яркого света.
– Аминь, – шептала она словно в горячке, – аминь.
– Остановите печать! – закричал Кларенс Уиглсуорт, громко захлопнув за собой дверь «Таттлера». – У меня есть материал для первой страницы.
Мистер Аптон, редактор, взглянул из-за лязгающих печатных машин на Кларенса и поправил очки на переносице.
– Пожалуйста, не надо шуметь, Уиглсуорт, у меня нет времени слушать твой бред.
– Это вовсе не бред, и если вы не купите у меня историю, я продам ее вашему конкуренту. Старик Фарсингласс из «Высшего света» заплатит мне вдвое больше, не задавая никаких вопросов. – Кларенс помахал исписанным чернилами листочком перед носом шефа. – Вообще-то я уже почти решил пойти к нему.
Аптон выхватил листок и пробежал по нему взглядом, в то же время беззвучно шевеля губами.
– На этот раз ты прав, – признал редактор, – только помоги мне переделать первый лист. Новость станет настоящей сенсацией, по-другому и быть не может.
Через несколько часов Кларенс сидел среди печатающихся экземпляров и читал статью, которая должна была стать новым этапом в его карьере. Несомненно, история станет пиком его карьеры в качестве журналиста.
– «Наклонности» – повторил Кларенс. – вполне подходящее слово.
Еще несколько минут он наслаждался чувством заслуженного самоудовлетворения, а затем забрал вознаграждение и сунул его в карман. Количество монет все еще было довольно ничтожным, но все-таки больше чем он зарабатывал в последнее время.
«Деверидж вряд ли на меня разозлится, – размышлял он, выходя на темную пустынную улицу. – «Пишите обо мне что хотите», – сказал он. Я именно так и сделал. И даже ни разу не упомянул герцогиню по имени. Нет, черт возьми, ни разу».
Глава 25
– Ну, Ларла, мне кажется, мы с тобой побили рекорд. – Тревелин откинулся на подушку, обессилевший и задыхающийся от напряжения. Каждый раз он думал, что сил в нем больше не осталось, но при малейшей провокации – затаенная страсть во взгляде, волнующий голос, мягкая и белая кожа – его плоть восставала, и он уже был готов к новым свершениям. Эта женщина могла стать его погибелью, но он умрет с улыбкой на устах. Он закинул руки за голову, переплетя пальцы. – Нам не удалось отдохнуть ни минуты.
Ларла приподнялась на локте и посмотрела на Трева сверху вниз. Ее длинные темные волосы волнами ниспадали на плечи. Теперь уже он никогда не думал о ней как о ее светлости или даже как об Артемизии. Нет, она всегда останется его Ларлой, пусть даже он пока не имел ни малейшего представления, что значит ее тайное имя. Ее розовый сосок находился в опасной близости, он набух и напрягся под его взглядом, но в данный момент ему было достаточно просто смотреть.
– Никакого отдыха? Это жалоба? – спросила она.
– Ни в коем случае.
Наконец он решил, что смотреть не так приятно, как пробовать на вкус, и снова взял в рот восхитительную ягодку. Он покусывал и ласкал ее языком до тех пор, пока снова не услышал от Артемизии тихий стон удовольствия и желания. Только после этого он отпустил ее сосок, а затем притянул, к себе и крепко прижал.
«Мы близки, как Адам и женщина, созданная из его ребра», – подумал он сонно. Ее голова уютно покоилась на его груди, и он взглянул сверху на ее растрепавшиеся волосы. Ему казалось, что даже Ева не могла быть прекраснее. Хотя он готов был держать пари, что Ларла наверняка более упряма.
– О чем ты думаешь? – До него донесся ее голос, тихий и удивительно робкий после окончания любовной игры.
Он провел рукой по ее позвоночнику и начал поглаживать ямку над ее круглой попкой.
– Честно говоря, учитывая то, чем мы недавно занимались, и то, что происходит сейчас, мои мысли на удивление ясны.
– Что ты имеешь в виду?
– Это в самом деле глупо.
– Глупо или нет, можешь мне рассказать.
– Когда я лежу рядом с тобой обнаженный, то начинаю задумываться о чувствах между Адамом и Евой. Только подумай, сначала был Адам, и он не знал никого, кроме животных, один в целом мире, а потом внезапно рядом с ним появилась женщина, которая сразу стала ему близким человеком без всяких церемонных представлений.
– Полагаю, Господь Бог все-таки представил их друг другу, – возразила Артемизия с практичностью, которой он так восхищался.
– Нет, я склонен думать, что Адам увидел Еву и сразу понял, кто она такая. «Кровь от моей крови, плоть от моей плоти» и все такое. Что-то в нем воззвало к ней, и она ответила. – Трев нежно поцеловал Артемизию в макушку. – А потом внезапно в этом пустом мире он уже не был одинок. Просто я подумал, что чувствую… нечто похожее.
Она несколько секунд не шевелилась, а затем обняла его и крепко прижала к себе.
– Полагаю, все именно так.
Тревелин сделал глубокий вдох и понял: несмотря ни на что, он счастлив, пусть даже это чувство не объяснимо логикой. Отец, которому он так и не смог угодить, теперь лишит его наследства. Он планировал ограбление, в котором единственным его помощником должна была стать герцогиня. А затем спасательная операция, которая даже при наличии огромной доли удачи имела слишком мало шансов на успех. Однако на его губах по-прежнему появлялась идиотская улыбка, и он никак не мог ее сдержать, Тревелин чувствовал себя счастливее, чем когда-либо за всю свою жизнь.
– А знаешь, – сказала она, играя с волосами на его груди, – даже принимая в расчет, как ты сам выразился, то, чем мы недавно занимались, и то, что происходит сейчас, я не считаю эти твои мысли странными. Я хочу сказать, рядом друг с другом мы выходим за пределы своих сущностей, даря и получая удовольствие. И это немало. Когда мы соединяемся в одно, наша близость кажется невероятной. Я думаю, то, что происходит между нами, содержит божественную искру.
Его улыбка стала шире и более насмешливой.
– Может быть, именно поэтому ты все время повторяла «О Боже!»?
Артемизия схватила подушку и легонько стукнула его, а он лишь поднял руки, словно защищаясь. Давно Тревелин так сильно не смеялся. Но потом он нашел свою подушку и использовал ее по назначению, опустив на ее прелестную попку. В конце концов, одна из подушек или же сразу обе распоролись и вихрь белых перьев закружился вокруг них, оставаясь на их обнаженных телах, щекоча кожу и застревая в волосах.
Тревелин отбросил пустую наволочку и схватил Ларлу за талию. Сплетясь вместе, они упали на кровать, весело смеясь.
Ему нравился ее смех. Он совсем не походил на глупое девичье хихиканье. Это был смех женщины, живущей в гармонии с окружающим миром. Тревелин понимал с чувством глубокого удовлетворения, что именно он вызвал ее смех. Когда они с Артемизией впервые встретились, он мог бы довольствоваться лишь ее улыбкой. А теперь она смеялась как сумасшедшая, и ему нравился ее смех.
Они катались по кровати, и благодаря удаче и физическому превосходству Тревелину удалось занять позицию сверху. Его бедра оказались между ее раскинутых ног. Он слегка приподнялся на локтях и посмотрел на Артемизию сверху вниз.
Она раскраснелась от удовольствия, а в глубине ее зеленых глаз сверкали искры. Она облизнула маленьким острым язычком верхнюю губу, а затем сдула маленькое перышко.
Тревелин перестал смеяться. А ведь он мог бы смотреть на эту женщину всю оставшуюся жизнь. Эта мысль поразила его.
– Что случилось? – спросила она, почувствовав перемену в его настроении.
Он потянулся к ее губам и медленно начал целовать. Пока его язык нежно исследовал ее рот, в голове беспрерывно вертелись разные мысли.
«Это добром не кончится, – твердил он самому себе упрямо. – Твое присутствие в ближайшем времени потребуется в Индии. Целая цепь агентов бездействует, ожидая указаний из Лондона.