Даже не выпив кофе, Энн отправилась на работу. В «Пиве и сосисках» было тихо и спокойно. Бертольд скучал за стойкой, в столь ранний час посетителей практически не было, только в углу флегматично поглощал сосиску мрачный субъект, читавший «Франкфурт цайтунг». Увидев газету, Энн едва не разрыдалась. Бертольд подозрительно уставился на шмыгающую носом сотрудницу.
— Энн, дорогуша, ты что-то от меня скрываешь, — погрозил он пальцем.
— Что? — очнулась от мрачных дум девушка.
— Поведай мне, отчего грусть в глазах и тоска в сердце? Неужели сказание о доблестном благородном разбойнике могло так испортить настроение?
— О каком разбойнике?
— Так, стоп. Ты какой мюзикл смотрела? «Робин Гуд»?
— А? Да, его.
— Вот ответь мне теперь, отчего такая тоска?
— Дело не в мюзикле. То есть… не совсем в нем.
— Все, ты меня окончательно заинтриговала. — Бертольд перекинул полотенце, которым протирал стаканы, через плечо и взял Энн за руку. — Рассказывай, что случилось? Ты влюбилась в исполнителя главной роли?
Энн ошеломленно моргнула.
— Не молчи, скажи хоть что-нибудь!
— Я…
— Дальше!
— Понимаешь…
— Я все понимаю.
— Ну, в общем…
Бертольд закатил глаза.
— Я получила заказ на цикл статей об их новом мюзикле «Овод». Но я сказала, что я корреспондент газеты «Франкфурт цайтунг».
— В целом… ситуация понятна, — крякнул Бертольд.
— Мне нужно рекомендательное письмо от редактора «Франкфурт цайтунг». И я не знаю, что мне теперь делать. Ведь в газете меня никто не знает. А это такой шанс! Я бы сразу пробилась в первый эшелон!
— Значит, ты хочешь меня покинуть, — в притворном горе воздел руки Бертольд.
— Это единственная моя возможность! Больше такой не будет!
— Неужели столь страстное желание попасть в театр связано лишь с карьерными устремлениями? — Поднял палец Бертольд.
— Честно сказать… Не только.
— Значит, влюбленность в звезду все же имеет место быть!
— Я бы не стала называть это влюбленностью, — покривила душой Энн.
— Как бы там ни было, тебе нужно письмо.
— Нужно. Но шансов нет. Нужно успокоиться и продолжать работать.
— Энн, дорогуша, мечты должны исполняться!
— Я ничего не могу поделать! — в отчаянье слишком громко выкрикнула Энн.
— Тише, милая фройляйн, — положил ей руку на плечо хозяин «Пива и сосисок». — Стой здесь, никуда не уходи.
— Куда я могу уйти? — проговорила вслед удаляющемуся Бертольду Энн.
Девушка села за стойку и проследила глазами за работодателем. Бертольд подошел к единственному посетителю и о чем-то с ним пошептался. Мрачный субъект несколько раз кивнул, достал из внутреннего кармана ручку, из портфеля лист бумаги и что-то написал. Энн моргнула.
Бертольд вернулся к стойке. И протянул девушке листок, полученный от посетителя.
— Что это? — Энн прочитала текст, начертанный резкими, почти готическими буквами.
«Подтверждаю, что Энн Лейси является лучшей официанткой. Редактор Франкфурт цайтунг». Дальше стояло имя, фамилия и подпись.
— Что это? — снова спросила Энн.
— Это то, что поможет тебе воплотить мечту, — пояснил Бертольд.
— И каким образом?
— Какая ты непонятливая! Немного ловкости, и слово «официантка» превратится в «корреспондент»!
— Но это же подделка!
— Победителей не судят, как тебе известно. Привези статьи — и наш вариант письма станет правдой.
— Но как вам удалось?
— Главный редактор «Цайтунга» — наш постоянный посетитель. И я просто его попросил. Ему ничего не стоит черкнуть пару слов.
7
Энн думала, что ей придется снимать квартиру в Берлине, и заранее опасалась предстоящих трудностей, не намереваясь, впрочем, перед ними пасовать. Однако все оказалось значительно проще: часть труппы и сценических рабочих жила не в столице, поэтому компания, занимающаяся постановкой, снимала для них комнаты в приличном общежитии. Там же предложили поселиться и Энн — по вполне приемлемой цене и в отличных условиях.
Комнату ей пришлось делить с Йоханной Зейлер, помощницей гримера. Йоханна оказалась рыженькой пухлой девушкой без комплексов, которая могла часами рассуждать о парнях и способах их завоевания. Через день у Энн уже голова кружилась от советов, как заполучить в свои объятия лучшего мужчину столицы, кем бы он ни был. Йоханна покупала глянцевые журналы с кричащими заголовками статей «Как свести его с ума в постели» и «Сто способов загладить свою вину после ссоры». Кажется, читая их, она была абсолютно счастлива. Энн она нравилась бы больше, если бы поменьше говорила.
Энн определили в помощницы к костюмеру, пожилой апатичной женщине по имени Лизбет, которая отлично знала свое дело. С Лизбет Энн сдружилась мгновенно, несмотря на разницу в возрасте. Костюмами к мюзиклу занимался целый цех, сейчас их дошивали по эскизам художников, а в обязанности Энн, как и других помощников костюмера, входила подгонка и глажка нарядов.
В первый день, с трепетом сдав драгоценную бумагу из «Франкфурт цайтунг» в соответствующий отдел, заселившись в общежитие и будучи представленной Лизбет, Энн отправилась знакомиться с труппой.
Оказывается, над мюзиклом работало около сотни человек — немалое количество! Чуть меньше пятидесяти поющих исполнителей, включая звезд, декораторы, гримеры, костюмеры, хореографы, сценические рабочие… В большинстве своем это были люди, фанатично преданные своему делу. Даже таскание тяжестей из одного конца театра в другой они воспринимали как любимую работу.
Расписание репетиций было четким и жестким: начало в десять утра, окончание в восемь вечера, однако в большинстве случаев актеры задерживались допоздна. До премьеры мюзикла оставалось чуть меньше двух недель, и Конрад с Амалией гоняли актеров до седьмого пота.
Так как костюмы были практически готовы — Лизбет не трепела осечек и с немецкой старательностью пыталась успеть все заранее, — работы у Энн оказалось не так и много. Пользуясь своим особым положением (начальник пиар-отдела, герр Кречмер, которого все называли просто Виктором, предупредил Лизбет о том, что Энн журналистка), девушка на второй день своего пребывания в штате мюзикла отпросилась у начальства и пробралась в зал посмотреть репетицию. Она знала, что Альберт там, — как исполнитель одной из ведущих партий, он появлялся на репетициях каждый день. Правда, частенько опаздывал, как сообщила Энн охочая до сплетен Йоханна.
