зачарованно воззрилась на абсолютно нереальное зрелище: граф Мередит, перегнувшись через перила балкона, свистит в два пальца!
Неизвестно, виноват ли в том был патриотичный гимн в исполнении Эварда, но болид Шумахера внезапно загорелся и сошел с дистанции. Толпа взвыла, граф подхватил Энди на руки и закружил по балкону.
– Предатель! Мой Шуми выбыл, а ты радуешься! – Энди, казалось, не на шутку разозлилась, но потом рассмеялась. – Ну и пусть! Увидеть тебя свистящим в два пальца – это стоит чего угодно. За кого ты болеешь?
– За Кулхарда. – Граф попытался принять вид, полный достоинства, но это оказалось непосильной задачей. Коситься на экран и хранить спокойствие – вещи несовместимые.
– Вперед, Британия! – Энди мгновенно переключилась на поддержку соотечественника и протрубила Эварду в ухо несколько фальшивых нот.
Так они провели еще несколько часов. Победил Кулхард, что весьма порадовало графское сердце.
– Надо признаться, что я никогда в жизни так занимательно не проводил время. Гениальное изобретение – эта «Формула».
Они сидели в маленьком ресторанчике и ужинали: день, проведенный в активном болении, способствовал хорошему аппетиту.
– Я знала, что тебе понравится. – Энди счастливо улыбалась, глядя на веселого и необычно возбужденного Эварда.
Казалось, что этот день будет длиться вечно: солнце, ветер с моря, вино, смех и песни. Островок счастья. Маленький островок, который скоро скроется за горизонтом, растворится.
«Остановись, мгновенье! Ты прекрасно…» – мысленно процитировала Энди Фауста.
– И часто бывают такие гонки? – Вопрос Эварда прозвучал так, будто он собирался остаться в двадцать первом веке навсегда.
– С весны до осени, в разных городах, не только в Монако. В Англии тоже – в Сильверстоуне.
– Замечательно!
Странно. Какое отношение могут иметь автогонки к графу Мередит? С мысли Энди сбила очередная группа болельщиков, появившаяся в ресторане с шампанским. Все присутствующие принялись с азартом поливать друг друга игристым вином.
В Цюрих вернулись уже за полночь.
Еще пару часов пришлось потратить на ванну – они были все с ног до головы залиты шампанским, – так что спать улеглись очень поздно. Уставшая Энди уснула, едва опустив голову на подушку. От Эварда же сон убегал: в ушах звенело, казалось, что все вокруг продолжает содрогаться, как во время гонки.
К тому же какая-то важная мысль маячила на самом краешке сознания, но не выходила на свет. Как соринка в глазу…
Эвард поворочался, посмотрел в потолок… Припомнить не удавалось. Вздохнув, он встал с постели и вышел на террасу.
Половинка луны повисла над Гларусом, серебристая дорожка дрожала на темной глади озера. Тишина казалась оглушающей.
Граф присел на перила, его взгляд бездумно скользил по островерхим крышам старого города.
Что же это было? Что?
Азартная гонка, эмоции бьют через край…
Победа, шампанское, ресторан…
Ресторан… Его вопрос про гонки… Энди после этого неосторожного вопроса: взгляд внутрь себя… Неужели она поняла, догадалась? Или нет?
Если поняла, почему ничего не сказала?
Вопросы, вопросы без ответов…
12
Прошло уже почти три недели, как они вернулись в Лондон.
Эвард долго стоял на мосту, глядя на серую воду Темзы. Где-то далеко как индийские слоны трубили буксиры. Под ним двигался еле-еле поток машин, похожих сверху на жучков.
Мысли текли неторопливо, как вода в реке. Энди за прошедшую неделю он практически не видел, водоворот бизнеса поглотил ее всю, без остатка.
Пожалуй, он сможет прижиться здесь. Он три часа бродил по городу, проходил мимо японских забегаловок, китайских ресторанчиков, киосков, музеев, офисов… Он смотрел на город, слушал мир будущего, ставший миром настоящего, и примерял его на себя, как примеряют новую обувь. Ничего, что сначала можно натереть мозоли; обувь разнашивается и становится гораздо удобней… После двух недель пребывания здесь его прежняя жизнь казалась сном.
Эвард зажмурился и попытался вспомнить, каким был Лондон девятнадцатого века. На улицах горели газовые фонари, катили кареты, леди и джентльмены чинно прогуливались в Гайд-парке. Была неизменная «Таймс», война с Эфиопией, его чайные клиперы. Здесь же «Таймс» пишет о возможности войны в Ираке, клиперы пропали, но моря бороздят теплоходы, улицы запружены машинами… Люди поднялись в небо и выше неба, в космос. В Морвеллан-Холле Эвард завороженно смотрел передачи по каналу Discovery, все подряд. Новый мир не был чужим и незнакомым, он был не изученным до конца, и жизни не хватит, чтобы его изучить. Нашел ли он то, что искал?
Эвард знал, что будет тосковать по дому. В его времени, невзирая на скуку, была неизъяснимая прелесть. Но каждому времени свое… А здесь была Энди. И будет он с ней или нет, сознание того, что она есть в этом мире, всегда согреет его.
На его плечо легла тяжелая рука.
– Сэр, с вами все в порядке?
Граф открыл глаза и обернулся. Рядом с ним стоял мужчина лет пятидесяти, плотный, представительный, в безупречном деловом костюме, с кейсом в руке. Незнакомец тревожно смотрел на Эварда.
– Да, благодарю вас, – откликнулся тот. И поинтересовался: – Что заставило вас спросить меня об этом?
Мужчина, с облегчением улыбнувшись, поставил кейс на тротуар и облокотился о парапет.
– Вы перегнулись через перила, и у вас было такое лицо… Словом, на мгновение мне показалось, что вы сейчас броситесь вниз. Извините, я ошибся.
– Я всего лишь размышлял.
– Надеюсь, я не слишком помешал вашим размышлениям?
– О нет.
Что-то такое было в этом незнакомце. Что-то неуловимо… викторианское.
– Когда мне было семнадцать лет, – сказал мужчина, – я, верите ли, едва не сиганул с этого моста.
– Не верю, – усмехнулся Эвард, окидывая его взглядом.
– Зря. Видимость обманчива, а возраст меняет людей.
– И какова же была причина, по которой вы решили расстаться с жизнью? Простите за бестактный вопрос…
– Любовь, – патетически провозгласил незнакомец, – огромная, как мир, жгучая, как солнце! Безответная, разумеется.
– Но вы не прыгнули.
– Как видите. Здравый смысл возобладал. Позже я пришел к выводу, что только выиграл от этого. Было бы глупо и обидно потерять все возможности, которые есть у меня в этом мире.
– Вы правы, – пробормотал Эвард, – терять возможности было бы глупо.
Они помолчали. Наконец незнакомец осторожно сказал:
– Вы не подумайте, что я навязываюсь… Но я как раз шел обедать. Терпеть не могу есть в одиночестве. Может быть, вы согласитесь составить мне компанию?
