщил, что по Дунаю плывут немцы.
Раздались команды, рота растянулась вдоль берега реки, приготовилась к бою. Из-за поворота Дуная выплыла армада лодок и плотов. Все они были с белыми флагами, находившиеся на них люди — в белых нательных рубашках.
С ближайших лодок и плотов, увидев наших солдат, начали кричать: «Гитлер капут!!! Гитлер капут!!!» — и поднимали вверх руки в знак сдачи в плен.
Мы не знали, как поступить. Может, пусть плывут дальше, к соседям, где находятся штабы дивизий и армии? А вдруг они вооружены, и их нельзя пропустить к Санкт-Пельтену…
Командир роты, выхватив у меня автомат, дал очередь в воздух и показал немцам знаками, чтобы они причалили к берегу.
Один из них, видимо, командир, выскочил из лодки на берег, вытянулся перед нашим майором и что- то быстро начал говорить. Из всех его слов мы поняли только «Гитлер капут!».
Сорокин подозвал к себе Павла Лосева, немного знавшего немецкий язык, и с его помощью спросил у немца:
— Есть оружие?
— Нет! — переводил Лосев. — Мы оружие вместе с армейской одеждой утопили в Дунае.
Так и нами, и противником была поставлена точка в войне.
После победы
Сдав пленных, Васильев с конвоем вернулись в роту с приказом выступить немедленно вперед вдоль Дуная. Личный состав роты шел колонной по асфальтированной дороге, а обоз — сзади. Я шел в конце колонны с Ваней Живайкиным, и мы любовались постоянно меняющимися видами. Вот посреди Дуная остров площадью примерно один гектар. Он густо порос деревьями, в оправе которых поднимались зубчатые стены крепости, а в центре — остроконечный шпиль кирхи с крестом на вершине. А вот высокая отвесная голая скала. На ее вершине — замок, словно гнездо орла. И опять крепостная зубчатая стена, из- за которой виднелись островерхие красночерепичные крыши.
В одной из деревень Лосев подвел мне мопед, который он «конфисковал» у какого-то подростка, решившего прокатиться вдоль нашей колонны. И вот я газую на нем впереди колонны, уезжаю вперед на 2–3 километра и либо поджидаю команду, либо еду ей навстречу.
Проехав на мопеде отвесный горный обрыв с замком на вершине, я повернул в ущелье. Там утопало в зелени село, из которого крутая дорога в гору вела к замку. По дороге спускалась молоденькая монахиня во всем черном и в огромной, как зонт, белой накрахмаленной остроугольной шляпе. Когда я приблизился к ней, она прикрыла воланом воротника часть лица и отвернулась от меня. Как же, нечестивец с красной звездой на лбу! Черные красивые глаза настороженно, но с любопытством смотрели на меня. А мой мопед возьми да и заглохни, не доезжая до монашки. Та испуганно обошла меня стороной и быстро зашагала вниз по дороге, крестясь.
На привале мне потом рассказали, что наши танкисты, преследуя врага, ворвались в этот замок, а в
